так берут – и в печку?
– Да, представьте себе: берут, рвут, мнут – и в печку. Купюра за купюрой.
– И много сожгли? – отец Иоанн с прищуром на левый глаз посмотрел на пачку в руке архимандрита.
– Небось, не одну сотню! Да на эти деньги можно столько всего завезти! Вот уж истинно сказано: заставь дурака Богу молиться, так он лоб разобьет.
– Истинно, истинно, батюшечка!
Отец Иоанн взял пачку и теперь внимательно рассмотрел ее вблизи.
– А что, родненький, и впрямь это большие деньги?
Отец Платон снисходительно улыбнулся:
– Кабы вы жили не в лесу да побольше общались с образованными, культурными людьми, то знали б цену этим «бумажечкам».
Не выпуская пачки из рук, отец Иоанн кротко улыбнулся:
– И то правда, батенька! Ни образования, ни ума – ничего у меня, грешника, нема! Сущая правда. Кого нам Бог посылает, с теми и общаемся. А уж вы, батюшечка родненький, на нас за то не гневайтесь. Ах, проказники, топить деньгами печку… Щепок, дров им в лесу мало!
Мирный, спокойный тон старца немного успокоил и отца Платона. Он протянул руку, чтобы забрать назад купюры и ехать в город, но старец продолжал держать их, о чем-то размышляя.
– Евдокия, а Евдокия! – обратился он к тихо сидевшей и не встревавшей в разговор женщине. – Небось, ты пограмотней моего будешь. Ну-ка прикинь, голубушка, тебе этих денег хватит свою беду поправить?
И подал ей пачку с долларами. Пока та в совершенном изумлении смотрела на них, боясь даже дотронуться, отец Иоанн пояснил отцу Платону:
– Беда у нее большая случилась. Хата сгорела дотла, а с хатой корова – единственная кормилица ее деток. Как говорят, хоть реви, хоть плачь… Ну так что, хватит или нет?
Не веря своим глазам, она держала в дрожащих руках купюры, будучи не в силах вымолвить ни слова.
– Ты, мать, не тяни. Хватит или нет, спрашиваю?
– Батюшка… Миленький… Благодетель… Да тут хватит не то что из бревен, а кирпичный дом купить, вместе с сараем и коровой… За что мне такая милость?..
– Вот и купи, коль, говоришь, хватит, – спокойно ответил отец Иоанн. – Забирай эти бумажки, да иди и купи все, что нужно. Не тяни. Да отца Платона, благодетеля своего, благодари, это он гроши принес. В самый раз пригодились. А то б думали–рядили, где взять. Молись за него.
Женщина на коленях приблизилась к архимандриту, ухватила его руку и принялась обливать ее слезами:
– Не только я, а и дети мои будут молиться за вас, батюшка! Весь век свой молиться будут!..
Отец Платон хотел что-то сказать, но понял, что это бессмысленно. Уловив его растерянность, старец спросил:
– А вы в город, родимый? Так владыченьке нашему поклончик от нас, грешников, не забудьте отвесить. Помним, передайте ему, поминаем в наших молитвах и его о том же просим смиренно.
Потом снова повернулся к женщине:
– А ты, Евдокия, хватит плакать да кудахтать, как курица. Иди с Богом да помни о Его милости. «Возверзи на Господа печаль твою, – говорит святой Давид, – и Той тя препитает». Помни это.
Отец Платон вышел из кельи старца так же стремительно, как и вошел туда. В нем опять закипала злоба. Возле машины во дворе скита к нему под благословение подошли несколько приезжих паломниц. Но, даже не взглянув на них, он сел в машину и на скорости рванул по лесной дороге.
«Все расскажу владыке, –