– Часто. И хорошо, – сказал крупье. – Если интересуетесь, это можно организовать.
Вольф взглянул на кости, поднял глаза и увидел, что к нему торопливо идет Кристина.
– Смотрите! – взволнованно произнесла она, показывая толстую пачку кредиток.
Вольф подвинул фишки крупье.
– Отдохну немного, – сказал он, – и обдумаю, что вы сказали о мистере Игрейне.
Он отвел Кристину в тихий уголок:
– Похоже, тебе везло больше, чем мне.
– Эти люди ничего не знают о вероятности, – сказала девушка. – Я никогда прежде не играла, однако все, по-моему, страшно просто. Вы велели мне проигрывать, но ведь я не должна выставлять себя полной идиоткой?
Вольф рассмеялся:
– Кто был читетом… ладно, Кристина, все замечательно. Ты войдешь в легенду как телка, которая никогда не проигрывает.
– Так мне еще поиграть?
Вольф задумался.
– Нет, пожалуй, не стоит. Я спустил тысяч пятнадцать. Этого должно хватить. Завтра вечером мы пожнем, что я сегодня посеял.
Дул пронизывающий ветер, в небе неслись облака, но на балконе пентхауза стояли три жаровни, и в них горели настоящие поленья.
Кристина глядела на огни города и далекие холмы.
– Может быть, она там.
– Может.
Девушка придвинулась к Вольфу.
– Поздно, – сказала она.
– Да, – согласился он, – но игрокам и взломщикам лучше работается при свете луны.
– И не только им, – тихо сказала Кристина.
Вольф удивился.
– Да, – ответил он почти шепотом, – не только им.
Он шагнул ближе, коснулся ее бедер, ожидая, что она отодвинется. Кристина не шевельнулась. Вольф обхватил руками ее талию, зарылся лицом в волосы.
Кристина задышала чаще.
Вольф медленно развернул ее к себе. Кристина подняла кошачье личико, зажмурилась, раздвинула губы.
Вольф поцеловал ее, нашел языком ее язык, спустил ей лямки с плеч. Голые тугие груди коснулись его груди.
Поцелуй длился, Кристина терзала губами его губы, трогала языком.
Он поднял ее на руки, отнес в спальню, опустил на кровать.
– Подожди, – сказала она. – Туфли…
– Не волнуйся. У нас есть горничные.
Она откинулась на спину, полуголая, подобрала ноги и сквозь опущенные ресницы смотрела, как Джошуа раздевается.
Он коснулся сенсора, и комната погрузилась во мрак, только в дверной проем падал сноп света.
Он встал над ней на колени, задрал руками платье, принялся мять ягодицы. Никакое на ней было не трико – она просто сбрила все волосы.
Кристина застонала, забросила на него ногу.
– Да, – прошептала она. – Да, мой Дионис.
Кристина вскрикнула, забилась, потом обмякла. Ноги ее опустились на кровать. Джошуа, все так же стоя на коленях, гладил ее грудь.
– Я очнулась, – сказала она через какое-то время.
Джошуа вошел в нее, она задохнулась.
– Подожди пока, – прошептала она, – одну секундочку.
– Только одну.
– Может быть, у хаоса и впрямь есть свои достоинства.
– Когда он на своем месте, – согласился Вольф. – В спальне логика неуместна.
– Я могла бы с тобой поспорить, – отвечала Кристина, – но не уверена, что способна сейчас думать.
Джошуа приподнял ее бедра, притянул к себе.
– Лучшее враг хорошего, – сказал он.
– Нет… то есть да, – выговорила она, чувствуя в себе его медленные движения. Потом замотала головой из стороны в сторону, плотнее обхватила его ногами. – Да. Выруби меня еще раз.
Джошуа вышел в халате. Люсьен читал газету.
– Через час для вас будут распоряжения, – сказал Вольф, – потом считайте себя свободными. До вечера мы не выйдем.
Люсьен взглянул неодобрительно, промолчал, взял ком и начал нажимать кнопки.
Недавно рассвело.
Джошуа взял поднос с завтраком, забрал в спальню.
Кристина, голая, смотрела в окно, перегнувшись через подоконник.
Джошуа поставил поднос, скинул халат, подошел к ней и поцеловал в спину.
– Как ты думаешь, снизу нас видят? – спросила она.
– Вероятно, – бодро ответил Вольф. – И примечают каждое нескромное движение.
Кристина хихикнула.
– Какой приятный звук, – сказал Вольф.
Кристина помолчала, затем промолвила:
– Это ничего не меняет.
– Меняет, и многое, – сказал Вольф. – Во-первых, теперь тебе необязательно спать на кушетке. И ты уже объяснила, что твой Афельстан разрешил тебе порезвиться.
– Ты знаешь, о чем я.
– Знаю.
Он обнял ее, обхватил груди ладонями, притянул к себе.
– Джошуа, я больше не могу. У меня все болит.
– М-м-м-м.
