командиров. Он вспоминает бумаги, найденные в бабушкином сундуке, особенно жалобу о применении к нему «двадцати двух методов активного следствия», и тогда все связывается в нить с узлами, и он понимает, что это за дом и кто такие тамошние командиры.

Стелла и Акси-Вакси три раза встречались в блаженные месяцы, августы и июли, в 1943-м, 1944-м и в 1946 годах. В сорок третьем голодноватом году он, может быть, и не заметил девочку с толстой косой, если бы случайно не натолкнулся на ее пикник с родителями. В этих летних пионерлагерях предусматривались встречи, на которых родителям разрешалось немного подкормить свое любимое детище. Тощий Акси-Вакси увидел толстоватого чьего-то папашу в майке и кругленькую мамашу с выпирающим из сарафана бюстом, которые любовно смотрели на девочку, активно поглощающую кусок кремового торта. Кремовый торт! Он думал, что такое существует только в фильмах.

На следующий год они стали поначалу переглядываться через линейку во время утренних и вечерних построений. Пацан всякий раз краснел, а девочка вроде бы отклонялась, поворачиваясь к нему своим «выгодным» профилем. Однажды, после «кораблекрушения», он решился написать Вольсман записку на почетной грамоте. Писано было псевдостаринным почерком, а на полях изображены были галеоны и бригантины XVII века, а между ними кучевые облака, а между облаками голенькие трубачи-херувимы с небольшими крылышками и даже с намеками на крохотные пиписьки. Текст гласил:

Вспоминая Стеллу Вольсман,

Моряки кружили в вальсе,

А корабль летел в пассатах,

Накренясь, меняя галсы.

Где вы, где вы, леди Вольсман,

В окруженье малых птах?

То ли на бульварах скользких,

То ли прячешь носик в пух?

Собрав малых птах, можно было прочесть послание: «Предлагаю встретиться за тысячу шагов от лагеря, на берегу потока Стремительного О, в тот час, когда утомленное солнце нежно с морем прощалось…»

Девочки жили в больших спальнях с террасами, а мальчикам были отведены фанерные домишки; каждый на шесть душ. В назначенный день Акси-Вакси забрался на крышу своего домика и притаился за вентиляционной трубой. Утром, на линейке, он старался понять по выражению лица Вольсман, приняла ли она его приглашение. Выражение лица прекрасной девы было безучастным. Ни разу она не сосредоточила на нем своего взгляда. Ближайшая ее подружка Натэлка иногда затевала с ней какой-то смешливый разговор, и тогда Вольсман с некоторым вздохом поднимала к небу свои прекрасные очи. Соискатель дружбы читал эту мимику таким образом: «Как надоели мне эти соискатели дружб!»

Первую половину дня Стелла и Натэлла провели на открытой сцене, репетируя какой-то танец с пением по поводу Дня Военно-воздушных сил. За обедом ели котлеты с маисовым гарниром. Жевали вперемежку с разговорами. На Акси-Вакси ноль внимания. Потом куда-то смылись, спать, что ли. Когда солнце пошло на снижение, он влез на крышу фанерки и там залег. Был уверен, что девчонки уже забыли про его приглашение, и вдруг увидел: две тоненьких фигурки медленно, будто цветы собирают, направляются к выходу из пионерлагеря.

Когда они исчезли в «джунглях» — так он с Вадиком Садовским называл могучий елово-сосновый лес с орешниковым подлеском, — он спрыгнул с крыши «фанерки» в папоротниковую глухомань. Два ужа от растерянности оплели его щиколотку, но потом, прошептав «шмошш», укрылись в разных направлениях. Он стал считать шаги и сбился со счета, однако, пройдя то ли больше тысячи шагов, то ли меньше, увидел буколическую картину.

Поток Стремительный О медлительно раскручивал похожую на щавелевый суп свою поверхность. Юная, или даже юнейшая, юница, в общем, ровесница Джульетты, сидела на перилах маленького мостика, свесив ножки художественной гимнастки. Задумчиво, но бессмысленно глядя на золотые стволы сосен, она расплетала и заплетала нижнюю часть своей толстой косы, за которую бравые матросы поднимали не один бокал. В трех шагах от нее вторая гимнастка и одновременно верная дуэнья жонглировала двумя гуттаперчевыми булавами.

Акси-Вакси ужасно струсил. Он хотел было убежать прочь. И побежал. Но не прочь. И вдруг обнаружил себя рядом с Вольсман. Откашлявшись, пробормотал: «Здравствуйте. Я пионер четвертого отряда. Меня зовут Акси-Вакси». Звонко, по-детски Вольсман рассмеялась: «Натэлка, вообрази, к нам присоединился пионер четвертого отряда. Его зовут Акси-Вакси!» Слегка приободрившись, он промолвил: «А вы, если не ошибаюсь, являетесь пионеркой Стеллой Вольсман?» Взмахнув косой и вздув юбку гимнастическим пируэтом, она еще звончее рассмеялась: «Да, я являюсь таковой! Что вам угодно, сэр?» «Я хотел бы с тобой дружить, Стеллка!» — выпалил он. Она опять уселась на перила: «А что это такое — дружить, Акси-Вакси? Как ты это понимаешь? Что делают мальчики и девочки, когда дружат? Что, например, мы с тобой будем делать, если подружимся?»

Он опешил. В натуре, что они будут делать? Коньков у него нет. Лыжи — две плоские доски без креплений. Плавать боюсь в силу определенных обстоятельств. О родителях говорить стыжусь. Марками, может быть, с нею обмениваться? Увы, по сведениям японской агентуры, марками она не интересуется. Он не решался себе признаться, что главным делом в дружбе видится ему поджидание Стеллы после уроков, благо школа № 19 и школа № 3 находятся в двух кварталах друг от друга по Большой Галактионовской. Вот он установит личное наблюдение за подъездом, из которого выпорхнет волшебная Вольсман. Огромное счастье этого момента! Но если она не появляется вовремя, воцаряется огромное несчастье всех идущих друг за дружкой моментов. А вдруг она увлеклась их общим военруком Прямиком? Он ходит легко, хоть и поскрипывает протезом, и берет девочек за талию при прыжке с коня. Такое несчастье не является уже даже несчастьем; оно суть драма, лермонтовский поединок. Послушай, Акси-Вакси, говорил он сам себе, ведь ты же знаешь, о чем ты будешь мечтать в дружбе с Вольсман, и она, возможно, предоставит это тебе: ей это не составит труда. Ты будешь брать у нее портфель и нести его до ее дома как верный идальго — вот это и есть апогей дружбы или, возможно, апофеоз.

В общем, он переминался с ноги на ногу, не зная, как ответить на ее вопрос, а между тем глаза ее осветились какой-то симпатичной насмешкой.

«Так что же? Что мы будем делать в свободное от учебы время? Акси-Вакси, друг мой любезный, давай отвечай». — «Ну, знаешь, Стеллка, мало ли что можно делать, будучи в дружбе. Ну, будем разговаривать, задавать друг другу вопросы, ну, наконец, ходить в кино…» Она захлопала в ладоши: «Вот это здорово! Давай ходить на дневные сеансы! Куда, в «Электро» или в «Унион»»?

Мне очень понравилась ликующая Вольсман. Ура, дружба началась! И вдруг эту мою радость задвинули за косяк беспокойство и уныние. Да как я могу приглашать девочку в городские кинотеатры, когда у меня никогда нет денег на билеты? Два главных кинотеатра на центральной улице Баумана с дореволюционных пор, говорят, известны своими шикарными названиями — «Унион» и «Электро». Там были просторные фойе, где перед сеансами играли джаз-банды, а после сеансов, по ночам, там открывались дансинги, где появлялись иногда даже офицеры союзников. Конечно, вся эта роскошь была не для нас, ведь мы были глубоко несовершеннолетними, да к тому же и тотально безденежными.

Осенью я сделал несколько попыток разжиться «таньгой», то есть деньгой. Продал марку Британского Гондураса и купил у барыг несколько пачек папирос «Беломор». Под покровом темноты — в городе еще существовал режим затемнения — я присоединялся к шакальей стае торговцев папиросами, что прыгали возле «дансингов» и орали припевки из каких-то старых песен:

Друзья, купите папиросы!

Подходи, пехота и матросы!

Подходите, не робейте,

Сироту вы пожалейте!

Посмотрите — ноги мои босы!

В первую же ночь меня заприметили там пацаны с Подлужной. Вдруг окружили, начали затаптывать. Бывшие одноклассники, Лёка и Казак, хотели было вступиться — дескать, у этого Факси-Пакси «матуха припухает», — однако их тоже затоптали и отобрали товар.

С огромным фингалом я вернулся домой. Тетка устроила мне выволочку. Она взяла меня за шкирку,