Вукович поглядел на него с интересом.

— Подождите здесь, мистер Холмен. Я спрошу, есть ли у босса время.

По залу пролетело, что пора рассаживаться. Люди из сада отчаянно проталкивались в тесное помещение, но Холмен не трогался с места. Вукович направился к Рэндому и его собеседникам. Холмен попытался угадать, в каких званиях эта троица, но так и не понял, да это его не очень-то и заботило. Когда Вукович подошел к ним, Рэндом и еще двое мужчин оглянулись на Холмена, но тут же вернулись к прерванному разговору. Через минуту Вукович возвратился вместе с Рэндомом. Вид у Рэндома был не слишком довольный, но руку он все-таки протянул.

— Давайте отойдем в сторонку, мистер Холмен. Так будет проще разговаривать.

Холмен последовал за ними к окраине сада. Рэндом шел с одной стороны, Вукович с другой. У Холмена возникло ощущение, будто он под конвоем.

Когда они оказались наедине, Рэндом скрестил руки на груди.

— Итак, я понимаю, у вас есть вопросы?

Холмен рассказал о своем разговоре с Элизабет и об огромном количестве материалов но делу Марченко и Парсонса, которые он нашел на столе Ричи. Он все еще не верил обвинению против Хуареса. Если Ричи был замешан в расследовании ограблений, многое выглядело куда правдоподобнее. Холмен продолжал развивать свою теорию, но Рэндом отрицательно покачал головой, не дав ему закончить.

— Они не занимались этим расследованием. Марченко и Парсонс мертвы. Дело закрыли три месяца назад.

— Ричи сказал жене, что у него есть дополнительное поручение. Она думает, Майк Фаулер тоже впутан в эту историю.

Рэндом нетерпеливо переступал с ноги на ногу. Зал заполнялся.

— Если ваш сын изучал преступления Марченко и Парсонса, он мог заниматься этим как хобби или в порядке обучения, только и всего. Он был патрульным офицером. Им не поручают следственную работу.

Вукович кивнул.

— Какая разница? — спросил он. — Дело все равно закрыто.

— Ричи весь вечер провел дома, пока кто-то в час ночи не позвонил и не предложил ему встретиться. Если бы меня друзья позвали ночью выпить по бутылочке пива, я бы, наверное, послал их, но если бы речь шла о важной работе, я бы поехал. Что, если они собрались под мостом из-за Марченко и Парсонса?

Рэндом покачал головой.

— Сейчас не время, мистер Холмен, — сказал детектив.

— Я звонил, но вы не отвечали. Поэтому сейчас, мне кажется, самое подходящее время.

Рэндом не сводил с него пристального взгляда.

Холмен подумал, что детектив оценивает его сильные и слабые стороны, как во время допроса. Наконец Рэндом кивнул с таким видом, будто решился на неприятный ему самому поступок.

— Знаете, что по-настоящему скверно? Они собрались именно выпить. Я вам сейчас кое-что скажу, но если вы будете повторять мои слова, я от них откажусь. Вук?

Вукович кивнул, давая понять, что солидарен с шефом. Рэндом поморщился, как от сильной горечи, и понизил голос.

— Майк Фаулер был алкоголиком, — сухо произнес он. — Уже несколько лет он позорил ряды полиции.

Вукович стал озираться, убеждаясь, что их разговор никто не подслушивает, и вид у него сделался беспокойный.

— Не принимайте близко к сердцу, босс.

— Мистер Холмен должен понять. Фаулер сообщил по рации, что собирается сделать передышку, но никто и не подумал, что он будет пить, тем более в компании младших офицеров, да еще в таком отдаленном месте. Я хочу, чтобы вы осознали, Холмен, — Фаулер был инспектором. В его обязанности входило оказывать помощь патрульным во вверенном ему районе. Мэллон тоже был на дежурстве и лучше знал ситуацию, но он заурядный работник, он даже не имел назначения в конкретный участок, сами понимаете… Эш на дежурстве не находился, но уж он-то точно не претендовал на звание лучшего офицера года.

Холмен видел, что Рэндом злится, но не знал и не хотел знать почему.

— Что вы такое говорите, Рэндом? — удивился он. — Какое это имеет отношение к Марченко и Парсонсу?

— Вы ищете причину, почему эти офицеры собрались вместе? Так я назову вам ее. Я целиком и полностью обвиняю в случившемся инспектора Майка Фаулера, хотя ни один из его подчиненных звезд с неба не хватал. Проблема в том, что у всех четверых были дерьмовые личные дела и паршивое отношение к работе.

Холмен почувствовал, что краснеет. Леви говорил, что Ричи был выдающимся офицером… одним из лучших.

— Вы хотите сказать, что Ричи был дрянным полицейским? Вы это хотите сказать?

Вукович угрожающе поднял руку.

— Полегче, дружище! Ты сам спросил.

— Сэр, мне неприятно об этом говорить, — тихо произнес Рэндом. — Я надеялся, что мне не придется.

По телу Холмена прокатилась дрожь, и кулаки его непроизвольно сжались. В глубине души ему захотелось наброситься на Рэндома и Вуковича за то, что они посмели намекнуть, будто Ричи плохо справлялся со своими обязанностями. Но Холмен был уже не тот. Он несколько раз повторил про себя, что он теперь другой человек. Он постарался подавить гнев.

— Ричи работал над делом Марченко и Парсонса, — медленно, с расстановкой проговорил он. — Я хочу знать, зачем он встречался с Фаулером в такое время суток.

— Все, что от вас требуется после освобождения, это производить хорошее впечатление на окружающих и не мешать нам заниматься своим делом. Разговор окончен, мистер Холмен. Предлагаю вам успокоиться и вести себя прилично.

Не сказав больше ни слова, Рэндом развернулся и направился к толпе, осаждавшей зал. Вукович немного задержался, прежде чем последовать за шефом.

Холмен стоял не двигаясь, он чувствовал страшную злость, заставившую его внутренне ощетиниться. Ему хотелось завыть. Хотелось угнать «порше» и промчаться на полной скорости по всему городу. Хотелось напиться до чертиков, купив бутылку самой лучшей текилы.

Холмен подошел к двойным дверям, но войти не смог. Он видел, как люди занимают места, не понимая, зачем собрались. Он видел четырех мужчин, чьи лица глядели с огромных портретов, и чувствовал, как неживые глаза Ричи следят за ним.

Холмен повернулся и быстро зашагал к машине, пот катился с него в три ручья. Он сдернул пиджак, сорвал галстук и расстегнул рубашку; слезы стояли у него на глазах, горючие слезы, исторгнутые из самой глубины сердца.

Ричи не был плохим человеком.

Он был не таким, как его отец.

Холмен вытер сопли и зашагал быстрее. Он не верил. Не мог позволить себе поверить.

«Мой сын не такой, как я!»

Холмен поклялся себе, что докажет это. Он уже просил однажды о помощи последнего и единственного человека, которому доверял. Он нуждался в ней. Нуждался и молил Бога, чтобы она ответила.