Над бескрайним морем голубых лапландских тундр, что, перемежаясь с сопками, тянутся от скалистых фьордов  Норвегии до  побережья Кольского полуострова, полярный день.

       В лучах  немеркнущего солнца искрится последний, еще не растаявший   снег,  зеленеет ягель, блестят холодной водой небольшие озера, с которых доносятся разноголосые  крики   вернувшихся с зимовки птиц.

      На теплом валуне дремлет отощавший за зиму пестрый лемминг. Вдруг  он   настораживается, вскакивает и с писком ныряет в щель.

      Из-за ближайшей сопки появляются два человека. Они едва передвигают ноги и, подойдя к  камню, устало садятся на него.

      Оба путника предельно измождены, с серыми, заросшей щетиной лицами. На одном - высокого роста и с широкими вислыми плечами,  лопарский колпак, выцветший солдатский ватник,   драные бриджи и размокшие  от воды пьексы. 

      На втором - коренастом и непрерывно кашляющем, видавшие виды  матросская шапка и бушлат с позеленевшими латунными пуговицами, рваная на коленях брезентовая роба и полуразвалившиеся кирзовые ботинки.  

       В руках у высокого финский автомат «Суоми», а на поясе коренастого,  нож   «пуукко» с костяной рукояткой. За плечами у обоих тощие котомки.

      На незнакомцев тут же наваливается дрема, и они начинают клевать носом.

 Однако через минуту высокий вздрагивает, открывает глаза  и толкает локтем напарника.

      - Не спи, Сашок, замерзнешь.

      - А, чего?! - испуганно вскидывается тот и недоуменно вертит головой.

      - Не спи, говорю, идти надо.

      Они  тяжело встают и, покачиваясь,  бредут дальше. Примерно через километр тот, которого назвали Саней, падает лицом в пропитавшийся  сыростью  мох и  вновь заходится мучительным кашлем.

      Высокий  сплевывает  и присаживается на корточки рядом.

      - Вставай, Сашка, вставай, вот эту марь пройдем  и  под сопкой отдохнем, - трясет он за плечо спутника.

      Тот поднимается, высокий обхватывает его за плечи  и, спотыкаясь, тащит дальше.

      У относительно сухого склона сопки  оба валятся у чахлой березки и засыпают.

 Когда они открывают глаза, солнце все также сияет в высоком небе.

      - Дим, а что сейчас, день или ночь? - шепчет  Сашка.

      - Я и сам не знаю, все в башке перепуталось от голода. Надо пашамать.

      - Надо.

      Дим, так зовут высокого, приподнимается, стягивает с плеч котомку и достает из нее вяленый кусок оленины.  Затем протянутой  Сашкой финкой разрезает ее и большую часть отдает  другу.

      - Ты отдыхай пока, а я схожу туда, - кивает он на синеющее неподалеку,  окаймленное редким кустарником и карликовыми деревцами озеро, - может птицу какую подстрелю.

      - Это последний патрон?, - шепчет обметанными  жаром губами  Сашка.

      - Последний. Как и мясо, что лопари дали. Больше ничего нету.

      Дим встает, щелкает затвором автомата и уходит к озеру. Через несколько минут оттуда доносится гулкий  выстрел и над сопкой проносится стайка птиц. А чуть позже возвращается Дим и швыряет  автомат на землю.

      - Все, кончился наш «суоми».

      - А птица ?

      - Промазал, руки дрожат. Но ты не дрейфь, через неделю-другую птицы яйца класть станут, тогда заживем.  А пока ягель жрать будем, прошлогоднюю морошку, что найдем, и кору с молодых  деревьев. Все равно к своим выйдем. Вот увидишь.

      - Зря мы все-таки у лопарей  не остались, - произносит Сашка. - Чуть отдохнули  бы   и двинули дальше.

      - И вовсе не зря. Ты ж слышал, к ним за оленями и рыбой финны с немцами  наезжают. Снова к ним в лагерь захотел?

      - Не-е, - тянет Сашка.

      - Ну, то-то же. Значит, не ной. Ты, кстати, какого года призыва?

      - Сорок первого.

      - Совсем салага.

      - А ты?

      - Тридцать девятого.

      - И где ж ты Санек, служил, небось, при штабе?

      - Не, на  морском охотнике, рулевым-сигнальщиком. Прошлым летом  в Белом море нас финская лодка торпедировала.   Командира, меня и боцманом при взрыве за борт выбросило. Финны всплыли и подняли  нас к себе на палубу.  Командира тут же расстреляли.

      Затем, выяснив специальность,  боцмана выкинули  за борт.   А я назвался коком и меня не тронули.

      - Чего ж это они?

      -  До этого мы несколько часов гоняли лодку по дну залива и бомбили. Да так, что она соляром течь стала. Видать разозлили  финнов здорово.

      А кок  на позиции им был здорово нужен - своего  при взрывах кипятком ошпарило.

      Правда, что я готовить не умею, финны поняли через пару часов, как погрузились. Снова рассердились и выбили мне половину зубов. Во, -  ощерил Санька щербатый рот. -А как вернулись в базу, сдали меня  в  лагерь. А ты Дим как туда попал? Ведь раньше я тебя почти не знал.

      - Я, Санек, до марта 41-го служил на Балтике, на крейсере «Октябрьская революция»,  это