– Ни света, ни ступенек – ничего еще не успела сделать, – причитала Евдокия, едва поспевая за Мишкой.
– А как же вы туда спускаетесь? По веревке, что ль?– рассмеялся Мишка.
– По лесенке, – махнула рукой она. – Да лесенка такая, что не приведи Бог. Так что осторожней, родимый, не сорвись.
Увидев Мишку, щеки Оксаны снова занялись румянцем.
– Вот нам Бог какого богатыря в помощники послал! – радостно сказала Евдокия, подходя ближе.
Мишка заглянул в погреб и потрогал торчавшую оттуда хлипкую лестницу.
– Да уж, тетка Дуся, лестница, скажу вам, военная, – усмехнулся он и, отставив ее в сторону, прыгнул вниз.
– Господи, помилуй! – вскрикнула Евдокия.
Мишка быстро нашел алюминиевую флягу, наполненную почти доверху душистым домашним маслом, и подал наверх. Оксана схватилась за боковые ручки, но ее девичьи руки не могли справиться с такой тяжестью. Мишка все понял, спустил флягу назад, потом нашел в подвале какие-то старые ящики и, взгромоздившись на них, сам поднял флягу и поставил ее на край погреба.
Только теперь он увидел Оксану вблизи. Это была девушка лет двадцати, сохранившая при здешнем деревенском образе жизни грациозность и стройную осанку. Из-под ситцевого платка пробивались густые рыжевато-золотистые волосы, спадая непослушной челкой на самые глаза, оттеняя их зеленоватый цвет и бездонную чистоту. Две ямочки на щеках придавали ее и без того красивому русскому лицу особое очарование.
«Эта красавица, видать, не одного парня свела с ума», – подумал Мишка, глядя на нее с улыбкой, приводя тем самым в еще большее смущение и снова вгоняя в густую краску.
– Бидон вытащили, а кто меня тащить будет? – подмигнул Мишка, торча из подвала. – Кто подаст руку бедному крестьянину?
Оксана растерялась еще больше и, жалобно посмотрев на Евдокию, лишь прошептала:
– Теть Дусь…
– Ладно девок наших смущать, – Евдокия рассмеялась добрым смехом. – Они у нас тут невесты скромные. Да вот беда: все женихи перевелись, одна шпана да хулиганье по деревне бродит.
От этих слов Оксана закрыла лицо платком и хотела бежать со двора вместе с флягой, но она была настолько тяжелой даже для ее работящих рук, что девушка в бессилии села прямо на крышку и снова умоляющим взглядом уставилась на Евдокию.
– Ну что, богатырь, – обратилась она к выбравшемуся из подвала Мишке, – как говорится, взялся за гуж – не говори, что не дюж. Сделай еще одно доброе дельце: помоги нашей девочке отнести флягу. Она тут недалече живет.
Мишка поднял флягу и вместе с Оксаной вышел на улицу.
– Дорогу хоть не забыла домой? – снова улыбнулся Мишка, искоса посмотрев на нее.
– Может, пособлю? – вместо ответа спросила она, пытаясь взяться за другую ручку.
– Может, и пособишь, – стараясь не слишком иронизировать над смущенной девушкой, сказал Мишка. – Но лучше не надо. Так быстрей управимся, а то мне на крышу лезть надо. Дел много.
В молчании они прошли половину деревенской улицы, когда прямо перед ними, возле деревянного сельповского магазина появилась компания из нескольких парней. Все они были заметно выпившими и вели разговор между собой оживленно, громко, не стесняясь в выражениях и брани. Увидев Мишку с бидоном и рядом с ним идущую Оксану, они примолкли. Наконец, тот, что был повыше и поздоровей, перегородил им дорогу и с презрением обратился к Оксане:
– Хахаля нашла? Пока, значит, Костик в городе копейку зашибает, ты, шалава, мать твою, шуры–муры, разные амуры решила завести?
Грязно выругавшись, он смачно сплюнул на землю густые сопли. Поняв, что дело идет не к добру, Мишка решил немедленно прекратить этот разговор.
– Слушай, во-первых, я не хахаль, а приехал сюда работать…