— Ваше высочество, — проговорил Ли Ляньинь шепотом, — вид этого иностранного негодяя напомнил мне об обещании, которое я дал молодому императору и про которое позабыл.
— Что же это за обещание? — поинтересовалась она.
— Он где-то прослышал об иностранной игрушке: повозке, которая ездит сама, без лошади, и приказал купить ему такую. Но где же ее найти? Я спросил у главного евнуха, и он сказал, что, возможно, в магазине, который содержит один иностранец в посольском квартале. Туда я сейчас и пойду искать эту игрушку.
Мать императрица нахмурила прекрасные черные брови.
— Я запрещаю! — воскликнула она.
— Ваше высочество, — принялся ее уговаривать евнух, — молю вас, вспомните, что у молодого императора крутой характер и я буду побит.
— Я сама ему скажу, что, как и прежде, запрещаю играть в чужеземные игры, — заявила Мать императрица. — Игрушку захотел! Он уже не ребенок!
— Ваше высочество, — умолял евнух, — я сказал «игрушку», потому что понял, что нет надежды найти во всей стране настоящую повозку.
— Игрушка или нет, это иностранный предмет, — не уступала Мать императрица. — И я запрещаю. Сядь на место.
Ли Ляньинь подчинился, но больше не смеялся, хотя на сцене Ань Дэхай превосходил самого себя, пытаясь рассмешить Мать императрицу. Но и она не смеялась. Час или около того, пока продолжалось представление, ее красивое лицо сохраняло серьезность. Затем она сделала своим фрейлинам знак и удалилась во дворец, где по дальнейшему размышлению послала за главным евнухом.
Он пришел, красивый, несмотря на все увеличивающиеся размеры. У него были дерзкие темные глаза, но перед императрицей он смягчил взгляд. Она не перестала любить его, узнав, что в других местах его взгляд достаточно бесцеремонен. Ходили слухи, что Ань Дэхай не настоящий евнух и у него есть дети в императорских стенах, но Мать императрица научилась не проявлять любопытства, если не хотела что-то знать. Теперь же она сурово смотрела на своего приспешника.
— Как ты смеешь интриговать против Ли Ляньиня? — осведомилась она.
— Ваше высочество, — выдохнул главный евнух. — Я? Интрига? Ваше высочество?!
— Показывать моему сыну иностранную повозку!
Он попробовал засмеяться.
— Ваше высочество, разве это интрига? Мне хотелось развлечь императора.
— Ты же знаешь, я не хочу, чтобы он привыкал к иностранным вещам, — выговаривала Мать императрица суровым голосом. — Разве можно, чтобы душа правителя отрывалась от своего народа?
— Ваше высочество, — взмолился главный евнух, — клянусь, у меня не было такого намерения. — Мы все делаем так, как желает император, разве не таков наш долг?
— Нет, если он требует того, что пойдет ему во вред, — неумолимо утверждала она, — я предупреждала, что не допущу, чтобы он обучался порокам, каким научился его отец. Ты и дальше собираешься потакать ему во всем?
— Ваше высочество, — начал было Ань Дэхай. Но Мать императрица нахмурилась:
— Вон с глаз моих, неверный слуга!
Тут главный евнух перепугался. Он долгое время был ее любимцем. Однако каждый евнух знал, что милость правителя менее постоянна, чем солнечный свет ранней весной. В любой миг ее могут лишить, и столь же скоро голова евнуха может покатиться с его плеч.
Он бросился к ее ногам и заплакал.
— Ваше высочество, моя жизнь — ваша! Ваше приказание для меня выше всего на свете!
Но она оттолкнула его ногой.
— Вон с глаз моих… Вон с глаз моих…
Он уполз на четвереньках. Очутившись за дверями, евнух побежал к тому единственному, кто мог спасти его от гнева. Он бегом отправился к Жун Лу, чей дворец находился на расстоянии мили.
В этот час Жун Лу обычно изучал доклады, которые на следующий день будут представлены Трону. Когда-то это было обязанностью принца Гуна, но теперь, как Верховный советник, Жун Лу это делал сам. В одиночестве он сидел в библиотеке за огромным столом из черного дерева, склонившись над разложенными перед ним страницами документов.
Вслед за слугой появился главный евнух и, как только его имя было объявлено, почтительно поклонился и произнес приветствие.
— Что привело вас сюда? — спросил Жун Лу.
В нескольких словах Ань Дэхай изложил свою просьбу.
— Заклинаю вас, спасите меня от императорского гнева, — молил он.
Жун Лу не дал согласия сразу. Вместо этого он указал главному евнуху на стул и произнес:
— В последнее время меня беспокоит то, что происходит в императорском дворце.
— А что происходит? — Главный евнух побледнел в свете свечей.
Жун Лу повернул к нему суровое лицо.
— Отец молодого императора Сяньфэн был погублен евнухами, одним из которых были вы, Ань Дэхай. Правда, вы не были главным евнухом, но в ваших силах было наставить правившего императора на чистые мысли и праведные действия. Вместо этого вы потакали ему, а он любил вас, потому что вы были человеком молодым и очень красивым. Вместо того чтобы наставлять его на путь праведности, вы направляли его в бездну порока, используя его слабости и страсти. В итоге он умер, можно сказать, стариком в свои тридцать лет. Теперь его сын…
Жун Лу прервался, лицо его исказилось гневом, и он поднес правую руку ко рту — сильная рука, сильный рот.
Ань Дэхай задрожал от страха. Он пришел в надежде на поддержку, а на него обрушился шквал обвинений.
— Почтенный, — сказал он, — очень трудно быть евнухом и не подчиняться своему повелителю.
— Однако это можно сделать, — сказал Жун Лу, — и в конце концов вам это зачтется. В каждом человеке, даже в императоре, есть как хорошее, так и плохое. Одно можно уничтожить, а другое развивать. Вы выбрали зло.
— Почтенный, — заикаясь, пробормотал евнух, — я не делал такого выбора… мне никогда не было дано выбирать.
— Вы знаете, что я имею в виду, — сказал Жун Лу резко. — Когда ныне покойный император испытывал боль, вы давали ему опиум, когда он нервничал, вы утешали его недобрыми путями. Короче, научили его искать утешение в пороке всякий раз, как он был озабочен или болен. Он обессилел, прежде чем стать мужчиной, и не мог наслаждаться жизнью в полной мере.
Ань Дэхай не был трусом, но не был и глупцом. Пришло время использовать опасное оружие.
— Почтенный, если мужские качества императора ставятся под сомнение, как же это он породил сына, и притом такого крепкого, как молодой император?
На лице Жун Лу не дрогнул ни единый мускул. Он пристально смотрел на евнуха.
— Если императорский дом падет, — сказал он, — то с ним падете и вы, и я, а с нами и династия. Следует ли нам губить молодого человека, в коем заключена единственная наша надежда?
Так Жун Лу отклонил кинжал, занесенный главным евнухом. А главный евнух понял, что лучше иметь верного союзника, чем врага, и притворился удивленным.
— Я пришел сюда с просьбой о защите от гнева императрицы. В чем дело, я не знаю, началось все с игрушки, которую Ли Ляньинь забыл купить молодому императору. Я не понимаю, как ничтожная вещь может стоить человеческой жизни.
Жун Лу устало провел рукой по глазам.
— Я попрошу за тебя, — пообещал он.
— Почтенный, это все, о чем я прошу, — главный евнух почтительно поклонился и быстро пошел прочь. Его коварный и жестокий вопрос просвистел как меч, но Жун Лу сумел увернуться.
Жун Лу долго еще сидел в одиночестве. Его нежная жена тихонько пришла посмотреть на него и снова ушла, не осмели-1 ваясь заговорить. Молодая женщина прекрасно знала, что он никогда не полюбит