На кордоне все было по - прежнему.

 Так же  синел вдали лес, розовела  мхом и разнотравьем тундра,  высоко в небе парил сокол.

        Заглушив разогретые моторы, друзья с трудом выбрались из кабин и, усевшись на бревно, молча задымили сигаретами. Альфа же радостно взлаяла и принялась весело бегать по подворью.

        Потом Лебедев снял амбарный замок с двери, машины разгрузили и поклажу занесли в дом, где вскоре жарко запылала печь.

 Весь остаток дня топили баню и мылись, потом ужинали, а когда в небе зажглись первые звезды, улеглись спать. Все, кроме Огнева.

        Тот снова вышел на крыльцо, сел, и,  поглаживая лежащую рядом  хаску, долго о чем-то думал.

        На следующее утро Лебедев с ростовчанами отправились на «Уазе» в город, сообщить в стройбат чтоб забрали технику, а Огнев с Альфой  остались на  кордоне стеречь золото.

        К вечеру  навьюченный гробом  автомобиль  въехал на подворье, мрачный атрибут занесли в дом и  загрузили в него «усопшего».

        Впрочем, не всего. Десять слитков  спрятали в схрон, на всякий случай.

        - Мы еще и сопроводительные расстарались, -  довольно ухмыляясь, сказал Зингер. - Во - и протянул Огневу  какие-то бумаги.

        Это были справка о смерти и разрешение на доставку в Ростов для последующего захоронения  некого Зубкова Ивана Захаровича.  

        - Липа? -  пробежав их глазами, поинтересовался Огнев.

        - Настоящие, - ответил Душман. - И стоили совсем ничего, двести баксов.

        А спустя сутки от кордона отъезжал крытый тентом «Камаз», в кабине которого,  рядом с водителем, сидели Душман с Зингером.

        - Ну, не пуха вам ни пера! -   махнул   рукой стоящий рядом с Огневым Лебедев.

        - К черту! - проорал в ответ Зингер,  и машина покатила  по затравеневшей дороге...

        Потянулись дни ожидания, наполненные  хозяйственными делами.

 К зиме нужно было заготовить дров и сделать запасы грибов и ягод, на которые выдался урожайный год, и друзья, пригласив в гости Зею с Димкой, целыми днями пропадали в лесу и тундре.

        Мужчины, вооружившись бензопилой и топором, разделывали сухостой и поваленные деревья, а Зея с мальчиком собирали  грибы и ягоды.

        По вечерам, вымывшись в бане, все сидели в горнице за самоваром и пили чай.

        Спустя неделю после отъезда гостей, когда за домом были сложены две высоких поленницы, а в подпол опущены пару десятков банок с маринованными грибами и вареньем, в кармане у Огнева запел  «мобильник»  и он приложил его к уху.

        - Здорово, прапор! - донесся издалека знакомый голос.- Как живете можете?

        - Вашими молитвами, - улыбнулся Огнев. - А вы?

        - Все путем, - рассмеялся Душман. -  А теперь, Юра, слушай меня внимательно. То, что было, мы определили и вплотную занимаемся производством.  Вам, как договаривались, перечислили часть суммы,  тоже занимайтесь. Кстати, мы тут с Витькой ДОК[8] присмотрели. Так что нужен леспромхоз, для кооперации.

        - Понял -  ответил Огнев. - Завтра же и приступим.

        - Тогда пока все, - пробасил Душман. - Привет Виктору и Зее. На связи.

        - Ну, как, все нормально? - вопросительно взглянул на Огнева стоявший рядом Лебедев.

        - Вполне, - кивнул  тот головой. -  Завтра начинаем становиться капиталистами. -Тебе, кстати, привет.

        А спустя час позвонила Зея и сообщила, что на счет ее фирмы из Ростова поступили деньги. - Так что приезжайте, жду, - сказала она.

        Вопрос с покупкой леспромхоза решился быстро. Его  приобрели у одного   из бывших контрагентов Шмакова, который решил заняться более крупным бизнесом и переезжал в Москву. Предприятие планировалось  укрупнить, для чего Зея пригласила  ранее работавших с мужем партнеров из Финляндии.

        А вот  с  храмом дела не заладились.

        Огнев с Лебедевым решили  построить его на кордоне, сюда же доставить останки погибших и возвести на месте захоронения обелиск.

        Однако местная администрация и епархия воспротивились, желая иметь все это в городе. Их сторону занял и военный комиссариат, ссылаясь на имеющиеся на этот счет указания министерства.

        - Ну что же, тогда поеду на Соловки, - сказал Огнев Лебедеву. - Попрошу помощи у отца Иосифа.

        Спустя несколько дней он  вошел на  подворье монастыря, снял с плеча сумку и широко перекрестился на  плывущие в небе купола Свято-Преображенского собора. - Помоги Господи.

        Архимандрит принял  Огнева радушно, усадил   напротив и внимательно выслушал.

        - Да, брат Юрий, я верил в тебя и не ошибся, -  сказал он после долгого молчания, когда тот закончил. - Ты вершишь благое дело, но в миру не все это понимают. Я помогу тебе и обращусь к Патриарху.

        - Спасибо святой отец, - склонил голову Юрий. - У меня еще одна просьба.

        - Говори, - был ответ.

        - Я хотел бы стать настоятелем того храма.

        В кабинете снова возникла тишина.

        - Будешь, - нарушилась она. - Ты этого достоин.

        …Прошло три года, и наступила весна.

        В  бесконечно высокой  синеве, в сторону голубых тундр,  тянул клин журавлей. А внизу, рядом с выстроенным у кордона храмом, стояла группа людей и смотрела в небо.

        - А помните, как в той песне,  про солдат? -  сказал  Душман,  обращаясь к остальным.

        - Помним, - ответили  Зингер с Лебедевым, а Зея прижала к груди душистый букет роз.

        - Ну что же, тогда пошли к ним, - держа  на руках годовалую дочурку, кивнул скуфьей Огнев.

        И все направились по аллее в сторону гранитного обелиска.

 Москва - Луганск.  Май  2005.