'повреждения', а князь Азанчеев превосходно 'всадил' учебную 'Ктулу' в корму фрегата. Но итоги выглядели плачевно. Да, штурмовикам часто приходилось выполнять самоубийственные задания и они зачастую несли большие потери, нанося врагу урон еще более ощутимый. Но наученное опытом войны с нишитурцами, командование поставило перед ними во время учений двойную задачу: 'уничтожить' противника и 'выжить' самим. Второе было не менее важно и намного труднее.

Но самое сложное выпало на третью фазу, когда эскадрильям пришлось по очереди 'штурмовать' крейсер, экипаж которого, как очень скоро выяснилось, обладал высокой боевой выучкой. Сначала 'Ермак' 'атаковала' 1-я эскадрилья, однако крейсеру удалось удержать ее от себя на почтительной дистанции. В итоге, все атаки штурмовиков остались незавершенными и нерезультативными. Командир 2-й эскадрильи принял решение идти на пролом, что привело к 'гибели' восьми и десяти штурмовиков и незначительным 'повреждениям' 'противника'. Артемов же решил предоставить инициативу командирам звеньев и добился успеха, но слишком большой ценой. 'Ермаку' крепко досталось от учебных 'Ктулу' и 'Саргамаков', но из учебного боя вышли только 'покалеченные' штурмовики старшего лейтенанта Слепова и лейтенанта Бобровского, да корабль самого командира эскадрильи Артемова.

Подведя общие итоги учений, начальник 16-й штурмовой дивизии и проверяющий из опетского генштаба настоятельно рекомендовали всем экипажам 63-й бригады уделить особое внимание отработке взаимодействия между кораблями и сработанности экипажей, а особенно отработке тактических приемов штурмовки тяжелых звездолетов. Это означало, что экипажи будут появляться на базе лишь затем, чтобы отоспаться, пополнить боезапас и антивещество.

Все это проносилось у Масканина в голове бесконечным круговоротом мыслей. Его совсем не страшила перспектива бесконечных полетов, маневров и напряженной самоотдачи. Уж лучше понапрягаться на учениях, чем погибнуть в первом же бою.

Не заметно для самого себя, Масканин в задумчивости дошел до капонира, под которым скрывался ангар. Рядом – у холма высотой с человеческий рост стоял облаченный в бронескафандр и вооруженный стэнксом часовой матрос. Часовой узнал своего командира и козырнул. Ответив ему, Масканин подошел к шлюзу и набрал комбинацию на идентификаторе киберзамка. Толстая бронированная дверь с шипением отошла в сторону. Открылся вход в кабинку гравилифта, который доставил пассажира под землю.

Защищенный бронеплитами и антиядерными генераторами, ангар сообщался сетью тоннелей с подземными складами боеприпасов, комплектующих узлов для ремонта и хранилищем антивещества – топлива для межзвездных двигателей. У штурмовика царило оживление. Здесь копошилось более десятка техников из наземного обслуживающего персонала и в два раза больше роботов. Рядом с открытыми люками и рампами застыли небольшие самоходные гравиплатформы, груженные контейнерами с инструментами и аппаратурой.

У самого носа огромными желтыми цифрами красовался бортовой номер '26', неестественно яркий в искусственном освещении. Слева от номера была нанесена снежно-белая эмблема 63-й бригады в виде ромба с соответствующими цифрами.

Вытирая испачканные руки о покрытую пятнами спецовку, к Масканину подошел кондуктор Алпатов – специалист по двигателям и начальник обслуживающей команды. Предупреждая его намерения сделать доклад по уставу, Масканин просто протянул свои пять, не заботясь, что может испачкаться сам. Они крепко пожали друг другу руки.

– Ну, и как наши дела, Егорыч? – спросил Масканин, обводя оценивающим взглядом штурмовик.

– Движки и антигравы в порядке, командир, – поспешил обрадовать Алпатов. – В общем, проблем нет, кроме системы перезарядки 'Орнеров'.

– Анвер здесь?

– На борту. Он вместе с Драновским возится.

– Пойду-ка гляну что там у них.

Масканин вскинул руку с часами.

– Ого… Уже пол-одиннадцатого.

– От комэска, командир?

– От него, Егорыч, – угрюмо подтвердил Масканин, два часа усердно слушавший недовольное пыхтение Артемова, дивясь при этом его буйной фантазии по части общих умственных недостатков командиров кораблей. Артемов перемолол каждую косточку всей эскадрильи, разошелся не на шутку.

Алпатов понимающе кивнул.

– Разнос устроил капитальный… Но, он прав, – сказал Масканин, – тысячу раз прав.

Во время 'штурмовки' крейсера дала отказ система перезарядки правобортовой противоракетной установки, четыре 'Орнера' оказались заблокированными. И хотя не это явилось прямой причиной 'гибели' штурмовика (скорее просто губительный огонь 'Ермака'), но отказ внес в это дело свою лепту.

– Смирно! – крикнул кто-то из матросов, когда Масканин вошел в нужный ему отсек.

– Вольно.

В отсеке находились командир противоракетной батареи мичман Анвер, техник по вооружению боцман Драновский и два матроса наземного персонала. Все четверо были одеты в спецовки и выглядели устало, но уж точно не угрюмо.

– Что тут у вас? – с ходу вопросил Масканин, осматривая их одинаково чумазые лица. И где ж они так вымазались?

На молочно-белом нишитском лице Анвера появилась довольная улыбка. Он похлопал рукой по одному из вскрытых блоков.

– Причина выявлена, командир, – произнес Анвер, еще пару раз хлопнув ладонью по металлу. – Какой-то… гхм… не слишком отягощенный умом остолоп не установил режим герметичности в системе пневмоподачи револьверного барабана. Я разберусь кто этот умник… В итоге, командир, получилось так: при попытке зарядить 'Орнер' в порт, в шахту барабана засосало все, что можно. Мы уже очистили ее. Теперь только осталось заменить испорченные узлы.

'А ведь знает, кто напортачил', – подумал Масканин. Не может быть, чтобы к установке полез кто-то посторонний. 'Знает, но не говорит'. Масканин бросил оценивающий взгляд на Анвера и решил, пусть мичман разбирается сам. Анвер этот – тоже загадка, как и давешний Юнер. Целых два нишита в Доброкорпусе, которых здесь встретил Масканин. Откуда офицеры-нишиты в русском флоте?

– Долго их менять? – спросил он.

– Часов пять-шесть. Может и меньше.

– Тут, в основном, загвоздка с 'Орнером', командир, – подключился Драновский, – противоракеты-то не учебные. С боевым зарядом. А та, что застряла – на боевом взводе… и у нее, похоже, заводской дефект: отказал предохранительный блок.

– А дублирующие системы защиты?

– В норме. Но лучше поостеречься.

– Правильно, – согласно кивнул Масканин.

'Орнеры' были единственными из ракет, которые ставились на боевой взвод еще до пуска. На это были причины. Случалось, что они умудрялись перехватывать вражеские ракеты в непосредственной близости от корабля, через каких-то две секунды или даже через полсекунды после пуска. Такое случалось крайне редко и обходилось без вмешательства оператора, реакция которого, как у любого человека, не успевала среагировать. Иногда не обходилось без повреждений от близкого разрыва противоракеты, но как ни крути, а отдельное повреждение – это не гибель всего корабля. Однако похоже, что в данном случае судьба попыталась сыграть злую шутку и хорошо еще, что эта шутка не удалась.

– Продолжайте, – добавил Масканин, поворачиваясь к выходу, – как управитесь, попрогоняйте барабаны вхолостую. На всякий случай.

Анвер и Драновский кивнули.

Спрыгнув с трапа, он закурил и улыбнулся сам себе. Голову заполонили совсем другие мысли. Все-таки настроение понемногу подымалось, у него есть двое суток отгула. А сегодня канун торжеств по случаю наступления нового года и он, кажется, знал, как их проведет.

Попутный гравитолет подбросил до жилого сектора за пределами базы. Масканин зашел в небольшой магазин, торгующий самыми разнообразными товарами. Магазин открыл всего неделю назад предприимчивый житель Миды, добившись на это разрешения. Внутри было чисто и уютно, насколько может