внимательно следили друг за другом, берегли себя и своих сыновей, ревниво наблюдая, на кого мог пасть выбор. Теперь, когда новая супруга Сакота зачала, им оставалось только ждать. Если у нее родится дочь, то борьба начнется снова.
Ехонала принадлежала к самому могущественному из кланов, именно из него вышли три императрицы. Почему бы ей не стать четвертой? Ах, если бы ее выбрали, если бы она смогла зачать сразу же, если бы она родила сына, а Сакота — лишь девочку! Но у кого была такая счастливая судьба, кому так везло, что за первым шагом сразу следовал второй? Хотя все было возможно.
С того дня Ехонала начала внимательно читать все сообщения, исходившие от Трона, и изучать каждое слово в указах императора. Таким образом она сумеет познакомиться с государственными делами и будет готова, если боги захотят ее возвысить.
Понемногу девушка осознавала необъятность своей страны и величие ее народа. Раньше мир Ехоналы ограничивался городом Пекином, где она выросла. Она знала правящую расу, маньчжурские кланы, которые со времен воинственных предков захватили и удерживали власть над таким могущественным народом, как китайцы. Уже двести лет прошло с тех пор, как северная династия обосновалась в центре столицы (Маньчжурская династия Цин правила в Китае с 1644 по 1911 г.) за красными стенами города императора. «Запретный город» — так его называли, потому что Сын неба был его владыкой, единственным мужчиной, которому дозволялось спать здесь ночью. С наступлением сумерек на каждой улице, в каждом переулке Запретного города били барабаны, предупреждая всех, что пора уходить. Оставался только один император со своими женщинами и евнухами.
Ехонала понимала, что Внутренний город — всего лишь правящий центр огромной страны, и страна эта оставалась вечной в своих горах, реках, озерах и побережьях, во множестве своих городов и деревень, в сотнях миллионов разнообразного люда: в торговцах и крестьянах, ученых, в ткачах и ремесленниках, кузнецах и кабатчиках, в мужчинах и женщинах, в ремеслах и искусствах. Богатое воображение уносило девушку за ворота ее роскошной императорской тюрьмы, она отправлялась в путешествия по страницам прочитанных книг.
Еще больше она узнавала из императорских указов. Ехонала читала, что на юге поднималось мощное восстание — ненавистный плод иноземной религии. Китайцы-мятежники называли себя тайпинами, во главе мятежников стоял длинноволосый фанатик-христианин по фамилии Хун Сюцюань[1], который вообразил себя воплощенным братом некоего Христа — сына иностранного Бога, рожденного крестьянкой.
Последнее обстоятельство не вызывало удивления, так как в старинных книгах встречалось много подобных историй. Известна, например, такая. Жена крестьянина рассказывала, что Бог предстал перед ней в виде облака, когда она пахала поле, и волшебным образом проник в нее. Так, через девять лунных месяцев, она родила божественного сына. Другая история случилась с дочерью рыбака. Девушка утверждала, что Бог вышел из реки в то время, когда она ставила отцовские сети, и опять же волшебным образом произошло зачатие. Но под христианским знаменем мятежников собирались безудержные недовольные люди, и если смуту не подавить, то мятежники могли свергнуть саму маньчжурскую династию. Даогуан в свое время показал себя слабым императором, таким был и его сын Сянь-фэн. Вдовствующая императрица командовала им как ребенком.
Что ж, с помощью матери императора Ехонала достигнет цели. Она вменила себе в обязанность непрестанно ухаживать за старой женщиной, оказывать ей знаки внимания: то подарить изысканный цветок, то зрелый плод, сорванный в императорских садах.
Подошло время летних дынь, а вдовствующей императрице очень нравились маленькие сладкие дыньки с желтой мякотью, которые весной сажали на навозных кучах. Ехонала каждый день ходила на бахчу и выискивала спрятанные под листьями первые сладкие дыни. На самые спелые она наклеивала кусочки желтой бумаги с именем вдовствующей императрицы, чтобы какой-нибудь жадный евнух или служанка их не утащили. Каждый день она проверяла дыни, постукивая по ним пальцем. И вот однажды, семь дней спустя после сообщения Ли Ляньиня о беременности Сакоты, одна дыня зазвучала, как барабан. Девушка открутила ее от стебля и, держа обеими руками, понесла в покои вдовствующей императрицы.
— Наша почтенная мать почивает, — недовольно сказала служанка.
Она ревниво относилась к Ехонале, которой вдовствующая императрица оказывала предпочтение. Девушка повысила голос:
— Разве вдовствующая императрица спит в это время? Тогда она, наверное, заболела. Обычно она встает намного раньше.
Когда Ехонала хотела, голос ее становился резким и отчетливым, его хорошо было слышно за несколько комнат. Вот и теперь вдовствующая императрица услышала девушку. Она не спала, а, сидя в своей спальне, вышивала золотого дракона на черном поясе, который готовила в подарок сыну. Нужды в такой работе, конечно, не было, но читать вдовствующая императрица не умела, а вышивать любила.
Услышав голос Ехоналы, она отложила в сторону уже поднадоевшую иголку и позвала девушку:
— Ехонала, иди сюда! Кто говорит, что я сплю, обманывает тебя!
Ехонала заискивающе улыбнулась хмурой служанке.
— Никто не говорит, что вы спите, почтенная, — крикнула девушка в ответ. — Это я плохо расслышала.
И она вприпрыжку побежала по комнатам со своей дыней, пока не добралась до спальни вдовствующей императрицы. Из-за жары старая женщина сидела в одних нижних одеждах. Обеими руками Ехонала протянула ей свой подарок.
— Ах, — обрадовалась вдовствующая императрица, — я как раз мечтала о сладкой дыне, мне так хотелось съесть кусочек.
— Позвольте, я прикажу евнуху опустить ее в один из северных колодцев и охладить, — попросила Ехонала.
Но вдовствующая мать императора не дала своего позволения.
— Нет, нет, — возразила она, — если дыня попадет в руки евнуху, то он сам ее тайком съест, а мне принесет зеленую или скажет, что дыню погрызли крысы или что она упала в колодец, и он не может ее достать. Знаю я этих евнухов! Лучше съесть её сейчас, у меня в животе она будет в сохранности.
Она повернула голову и крикнула:
— Принесите мне большой нож!
Служанки побежали выполнять приказание и вернулись в мгновенье ока. Ехонала взяла нож, изящно и ровно разрезала дыню. Вдовствующая императрица взяла сочный ломтик и жадно, как ребенок, впилась в него зубами. Сладкий сок потек по ее подбородку.
— Полотенце, — обратилась Ехонала к служанке. Взяв полотенце из рук служанки, она повязала его старой женщине вокруг шеи, чтобы та не запачкала шелковую сорочку.
— Оставь половину, — приказала вдовствующая императрица, наевшись досыта. — Вечером мой сын, как всегда, придет навестить меня перед сном, и я его угощу. Но пусть дыня останется при мне, иначе какой-нибудь евнух ее утащит.
— Позвольте, я позабочусь, — попросила Ехонала.
Она не разрешила никому дотронуться до дыни. Сначала приказала служанкам принести блюдо, куда и положила остатки дыни. Затем потребовала фарфоровую чашу, накрыла ею блюдо и поставила в таз с холодной водой. Вся эта возня была затеяна только с одной целью, чтобы вдовствующая мать императора упомянула о ней при императоре, чтобы имя Ехона-лы было у него на слуху.
Пока Ехонала действовала, Ли Ляньинь тоже не дремал. Он подкупил служителей в личных императорских покоях, чтобы те наблюдали за хозяином, и, когда монарх затоскует и его глаза будут следить за женщинами, они назовут ему имя Ехоналы.
Так и произошло. Вернувшись от вдовствующей императрицы, Ехонала прошла в библиотеку и взяла книгу, которую читала. Между страниц она обнаружила сложенный лист бумаги. На нем грубым почерком были написаны две строчки: «Дракон снова просыпается. День Феникса пришел».
Она понимала, кто написал эти слова. Но откуда Ли Ляньинь мог узнать? Она не хотела его спрашивать. То, что он делал во имя ее замыслов, должно остаться тайной даже для нее самой. Ехонала продолжала читать, а старый учитель засыпал, просыпался и снова засыпал, — так шло время. Но после
