Он спускался по лестнице, когда увидел, как наверх вели какого-то пожилого мужчину. Так случилось, что они почти столкнулись нос к носу на лестничном пролете. Жданов, он же Клепа, брезгливо оттолкнул старика и прикрикнул на помощника дежурного:
– Подождать никак нельзя, Афанасьев? Или не учили старших пропускать?!
– Извините, товарищ полковник, – пролепетал испуганно милиционер, подталкивая старика, но тот вдруг встал как вкопанный.
– Через полчаса город накроет ночь. Я могу показать дорогу, – сказал он вслед уходящему Клепе, и тот резко обернулся:
– Что? Это ты кому?
– Тебе.
Клепа перевел взгляд на Афанасьева, тот виновато пожал плечами – мол, я за него не в ответе.
– Кто это? – спросил Клепа, словно Никто был пустым местом. Впрочем, Никто это не смутило, и он не преминул подмигнуть начальнику милиции.
– Хулиганил, товарищ полковник. Подростков задирал, – отрапортовал молодой милиционер.
Никто улыбнулся краем рта. Он сразу узнал Клепу. Он узнал бы его хоть еще через тридцать лет.
Ужин и в самом деле оказался замечательным – Лена приготовила спагетти по- итальянски, с соусом и пармезаном, все как положено, и Клепа наелся до отвала.
Он быстро уснул, но проснулся буквально через пару часов от кошмара. Он сел в кровати, закрыв кулаком рвущийся из глотки вопль. К счастью, он не разбудил Лену, она продолжала мирно спать.
Ему приснилась та далекая ночь, о которой он предпочитал больше никогда не вспоминать. Девушка с сожженным лицом и ее странный отец с топором.
У Клепы было много недостатков, куда больше, чем достоинств. Но одним из его неплохих качеств окружающие не без оснований считали его феноменальную память. В том числе и на голоса.
Странная фраза, брошенная тем седым хрычом в отделении, занозой засела в его мозгу, и он думал над ней весь вечер. Голос этого старика еще тогда показался ему странно знакомым. Теперь он вспомнил. Вспомнил слова того бородатого мужчины, как только они переступили порог полуразвалившейся избушки:
«Через полчаса лес накроет ночь. Вы не выберетесь самостоятельно. Утром я покажу дорогу».
Что это, совпадение? Клепа попытался вспомнить лицо того бородача и сопоставил его с образом старика, с которым он сегодня столкнулся на лестнице. Опыт бывшего оперативника здесь оказался бесценным, но это едва ли принесло облегчение Дмитрию Егоровичу, теперь он сидел, потея, как баран, которого с минуты на минуту собираются зарезать. Неужели такое возможно?..
Неопределенность становилась невыносимой, он тихонько встал с постели и вышел из спальни.
Когда он появился в отделении в полвторого ночи, в джинсах и клетчатой ковбойке, у дежурного лейтенанта на лоб полезли глаза.
– Привет. Все в порядке, так, кое-какие дела забыл доделать, – отрывисто бросил Клепа лейтенанту, и тот понятливо закивал головой.
– В камере есть кто? – с замиранием сердца спросил Клепа.
– Есть, товарищ полковник. Сегодня только задержали, ммм… Данные пока уточняются. Игнатов им занимался.
– Больше никого?
– Нет.
– В каком кабинете сейчас Игнатов?
– В 217-м, – посмотрев в журнал, ответил дежурный и с трудом подавил зевок.
Клепа поднялся на второй этаж и вошел в кабинет. Дознаватель Игнатов, добродушный увалень с простым лицом и вечно удивленными глазами, сладко спал, положив голову на сложенную куртку, и Клепа яростно затормошил его:
– А ну, подъем!
Милиционер подскочил на месте, протирая заспанные глаза:
– Виноват, товарищ полковник!
– Ты сегодня допрашивал этого… седого такого? За хулиганку его забрали, кажется.
– Так точно, товарищ полковник, – тараща сонные глаза, проговорил Игнатов. На припухшем от сна лице краснели следы от складок куртки.
– Чего узнал? – спросил Клепа, подозрительно взглянув на бланк «Объяснения» – там было всего несколько строчек. Не дожидаясь, пока Игнатов что-то скажет, он взял его в руки и пробежал глазами по написанному.
«Постоянно страдаю расстройством памяти. Недавно упал с забора, состояние ухудшилось. Ни своего имени, ни адреса проживания не помню. Где и кем работаю тоже, насчет семьи тоже ничего не знаю».
– И это ВСЕ?! – заорал Клепа, едва сдерживаясь, чтобы не порвать злосчастный бланк и швырнуть клочья в лицо Игнатова. – Это все, что ты вытянул из него за три часа, е… твою мать?!
– Товарищ полковник, – побледнел Игнатов, – но ведь он и правда ничего не помнит. И не притворяется вроде.
– Вроде у бабки в огороде, – буркнул Клепа, слегка остыв. – Ориентировки смотрел? Запрос в Краснодар сделал? В ЗИЦ? По отпечаткам пальцев проверил? Чему вас, б…дь, в академиях учат, девкам под юбки заглядывать?!
Раздосадованный, он хлопнул дверью и направился к себе в кабинет. Выпив коньяка, он немного успокоился.
Сюда он ехал гонимый одной-единственной мыслью – схватить этого старика, сорвать с него одежду и посмотреть, есть ли у него шрам на животе. А заодно взглянуть на ногу, Рус утверждал, что у него была изуродована ступня. Теперь же его охватила странная, необъяснимая робость (это Клепу-то!), и он даже не знал, с чего начинать. Он и так был излишне эмоционален с этим Игнатовым, да и дежурный наверняка разболтает сослуживцам, что начальник милиции по ночам совершает наезды в родные пенаты.
Наконец он, решившись, спустился в дежурку.
– Возможно, у нас скоро прокурорская проверка, – сказал он дежурному. – Дай мне ключи от камеры, я хочу сам посмотреть, что там и к чему.
– Товарищ полковник, но там ведь этот… – попытался возразить милиционер, но Клепа так посмотрел на него, что тот безропотно протянул начальнику тяжелую связку ключей.
– Чтобы меня какой-то бомж на понт взял, – попытался отшутиться он, но было видно, что шутка не удалась – губы дежурного раздвинулись лишь для видимости. Он впервые видел своего начальника в таком состоянии и не смел ему перечить.
– А впрочем, – сказал Клепа, озабоченно поглядев в сторону «обезьянника», – скажи помдежу, пусть на этого кренделя браслеты нацепит.
Помощник вытащил из стола наручники и бросился к камере. Он, как и дежурный, терялся в догадках – зачем мог понадобиться их шефу какой-то бомжеватый старик?
Прежде чем войти в камеру, Клепа прислушался. Тихо, как в склепе. Вздохнув, он открыл дверь и вошел внутрь.
Серый вернулся уже ночью, совершенно опустошенный и разбитый. Аллу оставили в клинике. Дырка в щеке оказалась пустяковой, но вот рана в ухе оказалась серьезной, и ей провели операцию. Грифель пробил барабанную перепонку и все-таки задел мозг. Пару миллиметров глубже – и все, можно было бы заказывать панихиду. По лицам эскулапов Серый видел, что их так и подмывало задать вопрос о том, кому могло прийти в голову сотворить такое, но ему было наплевать на их домыслы. Главное – здоровье Аллы.
Как он ни настаивал, ему не позволили оставаться с ней. Собственно, он и при всем желании не смог бы этого себе позволить – дома под замком оставалась Лида.
Теперь ему некуда было торопиться. Их дочь вряд ли голодна – она сожрала целую коробку конфет, и на этот счет он не переживал. Он ехал и размышлял. Какая муха ее укусила? Неужели у нее произошел какой-то сдвиг по фазе? И самое главное – как себя теперь вести с ней? Он отказывался верить, что их шестилетняя дочь способна нанести удар такой силы, но факт был налицо – в доме никого, кроме них, не
