абсолютную реальность и, в отличие от него, остаться там навсегда. Морл не отдал его, обменяв на дюжину никчемных «опекунских» жизней.

Он хотел вернуться туда и остаться насовсем. Но отзвуки той реальности, жившие в нем, говорили, что он должен быть в мире людей, пока тот еще существует.

Тот день запомнился Морлу как бесконечный путь в сухой пустыне, сыплющей в лицо колючим песком, царапающей горло и легкие раскаленным пламенем воздуха, погребающей неосторожных, потерявших дорогу под волнами барханов, которые лениво перебираются с места на место. Каждая песчинка доставляла ему страдания тем, что впечатывалась в сознание и в память слишком глубоко, слишком безжалостно. Собственно, память о том дне и состояла сплошь из этих злых, жестких песчинок. Песчинки складывались в нескончаемую цепочку, уходившую за край Земли, в небытие, и снова возвращавшуюся в дом, окруженный лесом, отныне ставший собственностью Морла и центром мира.

Весь мир стал его собственностью после той ночи.

Камил теперь не отходил от него ни на шаг. Спал в соседней комнате, еду готовил сам – такое хобби, объяснил, – на тревоживших покой Морла «опекунов» едва не шипел. Злата же нового слугу возненавидела. Морл попросил его не пускать девушку к нему, но присматривать на ней, чтобы чего не натворила с собой или с ребенком. Камил был дотошен и умудрялся находиться в двух местах сразу: рядом с хозяином и – тенью – возле нерадивой будущей мамаши. Был одновременно ее цербером, поясом верности и неумолимой материализацией «сухого закона». Несколько раз он вытаскивал ее из чужой постели. Бывал за то покусан и обложен искусной руганью. Много раз обнаруживал ее в компании бутылки крепкого и беспощадно разлучал с каждой новой такой подружкой. Бывал бит слабыми кулачками, исцарапан и залечивал моральные травмы содержимым отнятых бутылок. Однажды вынул ее из бассейна с ножиком в руке – собиралась перерезать вены. Был за то обмочен обильными слезами, затем послан далеко и надолго. В общем работы хватало.

Морл перестал совершать прогулки и дни напролет просиживал в кресле. Сквозь стены и перекрытия этажей он чувствовал оживление «опекунов». Они суетились по-муравьиному, и в последние несколько суток перед тем днем как будто совсем забыли о нем. Но он знал, что они ничего не забыли. Просто, как и он, они предчувствовали завершение их дела. Вернее, может быть, они думали, что это станет началом. Морл презирал их за эту ошибку.

Камилу он сказал:

– Когда они придут за мной, ты тоже пойдешь. Я хочу, чтобы ты был рядом. Плевать, какие рожи они состроят и что будут блеять. Они – мусор передо мной, запомни.

– Почему бы вам не избавиться от них, хозяин?

– Время еще не пришло. Пусть доделывают свое дело.

– Какое дело, хозяин?

– Этого тебе лучше не знать. А в общем… сам увидишь. Надеюсь, ты не упадешь в обморок от страха.

Камил пообещал не упасть.

А если все-таки и потерял сознание, то лишь на несколько минут.

В тот день он сообщил слепому, что не может отыскать девушку. Морл едва ли обратил на это внимание. Он был смертельно бледен и в испарине. Пальцы с длинными нестрижеными ногтями скребли подлокотники кресла. Камил спросил о причине. Ответа не получил. Ушел готовить ужин.

После этого заявились два «опекуна», справились о здоровье, бестолково потоптались в комнате и скоро исчезли. Морл слышал, как за стенкой они завели с Камилом занимательный разговор об экзотических приправах, повышающих потенцию, усиливающих остроту восприятия, вызывающих экстрасенсорные способности и пробуждающих магическую силу у тех, кто ею наделен. Такие разговоры, как уже убедился Морл, тоже были хобби его слуги. Но «опекуны» ничего не делают просто так. В этом он также имел возможность убедиться. И если они решили воспользоваться слабостью слуги, значит, им что-то от него нужно. Или же отвлекают внимание, заговаривая зубы. Надо бы предупредить его…

– Хозяин, – с порога заговорил Камил, – я принес вам ужин. Овощная смесь, голубой сыр, мятный чай, как вы любите.

– Поставь. Что им было нужно?

– Этим-то? – Небрежное хмыканье. – Попросили кое-какую травку. У меня хорошая коллекция приправ.

– А откуда они об этом узнали?

– Я немного поучил здешнего повара-дилетанта. Ну, как запекать томаты, сколько перца и сахара в грибной соус класть, чем запах блюда усилить, все такое. Неуч необыкновенный! Обещал ему научить искусству приправы. От него, наверно, и узнали. Я что-то сделал не так, хозяин?

– Будь осторожен. Я не хочу, чтобы тебя убрали.

– Вы хотите сказать…

– Подай мне тарелку.

Морл принялся поглощать ужин. Камил больше не спрашивал – размышлял. А может, замышлял.

После еды Морлу удалось немного поспать. Когда проснулся, ощутил непонятное неудобство в голове. Мысли разъезжались, как ноги в слякотной грязи, между висками словно поставили распорку, расширяющуюся и давящую. Мягкое содержимое черепной коробки кружилось на карусели и кувыркалось. Морл попытался встать, но его бросило назад, едва он поднялся.

И сразу же распахнулись двери, в комнату набилось десятка два человек, и все принялись галдеть в один голос. Морл с трудом сосредоточился на словах.

– Хозяин, – говорили все двадцать обеспокоенным голосом Камила, – они пришли за вами. Говорят, что вы должны пойти с ними.

– Я… знаю. – Неповоротливый язык едва пропихивал слова наружу. – Помоги… встать.

– Что с вами, хозяин? – Камил подставил ему свое плечо.

– Они… решили постра… подсра… подстраховаться. Глупые люди. М-мусор.

Камил вытащил его на себе в соседнюю комнату, где ждали «опекуны». Сколько их, Морл не разобрал. Ему показалось, что целая толпа.

– Уважаемые господа, хозяин не в состоянии идти с вами, – попытался отбить его Камил. – Сами видите.

– Зам… олчи. Я готов. Я уже… давно… готов. Н-ну. Пшли. Вперед… на бойню! С-скоты.

Неизвестное количество «опекунов» попыталось оторвать его от слуги, но Морл вцепился в одежду Камила и грозно рыкнул, ощерившись по-звериному:

– Не сметь. Он – со мной.

«Опекуны» что-то пискнули в ответ возражающее, но угрозу восприняли и больше ненужных попыток не делали. Они пошли вперед, показывая путь, слуга, невысокий ростом, покряхтывая, транспортировал пьяного в дым хозяина, который был выше его на полторы головы. Голова эта моталась на ходу из стороны в сторону, Морл сопел, тихо ругался и честно пытался самостоятельно переставлять ноги. После спуска в лифте с ним случился момент просветления, и он горячо задышал в ухо Камилу:

– Что бы ни было, держись все время в стороне. Подальше от них. И не лезь ко мне. Запомнил?

– Запомнил, – тихо ответил слуга. – Мы тоже не лыком шиты.

– А?

– Предупрежден, значит, вооружен, – пропыхтел Камил, скользящим движением дотронувшись до кармана.

Морл издал звук, похожий на карканье вороны, которая болеет ангиной. Камил скосил на него глаз и понял, что хозяин смеется.

– Забыл, как тебя хотел загрызть твой пистолет?

Камил вздрогнул, пристроил хозяина на плече поудобней и невнятно сказал себе под нос:

– Угораздило… гадючье гнездо…

Когда они пришли на место, Морла сняли со слуги, и Камил сразу же потерялся в маленькой толпе, собравшейся там. В действительности «опекунов» было не больше дюжины, но Морл с трудом мог считать. Его удерживали в вертикальном положении двое. «Опекуны» невыносимо торжественно, даже