показал веером, что надо пойти вслед за ним в беседку, расположенную за пределами библиотеки. Он шел молча, и тряпичные туфли бесшумно ступали по изразцовому полу. Следуя за ним, девушка тоже молчала, чтобы не разбудить спящего учителя. И даже собачка, увязавшаяся за ней, не лаяла.

— У меня есть для вас новости, — сказал Ли Ляньинь.

Он высился над нею: огромная квадратная голова с грубыми чертами лица, высокая неуклюжая фигура. Ей следовало бы бояться его, но она не позволяла себе бояться.

— Что за новости? — спросила она.

— Молодая императрица зачала.

Сакота! Она ни разу не видела свою кузину с тех пор, как они вместе прошли через дворцовые ворота. Сакота стала супругой вместо своей умершей сестры, тогда как она, Ехонала, была всего лишь наложницей. Сакота, призванная в постель императора, выполнила свой долг. Если кузина принесет сына, то он унаследует трон Дракона, и тогда супруга возвысится до титула матери-императрицы. А она, Ехонала, так и останется всего лишь наложницей. И за такую малую цену она бросила и возлюбленного, и родных? Ее сердце наполнилось горечью, казалось, еще чуть-чуть — и оно разорвется.

— Есть доказательства? — поинтересовалась она.

— Есть, — ответил Ли Ляньинь. — Я плачу ее служанке. Вот уже второй месяц как не было крови.

— Ну и что? — рассеянно произнесла Ехонала, думая о своем.

Затем к ней вернулось самообладание. Никто не мог помочь ей, кроме нее самой. Рассчитывать можно только на себя. Судьба может быть благосклонна к ней в случае, если Сакота родит девочку. Тогда у императора не будет наследника, пока не родится сын, и мать сына станет императрицей. «Этой матерью могу быть я», — думала Ехонала. Проблеск надежды успокоил ее мозг и сердце.

— Долг императора по отношению к покойной супруге выполнен, — продолжал евнух. — Теперь он полностью отдастся своим капризам.

Она молчала: выбор может пасть на нее!

— Вы должны быть готовы, — говорил Ли Ляньинь, — по моим расчетам, через шесть или семь дней он будет подумывать о наложнице.

— Откуда ты знаешь? — испугалась девушка, несмотря на свое решение ничего'не бояться.

— Евнухи много чего знают, — произнес он, хитро глядя на нее.

Она с достоинством ответила:

— Ты забываешься.

— Я оскорбил вас, — сразу поправился он. — Я не прав. А вы всегда правы. Я ваш слуга, ваш раб.

Ехонала была так одинока, что, несмотря на отталкивающую внешность евнуха, заставила себя принять его извинения.

— И все же, — спросила она, — почему ты хочешь служить мне? У меня нет денег, чтобы вознаградить тебя.

Действительно, у нее не было ни гроша. Каждый день она ела самые изысканные блюда, потому что после вдовствующей императрицы все доставалось наложницам, и еды было в изобилии. Сундуки в спальне Ехоналы ломились от красивейших платьев. Она спала под шелковыми одеялами; и днем и ночью ей прислуживала служанка. Но несмотря на все это, девушка не могла купить себе даже носовой платок или кулечек сладостей. А еще, с тех пор, как она вошла в Запретный город, Ехонала не видела ни одного театрального представления. Вдовствующая императрица все еще носила траур по покойному императору Даогуану, отцу нынешнего императора, и не позволяла даже наложницам наслаждаться представлениями. Ехонала же скучала по театру больше, чем по своей семье. Раньше, когда ей приходилось делать тяжелую домашнюю работу, когда мать ругала ее и дни текли безрадостно, она могла незаметно убежать на улицу и посмотреть представление. Если случайно ей перепадала мелочь, она хранила ее именно для уличного театра, а если денег не было, то уходила со спектакля еще до того, как в толпу пускали корзинку.

— Вы думаете, я жду подарков? — спросил Ли Ляньинь. — Вы неправильно меня понимаете. Я знаю вашу судьбу. В вас есть сила, какой нет ни в ком другом. Я понял это в тот миг, как мы увидели друг друга в первый раз. И я говорил вам об этом. Когда вы возвыситесь к трону Дракона, я поднимусь с вами, всегда буду вашим слугой и вашим рабом.

Ехонала была достаточно умна, чтобы понять, как умело евнух использовал ее красоту и честолюбие для собственных целей. Он искусно плел между ними узы взаимной благодарности. Если она достигнет трона, а это, конечно, однажды произойдет, то он напомнит ей, что способствовал этому именно он.

— Почему ты служишь мне бескорыстно? — безразлично спросила девушка. — Никто ничего не дает без надежды получить что-то взамен.

— Мы понимаем друг друга, — улыбаясь, ответил евнух. Ехонала посмотрела в сторону и сказала:

— Тогда нам остается только ждать.

— Подождем, — согласился он, поклонился и вышел. Она вернулась в библиотеку очень задумчивой, следом прибежала собачонка. Старый учитель все еще спал, Ехонала села на прежнее место и продолжила чтение.

Все как будто оставалось таким, как прежде, но только ее сердце за эти короткие минуты перестало быть мягким сердцем девушки. Она стала женщиной, устремленной к своей судьбе.

Как она могла теперь размышлять над смыслом древних стихов? Она постоянно думала о той минуте, когда она будет призвана. И как придет этот вызов? Кто его принесет? Будет ли у нее время омыть и надушить тело или придется спешить? Императорские наложницы часто сплетничали между собой, и когда одна уходила, а потом возвращалась обратно, другие выспрашивали у нее до мельчайших подробностей все, что происходило между ней и императором. Ехонала никогда не спрашивала, только слушала. Осведомленность ей не помешает.

— Император не любит, когда с ним разговариваешь, — рассказывала одна из наложниц.

Когда-то она была фавориткой, но теперь оказалась во Дворце забытых наложниц, где те, кого император разлюбил, жили вместе со стареющими наложницами его покойного отца. Хотя ей еще не исполнилось и двадцати четырех, все для нее прошло — ее выбрали, насладились и отвергли. Остаток жизни она проживет ни женой, ни вдовой и, не сумев зачать, не сможет найти утешение даже в ребенке. Это была хорошенькая женщина, ленивая и пустая, говорившая лишь о том единственном дне, который провела в личном дворце императора. Она рассказывала свою короткую историю всем новым наложницам, ожидавшим, когда их призовут.

Ехонала слушала, но в разговорах не участвовала. Она будет развлекать императора, забавлять его и поддразнивать, петь и рассказывать истории, будет плести между ними связь не только плоти, но и ума. Она закрыла «Книгу перемен» и отложила ее в сторону. Существовали и другие книги — запрещенные: «Сон в красной спальне», «Цветок сливы в золотой вазе», «Белая змея». Она прочтет их все, а если не сможет отыскать в библиотеке, то прикажет Ли Ляньиню посмотреть их в книжных лавках в городе.

Учитель проснулся неожиданно и тихо, как просыпаются старики, легко переходящие от сна к бодрствованию, и не двигаясь, смотрел на нее.

— Ну как, — спросил он, — вы закончили свой отрывок?

— Закончила, — ответила девушка, — но мне хотелось бы почитать другие книги: рассказы, волшебные сказки, что-нибудь развлекательное.

Учитель сидел со строгим видом и теребил свой гладкий подбородок. Рука его была такой же сухой и сморщенной, как опавший пальмовый лист.

— Эти книги отравляют мысли, особенно у женщин, — отозвался он. — Здесь, в императорской библиотеке, среди тридцати шести тысяч томов нет ни одной такой. Подобные сочинения добродетельной даме не следует даже упоминать.

— Тогда и я не буду упоминать их, — сказала она игриво. Наклонившись, она забрала собачонку в рукав и ушла в свою спальню.

То, что Ехонала узнала сегодня после обеда, назавтра было известно повсюду. Из уст в уста слух облетел все дворы и, как ветер, поднял волнение. Несмотря на то что император имел супругу и многочисленных наложниц, у него еще не было ребенка, и великие маньчжурские кланы начинали беспокоиться. Если у императора не родится наследник, то его будут выбирать среди них, и князья