человека вне себя от страха немедленно установили контакты друг с другом. Они допускали, что, возможно, произошла какая-то ошибка или недоразумение, надеясь, что это не было преступлением и что просто произошел какой-то непонятный инцидент. Но происшествие оказалось отнюдь не случайным. И хотя не хотелось даже думать об этом, но те, кто еще был жив, пришли к выводу, что принято решение подавить эпидемию на Мэрис III, поступив с ними, как с животными: все заболевшие и те, кто подвергался опасности заражения, должны быть уничтожены, с тем чтобы болезнь не распространилась на вновь прибывших.
Требовались, однако, доказательства, подтверждающие столь чудовищную версию. С наступлением ночи город лишили энергии, а всю связь между жителями прервали. В сумерках, которые на Мэрис III наступают особенно быстро, повсюду воцарилась абсолютная тишина, которую нарушали лишь предсмертные крики. Эхо этих криков разносилось по пустым улицам.
Немногие из уцелевших после бойни в ту ночь скрылись под покровом темноты. Потом они бежали из города в одиночку и группами, унося с собой инфекцию. Некоторые помогали выбраться в сельскую местность тем близким и друзьям, которые оказались слишком обессиленными, чтобы идти самостоятельно. Бегство не спасало их от смерти, поскольку в любом случае все они были обречены. Но они не хотели, чтобы их вот так, как скот, забили. И они попытались убежать любой ценой.
– С вами все произошло как-то иначе, - заметил Кальхаун. - Когда вы подцепили эту болезнь, или уж не знаю, что это такое?
– Так вы не знаете, что это такое? - угасшим голосом спросила Хелен.
– Пока нет, - признался Кальхаун. - У меня слишком мало информации. Попытаюсь восполнить этот пробел.
Он не стал пересказывать ей то, что узнал после анализа тканей трупа.
Девушка поведала, что случилось с ней самой. Первым проявлением болезни стало равнодушие ко всему. Сначала она могла, - сделав над собой усилие, выходить из этого состояния, но положение непрерывно ухудшалось. С каждым новым днем ей требовалось все больше и больше сил для того, чтобы заставить себя хоть на что-то обратить внимание. Она заметила, что любое действие стало даваться ей с большим трудом. Она не чувствовала какого-либо недомогания или неудобства, ей даже не хотелось ни есть, ни пить. Приходилось внутренне мобилизовываться, чтобы осознать необходимость хоть что-либо делать.
Симптомы были очень схожи с теми, которые испытывает человек, слишком долго находящийся на чрезмерной высоте, где не хватает кислорода. Еще больше это напоминало ощущение человека в полете, которому перекрыли кислород, хотя кабина его летательного аппарата не герметизирована. В этом случае он впадает в обморочное состояние, а затем умирает, не понимая, что постепенно теряет сознание. Обычно это происходит в течение нескольких минут, но в данном случае процесс протекал неизмеримо медленнее. Он затягивался на недели, хотя по сути это было одно и то же.
– Я заразилась до того, как мы убежали из города, - мрачно сказала Хелен. - Но тогда я об этом не догадывалась. Теперь я уверена, что мне осталось жить всего лишь несколько суток, и то только в том случае, если я буду достаточно настойчиво стремиться к этому. Но с каждым уходящим днем я буду все менее способна на это, а потом не смогу сделать даже малейшего усилия.
Кальхаун поглядел на миниатюрный магнитофон. Его многоканальная лента исправно перематывалась с одной катушки на другую, фиксируя разговор.
– У вас, однако, хватило сил, чтобы попытаться пристрелить меня, - буркнул он.
Медик взглянул на оружие. Оно состояло из пружины, приделанной к трубке, похожей на ствол спортивного ружья, и рычажного механизма, взводившего пружину для выстрела. Кальхаун спросил:
– Кто заряжал оружие?
Хелен, поколебавшись, ответила:
– Ким… Ким Волпоул.
– Вы сейчас одна? Жив ли еще кто-нибудь из вашей группы?
Она опять заколебалась.
– Некоторые пришли к выводу, что не стоит разлучаться. В любом случае надежды остаться в живых нет, так как все мы инфицированы. Ким входит в нашу группу. Он из нас самый сильный. Именно он достал для меня это оружие. Как, впрочем, и для других.
Кальхаун задал еще ряд внешне безобидных вопросов. Она рассказала ему о жизни этой группы беглецов, объединенных тем, что всех их уже поразила эпидемия. Вначале их было одиннадцать. Двое умерли, трое находились сейчас в стадии финальной летаргии. Их невозможно было уже накормить. Они медленно угасали. Самым крепким оставался Ким Волпоул, который и рискнул сходить в город и добыть для других оружие. Он возглавлял всю группу и был не только самым сильным, но и, по словам девушки, самым сообразительным из всех.
Все они ожидали смерти. Но тс, кто прилетел на планету, не были расположены терять время. Они посылали из города группы охотников, которые выслеживали беглецов и безжалостно их истребляли.
– Возможно, для того, - пояснила девушка совершенно равнодушным голосом, - чтобы сжечь наши тела и избежать тем самым дальнейшего распространения эпидемии. Они убивают нас, так. как не должны ждать. Это кажется ужасным, что мы вынуждены отстаивать право умереть естественным путем. Поэтому-то я и выстрелила в вас. Я не должна была этого делать, но…
Хелен замолчала, не зная, что сказать еще. Кальхаун показал жестом, что прекрасно ее понимает.
В настоящее время беглецы оказывали друг другу содействие просто ради того, чтобы избежать насильственной смерти. Совершенно изнуренные, они собирались вместе с наступлением темноты, и те, кому еще доставало сил, помогали, чем могли, остальным. Днем все, способные еще передвигаться, разбредались по своим укрытиям. Если охотники из города и находили кого-нибудь из них, то другие могли благодаря этой тактике избежать участи быть пристреленными. Более сильного мотива поведения у них не было. Они всего-навсего пытались умереть с достоинством, а не как пораженные болезнью животные. Это отвечало традиции, и Кальхаун одобрял такой подход. Такие люди, видимо, в какой-то мере разбирались в науке о роли вероятности в поведении человека. Они лишь по-другому называли это - этика. Но чужеземцы, те, кто прибыл на планету, были людьми другого типа - захватчиками. Вполне вероятно, что они были пришельцами из другого мира.
– Мне это не по вкусу, - холодно произнес Кальхаун. - Минуточку.
Он подошел к Мургатройду. Тормаль сидел с несколько грустным видом. Кальхаун проверил ритм его дыхания, прослушал работу сердца. Мургатройд никак не реагировал на его действия, ограничившись своим традиционным “чи”.
После этого Кальхаун решительно заявил:
– Я помогу вам добраться до места, где вы собираетесь. Мургатройд уже заболел. Я инфицировал его, организм тут же отреагировал. Мне нужно встретиться с другими членами вашей группы еще до наступления ночи.
Девушка едва сумела подняться на ноги. Даже простой разговор с Кальхауном ее сильно утомил. Тем не менее она большим усилием воли заставила себя, хотя и медленно, но двинуться по тропинке, вьющейся по склону холма. Кальхаун поднял странное оружие и задумчиво изучил его. Затем он взвел пружину, вставил в нужное место стрелу и устремился с арбалетом в руках вслед за Хелен. Мургатройд потащился сзади.
Пройдя метров четыреста, девушка зашаталась и остановилась, опершись о ствол стройного дерева. Было очевидно, что она еле-еле держалась на ногах и нуждалась в отдыхе.
– Я понесу вас на руках, - безапелляционно решил Кальхаун. - А вы будете показывать мне дорогу.
Он приподнял ее, словно ребенка, и продолжил свой путь. Хелен была легкой, как пушинка. Кальхаун так и не выбросил ее необычное оружие, хотя оно и мешало ему при ходьбе.
Мургатройд тянулся за ними. Кальхаун поднялся на небольшой холм, затем спустился в узкий овраг. Раздвинув заросли кустарника, он увидел полянку, где были сооружены убежища примерно для десяти человек. Примитивные шалаши, составленные из нескольких палок с наброшенными поверх ветками, предназначались лишь для того, чтобы как-то прикрыть тех из беглецов, кто, совсем обессилев от болезни, ожидал скорой смерти.
Но на полянке до их прихода произошло нечто ужасное. Кальхаун увидел это раньше, чем девушка. На подстилке из листьев возле одного из шалашей лежали три человека. Видимо, это были те члены группы, которые уже впали в состояние комы. Но Кальхаун заметил и нечто большее, чем просто лежавшие без
