– Немногие, – выдавил Кубик, потрясенный способностью Божества видеть слепыми глазами… или чем-то другим.

– Значит, ты из немногих, – произнесло Божество. – Возможно, ты в самом деле выше других… на полголовы. Но что ты можешь знать о своем мире? Ничего. Вы просто пользуетесь им, как пользуюсь я. Скажи мне, зачем ты пришел сюда? Чего ты хочешь?

– Знания, – тихо выговорил Кубик. – О мире. О том, что есть и что было раньше.

– Знание, – эхом повторило Божество. – К чему оно тебе? Того, что было, уже нет. Того, что есть, не будет потом. Ничего не будет. Ум человека слишком суетлив, чтобы понять это и принять.

– Потому что мы не можем жить в умирающем мире. Мы умираем вместе с ним. Наша память умирает.

– Память умирает. Но вы живете. И хорошо живете.

– Зачем вы делаете это… с нами? Почему? – отчаянно спросил Кубик.

– Потому что я Божество, – усмехнулось Божество.

– Но раньше… было другое. В прошлом…

– …которого нет. Хотя мой сын утверждает обратное. Мальчик любит ковыряться в истории. Он не знает, что вся история – это только предыстория. До рождения в мире Божества, моего рождения, мир был бессмысленно движущимся комом грязи. Но пришел я, и все переменилось. Предыстория ушла в небытие. Я отправил ее туда. Двадцать лет назад я стал лепить мир заново.

«Двадцать лет! – мысленно поразился Кубик. – Мне двадцать пять. Я родился в истинной реальности!»

– Сначала я только пробовал свои силы, – продолжало Божество. – Произвольно менял реальность. Но никто не знал, что Божество пришло в мир. И тогда я изменил реальность так, что люди стали обо мне знать. Я предложил им что-то вроде игры. Они сообщают мне, каким хотят видеть мир, и я выполняю их желание. Позже вы стали объяснять для себя этот момент по-разному. Но сути это не меняет. Я – ваш бог и спаситель. Я избавляю мир от пороков, очищаю его от грязи. В нем больше нет войн и преступников, потому что не через что переступать, полиция не нужна, наемные убийцы остались без работы. Люди больше не ссорятся, не враждуют друг с другом, не расторгают браки – потому что не заключают их и не успевают надоесть друг другу. Я подарил вам совершенную свободу. Освободил вас от необходимости и обыденности – причин всех пороков. Мир был диким, агрессивным и опасным – я сделал его цивилизованным, спокойным и безболезненным. Я построил для него хрустальную башню блаженного неведения…

– Нет. Это вы живете в хрустальной башне. Вражда, преступления, войны – все осталось. Вы убиваете другое…

– Не спорь со мной, человечек. Твое зрение слишком слабо по сравнению с моим. Все это осталось лишь в вашем воображении. Ведь вы живете в воображаемом мире.

– Истинная реальность… – начал Кубик, игнорируя запрет на спор.

– Ее нет. Она мертва.

– Кое-что осталось.

– Осталось? – задумалось Божество. – Да, осталось. Кое-что. Оно тоже умрет. Скоро. Вы сами предложили мне это.

– Предложили? Что предложили? – насторожился Кубик.

– Страшный суд. Воображаемая война с реальными последствиями.

– Война против истинной реальности? – упавшим голосом спросил Кубик. Он вспомнил, что так и не узнал у Рафа, кто с кем будет воевать.

– Конечно, – сказало Божество. – Фантомы против людей. Видимость против реальности. Вы сами захотели этого. Я не могу нарушить правила игры и отказаться. Мятеж симулакрумов начнется завтра.

– Сим… мятеж?… завтра… – Кубик вдруг покраснел, а потом резко побелел. Отчет о новой разновидности симов, опасной для человека, лежал в его компе – недоделанный и неотправленный. Никто в клане и представить себе не мог, какую беду они накликали на свои головы этим тайно подмененным сценарием.

– Ты подумал о том же, о чем и я, когда получил вашу заявку, – удовлетворенно произнесло Божество, будто прочитав его мысли. – Тебе известно больше других. Ты прав – это будет начало конца. Люди бессильны против симулакрумов. У них нет оружия, способного убивать фантомы. Люди перестанут существовать. Останутся оболочки людей. Тебе это не нравится. Но ты тоже бессилен. Ты всего лишь человек.

Кубик не отвечал – он внимательно присматривался к железному пруту с деревянной ручкой, который стоял возле глубокой стенной ниши, где горели обугленные чурки. До прута было метров шесть. Мягко ступая по ковру, Кубик сделал два шага.

Божество умолкло и сидело, склонив голову набок. Жуткие белки глаз были полуприкрыты. Кубик одолел еще полтора метра, стараясь не дышать и не колыхать воздух.

– Тебе понравилась кочерга? – вдруг спросило Божество.

Кубик на миг замер, а затем, уже не стесняясь и не таясь, подошел к пруту и взял его в руку.

– Бесполезно, – отрешенно предупредило Божество, не меняя расслабленной позы.

Кубик, не слыша его, примерился для удара. Но в этот момент грохнула, открываясь, дверь, и в комнату влетел посланец. В руке – пистолет, нацеленный на Кубика. Рожа горит бешенством.

– Убери это отсюда, – без выражения произнесло Божество, закидывая ногу на ногу.

– Да, хозяин. – Толстяк подошел к Кубику и остервенело махнул стволом, приказывая поставить кочергу на место.

Кубик уронил прут на пол и поднял руки.

– Куда его, хозяин?

– Куда хочешь. Меня не интересует.

Толстяк кивнул на дверь и велел:

– Пошел.

На выходе Кубик повернулся к Божеству.

– Да, я всего лишь человек. А вы всего лишь Божество. Вы и в подметки не годитесь мне. Бессмысленный ком грязи – это вы.

Толстяк поспешно вытолкал его за дверь и, молча пыхтя, потащил по коридору, потом по лестнице. Вниз по лестнице. Кубик вывернулся и, уперев грудь в ствол, безнадежно сказал:

– Нужно его остановить.

– Кретин, – сквозь зубы обругал его толстяк и пихнул кулаком. – Тупоумный герой. Скажи спасибо, что я вытащил тебя оттуда живым.

– Я успел бы, – стоял на своем Кубик, разумея удар кочергой.

– Хрена с два бы ты успел! – взорвался толстяк. – Это я еле успел. Как будто мне делать больше нечего как спасать чужие задницы!

Кубик непонимающе уставился на него.

– Почему?

– Потому что я дед Мороз, – зло ответил посланец. – Давай, пошел.

Подумав, Кубик развернулся, сделал шаг и остановился. Сказал, не оборачиваясь:

– Но я должен…

Боль взорвалась в голове, и он забыл о том, что должен. Несколько секунд он еще чувствовал, как острые края ступенек вминаются в его летящее вниз тело. Потом пришло освобождение – от всего.