часа. – Кристиану Толлонену было тридцать с небольшим, это был светловолосый, сероглазый холостяк, работавший заместителем атташе по культурным связям в финском посольстве. Они были друзьями с тех пор, как он несколько лет назад приехал в Иран. – Налей-ка и мне, клянусь Создателем, мне это нужно. Тут еще одна демонстрация назревает, и я сюда насилу протолкался. – Не снимая дубленки, он подошел к окну.
Обе части толпы теперь соединились, люди скопились перед оградой посольства. Все ворота были закрыты. Эрикки с тревогой отметил, что среди молодежи не было ни одного муллы. Снизу до него доносились крики.
– Смерть Америке, смерть Картеру! – перевел Кристиан; он свободно говорил на фарси, потому что его отец тоже служил здесь дипломатом, и Кристиан в юные годы провел пять лет в тегеранской школе. – Обычная ерунда, долой Картера и американский империализм.
– Никаких «Аллах-у акбар», – заметил Эрикки. На мгновение его мысли перенеслись к дорожной заставе, и в желудке осел ледяной ком. – Ни одного муллы.
– Действительно. Я там внизу вообще ни одного не встретил. – События на улице набирали темп, различные группы молодежи крутились у чугунных ворот. – Большинство из них – студенты университета. Они приняли меня за русского, сказали, что около университета произошло настоящее сражение, левые против «зеленых повязок»; человек, наверное, двадцать-тридцать убиты или ранены, и стрельба все еще продолжается. – На их глазах пятьдесят-шестьдесят человек студентов начали раскачивать чугунные ворота. – Они напрашиваются на драку.
– И полиции нет, чтобы их остановить. – Эрикки протянул ему бокал.
– Ох, что бы мы делали без водки?
Эрикки рассмеялся:
– Пили бренди. Ты все принес?
– Нет, но начало положено. – Кристиан опустился в одно из кресел у низкого столика напротив Эрикки и открыл свой дипломат. Вот копия твоего брачного свидетельства и свидетельства о рождении – слава Богу, что мы делаем копии. Новые паспорта для вас обоих; мне удалось уговорить человека из конторы Базаргана шлепнуть тебе печать с временным видом на жительство, годится на три месяца.
– Ты просто волшебник!
– Они пообещали выдать тебе новое иранское летное удостоверение, но не сказали когда. Посмотрев на твое удостоверение сотрудника S-G и фотокопию твоего британского летного удостоверения, они сказали, что с юридической стороны у тебя все более-менее в порядке. Теперь паспорт Азадэ – временный. – Он открыл книжечку и показал ему фотографию. – Фотография не отвечает требованиям: я сделал «Поляроидом» снимок с той, которую ты мне дал, но паспорт сгодится, пока мы не раздобудем нормальный. Пусть она его подпишет сразу же, как только ты ее увидишь. Она выезжала из страны с тех пор, как вы поженились?
– Нет, а почему ты спрашиваешь?
– Если она выедет из страны с финским паспортом… ну, я не знаю, как это повлияет на ее иранский статус. Власти всегда были чувствительны к подобным вещам, особенно в отношении своих собственных граждан. Хомейни, похоже, еще больший ксенофоб, поэтому его режим закрутит гайки еще туже. Им может показаться, что она отказалась от своего иранского гражданства. Не думаю, что ее пустят обратно.
Приглушенный взрыв криков из толпы молодежи на улице на секунду отвлек их обоих. Сотни студентов размахивали сжатыми кулаками, и где-то кто-то с громкоговорителем подстегивал их.
– Сейчас у меня такой настрой, что лишь бы вытащить ее отсюда, а там хоть трава не расти, – сказал Эрикки.
Его друг бросил на него внимательный взгляд. Помолчав, сказал:
– Наверное, ей следует знать о риске, на который она идет, Эрикки. Мне никак не удастся раздобыть ей документы взамен отнятых или выправить какой-нибудь иранский паспорт, но она будет очень сильно рисковать, если выедет из страны без них. Почему бы тебе не попросить ее отца добыть для нее эти документы? Ему бы это труда не составило. Он ведь владеет половиной Тебриза, а?
Эрикки кивнул с убитым видом:
– Да, только мы опять поссорились перед самым отъездом. Он по-прежнему не одобряет наш брак.
После паузы Кристиан произнес:
– Может быть, это потому, что у вас до сих пор нет ребенка, ты же знаешь, как иранцы к этому относятся.
– У нас еще полно времени, чтобы завести детей, – ответил Эрикки, чувствуя холод в сердце. Придет время, и у нас будут дети, сказал он себе. Спешить некуда, и старина Натт утверждает, что с ней все в порядке. Черт! Если я скажу ей то, что Кристиан рассказал мне про ее иранские документы, она ни за что не поедет. Если я ей ничего не скажу, а ее потом не пустят обратно, она никогда мне этого не простит, да и в любом случае она никуда не уедет без разрешения отца. – Чтобы раздобыть для нее новые документы, нам придется вернуться назад, а я… ну, я не хочу возвращаться назад.
– Почему, Эрикки? Обычно ты ждешь не дождешься, чтобы улететь в Тебриз.
– Ракоци. – Эрикки рассказал другу обо всем, что произошло; умолчал только об убитом им у заставы моджахеде и о тех, кого убил Ракоци, выручая их: есть вещи, которые должны оставаться нерассказанными, угрюмо подумал он.
Кристиан Толлонен пригубил свой бокал.
– В чем заключается настоящая проблема?
– Ракоци. – Эрикки выдержал его испытующий взгляд.
Кристиан пожал плечами, разлил водку по двум бокалам, опорожнив бутылку.
–
Крики снаружи снова привлекли их внимание. Толпа вела себя очень дисциплинированно, хотя и становилась шумнее. Во дворе американского посольства теперь зажглись дополнительные фонари, и они могли отчетливо разглядеть лица в окнах посольства.
– Хорошо, что у них свои собственные генераторы.
– Да. И еще собственная система отопления, запасы топлива, автономная телефонная служба – вообще все. – Кристиан сходил к буфету и принес новую бутылку. – Это да еще их особый статус в Иране – визы им никакие не нужны, иранские законы на них не распространяются, – и вызвали такую к ним ненависть.
– Господи, ну и холодрыга у тебя здесь, Кристиан. У тебя что, и дров нет?
– Ни единого полешка. Чертова система отопления не работает с тех самых пор, как я сюда въехал, а это уже три месяца – почти вся здешняя зима.
– Может, оно и к лучшему. – Эрикки показал на пару женских туфель. – Жара тебе вроде хватает, а?
Кристиан ухмыльнулся.
– Иногда. Признаюсь, Тегеран – один из… раньше был одним из самых замечательных мест на земле для любого рода удовольствий. Но теперь… теперь, старина… – На его лицо легла тень. – Теперь, я думаю, Иран не окажется тем раем, который, как верят эти бедолаги, они завоевали для себя; скорее адом на земле для большинства из них. Особенно для женщин. – Он сделал глоток водки. Рядом со стеной посольского комплекса возникло какое-то оживление: юноша с американской винтовкой за плечом взобрался на плечи своих товарищей и безуспешно пытался дотянуться до верхнего края стены. – Я спрашиваю себя, что бы я сделал, если бы это была моя стена, и эти ублюдки стали толпой карабкаться через нее в мой дом.
– Ты бы снес им башки… что было бы совершенно законно. Или нет?
Кристиан внезапно рассмеялся.
– Только если тебе повезет. – Он посмотрел на Эрикки. – А что насчет тебя? Какие у тебя планы?
– Планов пока нет. Сначала нужно поговорить с Мак-Айвером; сегодня утром не получилось. Они с Гавалланом были очень заняты, пытаясь разыскать иранских партнеров, потом ходили в британское посольство, там встречались с кем-то по имени… точно не помню, вроде они говорили Талбот…
Кристиан скрыл внезапно возникший интерес.
– Джордж Талбот?
– Да-да, именно. Ты его знаешь?
