мысли о том, что мне и дальше придется лежать в больнице, гнать от себя подозрения, что рак по- прежнему притаился где-то у меня в теле, потому что такие негативные мысли имеют магическую силу становиться реальностью.
Со стороны родных и друзей я тоже чувствую некоторое давление мыслить позитивно. Понятно, что никто, независимо от того, больной он или здоровый (то есть потенциально больной), не хочет думать о худшем варианте развития событий, но все-таки родные и друзья должны помнить, что страхи перед раком не основаны на фантазиях, что это не просто негативное мышление. Надеюсь, они научатся относиться терпимее к этим страхам, потому что часто они выполняют полезную функцию; их надо выслушивать, с ними надо работать, но не отрицать их.
Теперь я чувствую, что упрощенное понимание «позитивного мышления» заставило меня не только гнать от себя страхи, но и ослабило мою мотивацию продолжать после химиотерапии лечиться другими способами. Необходима невероятно высокая мотивация, когда сначала надо сделать тяжелый выбор между вариантами «чего-нибудь другого» (в области альтернативных и дополнительных методик лечения рака вообще все непонятно), а потом каждый день делать кучу работы, не говоря уже о времени и расходах на поездки в разные клиники и к разным докторам. То, что на бумаге кажется интересной лечебной методикой, на практике оборачивается невероятно трудной задачей вписать все это в повседневную жизнь, при том, что ты болен. Если же всего лишь стремиться к «позитивному мышлению», необходимой мотивации не достичь.
Когда же я переключаю внимание на сегодняшний момент, осторожно надевая на нос очки для ближнего обзора, то что я вижу? Снова лень, которая заставляет полагаться на «крупнокалиберное оружие» доктора Шейефа и пренебрегать всем остальным. Но когда на мне очки, я замечаю эти побуждения, вижу их очень отчетливо, и тогда у меня появляется стимул продолжать свои разыскания в области дополнительных, долгосрочных методик лечения. Когда я выбираю методики, которые кажутся мне правильными, я знаю, что буду с полной решимостью следовать им. Я знаю, что моя лень, желание жить нормальной жизнью, «как у всех», будет подпитывать неуверенность и сомнения, которые неизбежно возникнут, как только мне дадут новые инструкции, расскажут новую историю или выдадут новые результаты анализов. Но я чувствую, что смогу сделать так, чтобы лень и желание верить в лучшее не размывали истинную картину происходящего. Я пишу об этом в надежде, что это поможет другим выработать в себе сильную мотивацию, так необходимую в жизни с онкологическим заболеванием со всеми ее взлетами и падениями.
Повторю еще одно. Я напоминаю себе: все, что я делаю, может принести очень маленький результат или вовсе никакого результата. Я напоминаю себе, что надо спокойно дышать, надо расслабиться. Мотивация, которая подогревается угрызениями совести по поводу прошлого, только подрывает мои силы. Когда я замечаю, что цепляюсь за что-то, то тут же напоминаю себе: надо отпустить хватку. Надо быть добрее к себе. Уметь жить без необходимости знать что-то наверняка. Все та же вечная загадка: жить с усилием без усилия, с выбором без выбора, со стимулом без стимула. Двигаться к цели без необходимости ее достичь.
Когда Трейе начали делать второй цикл химиотерапии (который прошел совершенно гладко), перед ней снова встала проблема визуализации — ведь предполагалось, что она будет визуализировать, как химиотерапия атакует рак. Сложность была связана с выбором между так называемыми активной и пассивной визуализациями. В итоге она почувствовала, что важна и та, и другая, — снова оказалось, что надо не противопоставлять «бытование» и «делание», а искать разумный баланс между одним и другим. Впрочем, в то время онкологические больные в основном использовали высокоактивную визуализацию, и Трейя чувствовала, что ее нужно сделать более открытой, менее прямолинейной. В этом направлении она часто работала с Эдит, которая сама была трансперсональным психологом с уклоном в сторону роджерианства[120]. Трейя записывала ее замечания, и эти записи потом широко распространились в различных американских центрах по лечению рака.
— Кен! Кен! Ты здесь?
— О, привет, Норберт. Что случилось?
— Посмотри сюда.
— Ничего себе! Господи, откуда она взялась? Глазам своим не верю!
Как-то раз я сидела в своей палате, у меня была Эдит, как вдруг зашел Кен. Я рассказывала Эдит, как потеряла звезду и как работала над тем, чтобы внутренне отказаться от нее, подарить всем людям. Я сказала, что придаю очень много смысла этой потере, ведь звезда была моим талисманом. Кен стал подшучивать над этой странной, суеверной стороной моего характера. Подсмеиваясь, он говорил, что положительным предзнаменованиям я не придаю и малой толики того смысла, что придаю отрицательным. Я немедленно сказала: «Нет, это неправда, для меня и хорошие знаки тоже очень важны». — «Ах так, — сказал он, — значит, ты веришь в добрые предзнаменования? Тогда что скажешь на это?» — и вытащил из кармана золотую звезду на цепочке. Я была потрясена. Откуда она взялась, ведь прошло так много времени? Кен долго не хотел рассказывать, как она нашлась. «Раз уж ты придавала такой дурной смысл тому, что ее потеряла, я просто хотел убедиться, что, когда она появилась снова, ты так же решительно истолкуешь это как хороший знак».
Женщина, работавшая в прачечной при гостинице, нашла ее в заднем кармане моих брюк — кармане, про который я даже не помнила, что он существует. Видимо, в бассейне я побоялась просто оставить в шкафчике с одеждой и положила в этот карман, а потом благополучно забыла. Мне было приятно, что звезда вернулась, что она уютно висит у меня на шее и, надеюсь, приносит мне счастье. Но есть одна странность: как бы я ни любила эту звезду, когда она пропала, я острее чувствовала ее силу. Я продолжаю представлять себе, как дарю ее, вижу ее на других людях, представляю себе, как она живет в их сердцах. Это хорошая практика, но не такая сильная, как «отдавать» вещь, по которой я продолжаю скучать, но которой у меня нет. С другой стороны, когда воспоминания о звезде потускнели, практика утратила бы свою яркость, а так звезда висит у меня на шее как постоянное напоминание, и практика продолжается.
Буквально на следующий вечер, во время прогулки в лесу вместе с Эдит, это упражнение повлекло за собой важные последствия. Я представляла себе, как отдаю свою звезду, и вдруг заметила: если я добра к самой себе, у меня появляется чувство, что я недобра к окружающим. Старая проблема «последнего глотка вина» — если я добра к себе, то выпиваю последний глоток сама, а значит, никому другому он уже не достанется.
Я ощущала в этом внутренний конфликт, вопрос «Кто я?» неожиданно всплыл снова. И я начала понимать: на самом деле нет разницы между добротой к себе и добротой к другим, тут нет конфликта, который мне виделся. Если я достаточно хорошо прорабатываю вопрос «Кто я?», то границы, различия между мной и другими начинают растворяться, так что это уже перестает быть вопросом «либо-либо»: либо быть доброй к себе, либо — к кому-нибудь другому. И чем больше растворяется эта граница, тем отчетливей действия, которые я истолковывала как проявление любви к другим, становятся действиями, которые я хочу совершить по отношению к себе самой. Я радуюсь, оставляя кому-то другому последний глоток вина. Или, если уж на то пошло, все вино!
Это очень важная для меня тема. Я уже прорабатывала ее в ситуации со звездой и еще раньше, занимаясь тонглен. Теперь я сделала новый шаг по этому пути, с помощью вопроса «Кто я?» снимая это чувство отделенности, обособленности. Каждый раз, хватая последний кусочек сыра, я спрашиваю: «Стоп. Кто его схватил? Кто чувствует себя обделенным?» И тогда я получаю такое же наслаждение, отдавая его. Как говорит Кен, всегда есть только одно «Я», которое наслаждается всем этим. Мне кажется, именно жесткая и поспешно проведенная граница между мной и другими преграждала мне путь раньше и мешала быть по-настоящему доброй к самой себе. Запертая этими границами, я чувствовала себя обделенной, если была добра к другим, и считала себя скупой и алчной, если была добра к себе. Теперь же стало намного легче избавляться от этого и с радостью отдавать что-то другим — и для своей, и для чужой пользы. Я, разумеется, и раньше это знала, но теперь это знание реализуется в очень конкретных и практичных
