Помогла вылезти из грязи, снова человеком стать, свой бизнес наладить. Так-то, братишка… Когда есть у тебя такой ангел–хранитель, то любую беду в жизни победить можно.

– А у меня нет ангела–хранителя, – задумчиво произнес молчавший всю дорогу Мишка. – Ни такого, как у тебя, ни такого, как у других нормальных людей. Никакого. Видать, такой уж я уродился неудачливый. Меня жизнь научила не на ангелов надеяться, а на себя самого, на свои силы, смекалку. Выдюжил – значит, молодец. А если сам слабак, то никакие ангелы тебе не помогут.

Слушая Мишку, Николай чуть заметно улыбался.

– Чувствуется, что в армии ты не портянки со склада выдавал. Но только вот что я тебе скажу, братишка: не все проблемы в жизни нашей кулаком да грубой силой решаются. А кабы так все решалось, как говоришь, то не было б таких людей на свете, как отец Иоанн. Ну-ка, попробуй его сломать! Убить можно, а сломать нет. Пытались, да ничего не вышло. А почему? Потому что духом он сильнее любого силача и палача. Или не то говорю? Ты отца Иоанна лучше моего должен знать. Рядом ведь живешь. Послушник.

– Да какой я послушник! – махнул рукой Мишка. – Еще монахом или, как другие, батюшкой меня назови. Я и сам не знаю, чего торчу здесь. Люди приезжие смотрят – аж самому неловко: здоровый лоб рядом со стариками ошивается.

– Разве ты ошиваешься? – возразил Николай. – Помогаешь ведь, доброе дело делаешь.

В город они въехали вместе с вечерним закатом.

– Я ж говорил, успеем. Может, к нам на ночевку? Или есть где остановиться?

Разглядывая из окна машины, лавировавшей среди огромного автомобильного потока, витрины сиявших разноцветными огнями магазинов, баров, каких-то дворцов, Мишка даже не думал о том, что наступала ночь. Ему хотелось полной грудью вдохнуть этого городского воздуха, городского шума, этой суеты, экспрессии, манившей сверкающей рекламой, какофонией звуков, ритмов, стремительных движений, запахов.

– У меня есть кое-какие дела, – отказался от приглашения Мишка, еще сам не зная, где проведет весь вечер и ночь в этом совершенно незнакомом ему городе.

– Дела завтра будут, – настаивал Николай, – архиерей сейчас, наверное, на покое.

Но Мишка ничего этого не слышал. Его манило туда – в самую гущу городской толпы, где жизнь по-настоящему бурлила, кипела, сверкала.

– Как знаешь, – Николай остановил машину и протянул Мишке свою визитку. – Будут проблемы – звони в любое время.

Какое-то время Мишка бродил по бурлящим городским улицам совершенно бесцельно. Он с интересом рассматривал огромные зеркальные витрины, рампы, сверкающую рекламу, непонятные ему названия иностранных фирм, зазывающих к себе ярким, броским товаром. Все это действовало просто ошеломляюще.

«Да, батенька, отстал ты жизни, беспросветно отстал», – думал он, вертя головой во все стороны.

Рядом со всем этим сверкающим великолепием и городским шиком он в своем стиранном–перестиранном армейском камуфляже и сумкой через плечо выглядел не просто скромно или по-деревенски просто, а откровенно убого.

Неожиданно до его слуха донеслось тяжелое буханье барабана. Где-то совсем рядом гремела музыка. Он осмотрелся – и в небольшом проулке, сворачивавшем со сверкающего огнями проспекта, увидел нечто похожее на открытый трюм корабля, возле которого небольшой стайкой собралась весело хохочущая молодежь. Подойдя ближе, Мишка увидел и название этого заведения: ночной клуб «Корсар».

Несмотря на свое внешнее убожество, Мишке безумно захотелось спуститься вниз по ступенькам, напоминавшим корабельный трап, и провести там хоть немного времени. Спать ему совершенно не хотелось. Лишь появившееся чувство голода напоминало о том, что пора бы и перекусить. Мишка посмотрел на зловещего одноглазого пирата, украшавшего вход в ночной клуб, и решился здесь провести время.

– Ну-ка, молодежь, расступись, – он легонько подвинул стоявшего к нему спиной парня у главного входа.

– Ого, какой дядька пожаловал! – в один голос удивились девчонки. – Прямо настоящий корсар. Такого не над входом, а у входа ставить надо. Реклама будет высший класс!

– А не разбежитесь от страха? – Мишка сделал нарочито свирепый вид и шагнул в их сторону, отчего девчонки завизжали и засмеялись одновременно.