Прислушиваясь к бормотанию, я почувствовал неладное. Детский страх повис в комнате. Я посмотрел на девочку Катю, встретился взглядом с ее глазами. Большими, наивными и беспомощными. Она сидела на корточках, сжав коленки и положив на них ручки. Ее глаза говорили моим глазам…
Точно такой же взгляд был у того парня из нарколечебницы, когда мы неожиданно встретились с ним взглядами…
Мол, извините, виноват, я а-пруу!
– Что? – спросил я, внимательно глядя на Катю.
– П-пру, – опять забулькала губами Катя.
– Напускала петард в штанишки?
– Не-а, – закачала головой Катя, зажав нос пальчиками. – Эко не я.
Марина, словно почувствовав неладное, проснулась, села на диване и отрешенно посмотрела в окно. Ей, видимо, снилось, что она опять при деле, при деньгах и сидит в окошке кассы.
От любования Какой я снова постепенно перешел к любованию Мариной. Вот она – среднестатистический россиянин. Безработный, с непостоянным доходом и одним ребенком. Но главное, он – женщина. И он – одинок.
– Самое печальное, – сказала Марина подавленным голосом, приглаживая растрепавшиеся волосы, – что теперь из-за вас я не смогу устроиться по специальности в другой банк и еще – перекредитоваться.
– Почему?
– Существуют черные списки, куда вносят людей, если они плохо уходят из банка или совершили должностное преступление…
– А что, ваше начальство, выгоняя вас с работы, не знало о больной девочке?
– Да все знали. Меня даже предупреждали, что существует негласный мораторий на больничные. Мораторий, который я постоянно нарушала.
– …
– Когда я работала, с ней сидела нянечка из агентства по триста рублей в час, – объясняла мне Марина, подмывая дочь в ванной. – А сейчас, когда меня выгнали с работы, я уже не в состоянии…
– Понятно.
– Я обошла всех пожилых женщин в доме. Одна вроде бы сначала согласилась, но потом нашла работу полегче. Вы посидите еще немного с Катей, я пока в магазин и в собес сбегаю.
– Хорошо! – Хотя мне проще было бы сбегать в магазин самому, но я боялся обидеть Марину.
– Ладно! А потом мы попьем чаю.
– Я поговорю с ребятами, – сказал я, когда Марина, прижимаясь ко мне бедром и пряча, как Рауль минуту назад, глаза, наполняла мою чашку чаем. – Может, мы что-нибудь придумаем насчет нянечки.
Минуту назад она наполняла чашку Раулю. А я подумал, что Марине, наверное, больше подошло бы имя Мария. Мы снова пили чай, заваренный с листьями малины, смородины и вишни. Листьями, может быть сбитыми градом, когда небо подкинуло Марине – орел-решка – крупные медяки- алмазы-листья. Нежно-зеленые.
– Или попросим начальство банка взять вас назад на работу. Напишем заявление, что понапрасну оклеветали вас из злости, потому что вы не допустили нас к ячейке Александры.
– Не получится. Не возьмут меня назад на работу. По инструкции не положено. У них на уме только война и инструкция, особенно сейчас, когда к нам стали ходить оттуда. – Марина подняла палец к потолку.
– Ревизия!
– Да не ревизия, а это губернское начальство. Губернаторша наша будущая.
– Та самая гувернантка! – воскликнул я.
– Да. У них какие-то свои дела все с начальством. Приходит каждый понедельник и четверг. А наши только дрожат, как бы что не по инструкции не сделать.
– Значит, вам уже никак не посмотреть ящик Александры?
– Так, значит, вы за этим пришли, я так и знала! – Марина вышла из кухни, громко хлопнув дверью. Тут же за окном поднялся сильный ветер, брякнула форточка.
Начиналась буря.
– Да не за этим, – сказал я громким шепотом, чтобы не поднять очередную лавину.
– А я грешным делом, – Марина открыла дверь кухни, – подумала, может, вы запали на меня.
– Нет, – сказал я, вставая из-за стола и уже собираясь быть выгнанным из дома. Рауль тоже поднялся, опять опуская глаза…
На улице на асфальте не осталось ни одного зеленого листка. Только голые ветки, что хлестали мои ботинки. Одни голые ветки… Вот такая метаморфоза. Может быть, подумал я, листья унес сильный ветер, а возможно, их собрала Марина. Для сладкого душистого чая. Жутко хотелось пить.
Глава 22
Гольфстрим. Море волнуется – три
Когда шквалистый ветер утих, появились измотанные поднятой в крови, внутренней алкогольной бурей Эфлисон с Порошкански.
– Мы все выяснили! – кричал Эфлисон, размахивая руками, его душа явно требовала продолжения банкета. – В самом сердце Истрии есть город, который, по преданию, построили великаны. Это город Хум, самый маленький город в мире. Там всего семнадцать жителей.
До Истрии решили ехать по побережью Далмации. По пути проехали прибрежные города Завала и Стон. Города-символы, города-знаки, указывающие на то, что Петр и компания движутся в правильном направлении. Это все Большая Женщина. Она учинила завалы. Она испустила стон.
За перевалом Завала – вот это сюрприз – город встретил их проливным дождем. На Балканах сложно привыкнуть к мгновенной смене небесной палитры. Погода в горах, как пол-литра на столе, меняется с космической скоростью. Секунда, и рябь на небе превращается в волну из облаков высотой в десятки метров. Настоящее цунами. Тучи, словно косматые фокусы из черного рукава погоды, точно так же неожиданно могут раствориться, как и возникнуть.
Но сегодня дождь что-то не прекращался. Злился, что не умел их залить до самого туннеля Учка. Черные пики гор продолжали скрести по низким сизым облакам, разрывая их в клочья белой бесформенной влаги. Из-за низкого тумана и высокой облачности неожиданно возникнет то населенный пункт на вершине безлюдных холмов, то одинокий мужчина под зеленым навесом затерявшейся в лесу зеленой стоянки. Мужик пытается продать туристическое барахло – магнитики для холодильника с самым маленьким городом мира. Из-за дождя торговля идет плохо. Потому что люди, спешащие в Хум по трассе, еще не знают, что Хум – это не великая река, раса, империя, величественный древний город. Это всего лишь самый маленький, вполне помещающийся на магнитике город в мире. Даже не город, а городок в песочнице, со своими
