предпочитает отдать всю страну в руки мятежников, нежели выиграть войну с помощью иностранца.

Ей вдруг начал нравиться этот Цзэн Гофэнь.

— Каковы же его доводы?

— Если мы примем помощь от англичан, То они, несомненно, запросят за нее какую-то цену.

Сиявшие драгоценностями руки сжали подлокотники.

— Правильно, правильно, — вскричала императрица. — Они потребуют ту землю, которую спасут для нас. Да, я начинаю доверять этому Цзэн Гофэню! Однако больше отсрочки не потерплю. Ему следует прекратить приготовления и начать нападать. Пусть окружит Нанкин всеми своими силами и начнет сжимать вокруг города кольцо. Если вождь Хун будет убит, то его последователи разбегутся.

— Высочайшая, — холодно возразил принц Гун. — Осмеливаюсь на свой риск сказать, что сомневаюсь, мудро ли вам советовать Цзэн Гофэню по военным вопросам.

Она метнула в него огненный взгляд:

— Я не спрашиваю вашего мнения, принц!

Голос у императрицы был мягок, но вельможа заметил, как лицо ее побелело от ярости, а все тело задрожало. Он склонил голову, сдерживая свой собственный гнев, и немедленно удалился. После ухода принца высочайшая сошла со своего трона и направилась к письменному столу, а там написала эдикт далекому генералу.

«В каком бы трудном положении вы ни находились, — написала она после приветственных слов, — пришло время применить всю вашу силу. Призовите себе в поддержку вашего младшего брата с его войсками. Призовите его из Цзянсу, чтобы он наступал на провинцию Аньхой вместе с вами. Захватите столицу этой провинции Аньцин, и пусть это будет первым шагом к овладению Нанкином. Мы знаем, что мятежники удерживают Аньцин уже девять лет и, несомненно, считают его своим домом. Вытесните их, чтобы они поняли, что значит быть изгнанными из норы. Затем вызовите генерала Пао Чао, ведущего сейчас партизанскую войну. Этот человек бесстрашен, храбр в наступлении и верен трону. Мы помним, как он ударил по мятежникам под Иочоу и Вучаном, хотя его не раз ранили. Пусть это будет ваш летучий генерал, готовый быстро выдвинуться на нужный рубеж со своими войсками, так что когда вы окружите главный город Нанкин и станете день ото дня сжимать кольцо осады, то Пао Чао можно будет отослать в тыл — в том случае если мятежники снова поднимутся позади вас в Цзянсу. Ибо ваша задача двойная: убить вождя Хуна, а пока вы идете к этой цели, то подавить любое восстание, которое может вспыхнуть вне вашего кольца. Тем временем не шлите трону донесения о ваших трудностях. Вы не имеете права на жалобы. То, что должно быть сделано — будет сделано, если не вами, то другим. Когда же мятежник Хун станет мертвецом, награда победителю окажется щедрой».

Перемежая грозные слова любезностями и похвалой, Мать императрица начертала свой эдикт и собственноручно поставила на пергаменте императорскую печать. Вызвав затем главного евнуха, она отослала указ принцу Гуну, чтобы сделать копию для архива, а подлинник отправить курьером на юг Цзэн Гофэню.

Главный евнух вернулся с нефритовым знаком. Это был ответ принца Гуна, означавший, что вельможа получил эдикт императрицы и подчинится ему. Приняв эмблему, Мать императрица улыбнулась, и под черными ресницами ее глаза засияли, подобно темным геммам.

— Сказал ли он хоть слово? — спросила Цыси.

— Великодушная, — ответил главный евнух, — принц Гун прочитал ваш эдикт строчка за строчкой, а затем сказал: «Голова у этой женщины воистину императорская».

Правительница негромко засмеялась за вышитым рукавом.

— Да?.. В самом деле?..

Главный евнух, знавший, что ей нравилось слышать лестные слова, добавил еще и от себя:

— Высочайшая, уверяю, что принц говорит правду. Так говорим мы все.*

Ань Дэхай прикоснулся кончиком языка к своим красивым губам и, ухмыльнувшись, ушел, прежде чем она успела упрекнуть его.

Все еще улыбаясь, императрица после ухода евнуха погрузилась в раздумья. Как будет зваться ее сын в своем будущем правлении? Три предателя выбрали для него имя Чи Цзун, что означало «Благоприятное счастье». Но она не хотела пустого звучания, в котором сквозил ветер. Нет, всей своей душой императрица желала стране здорового и прочного мира, основанного на единении между согласными подданными и великодушным троном. «Мир» и «великодушие»- Цыси любила, чтобы хорошие слова употреблялись ко времени и к месту, неся тогда точный смысл. Этому ее научили мастера прозы и поэзии.

После долгого размышления высочайшая нашла два слова, которые и составят императорское имя ее сына. В нем соединятся Тун, означающее «охватывать», и Чжи, то есть «мир, покой»: она выбрала мир, укорененный глубоко в душе и сердце. Получилось смело, потому что времена были тревожные, страну обступали враги. И этим выбором она объявляла собственную волю к миру, а для нее воля означала также и действие.

Народ уже верил в свою Мать императрицу. Ежедневно в Зал аудиенций прибывали люди со всей страны, а вместе с ними их большие и маленькие дела: следовало обуздать некоего чиновника, который жестоко притеснял отдаленную волость; в таком-то городе непомерно вздорожал рис, поскольку горстка людей скупила излишки прошлогоднего урожая; в конце зимы не было снега, а как по нему изнывали в эти недели пшеничные поля! — словом, требовался указ подвергнуть богов трем дням публичного укора, поручив священникам выносить эти черствые создания из их уютных храмов и показывать им сухие замерзшие нивы. И от таких малых вопросов до более значительных, какими были, к примеру, оборона побережья от вражеских кораблей или порядок ненавистной опиумной торговли — на все у Матери императрицы доставало времени и терпения.

Однако в этих заботах о стране Цыси не забывала и о своем доме, а дом она имела большой и полный домочадцев, главным из которых был наследник. За сыном высочайшая следила неусыпно, и каждый день сколько возможно он находился при ней. Мальчик бегал по Залу аудиенций или по ее личной библиотеке, в которой императрица просматривала доклады или писала свои приказания. Занимаясь работой, Цыси часто поднимала глаза, чтобы взглянуть на ребенка, или же вставала, чтобы потрогать его и увериться, что тельце сына упруго и прохладно, а кожа влажная, но не мокрая. Она рассматривала цвет его глаз, которые были черными и блестящими, с чистейшим белком; заглядывала мальчику в рот, беспокоясь, здоровы ли у него зубы, красен ли язык и приятно ли дыхание. Она вслушивалась в его голос и упивалась детским смехом. Но думала императрица при этом не только о наследнике, но и о нуждах всех. Она просматривала домашние счета, списки снеди, полученной в подношение, и той, которую пришлось купить, реестры шелков и атласов, что были получены и отправлены на склады, откуда ни один отрез ткани не брался, если к приказу не прилагалась личная печать Матери императрицы. Она хорошо знала, как воровство из дворцов расползается потом по всей стране, и поэтому каждый прислужник и служанка, каждый принц и министр чувствовали на себе холод ее испытующего взгляда.

Впрочем, и вознаграждала императрица щедро и часто.

Один из евнухов, удачно ей услуживший, был пожалован серебром, а проявившая верность служанка получила атласный жакет. Не все награды были дорогими. Насытившись за императорским столом, Цыси оглядывала своих терпеливо ожидающих фрейлин и ту, которой она сегодня благоволила, подзывала отведать любимого блюда. Таким образом положение этой дамы во дворце улучшалось, потому что все спешили услужить фаворитке Матери императрицы.

Но никто, кроме самой Цыси, даже не подозревал о тех великих наградах, которыми она замыслила одарить Жун Лу и принца Гуна. Регентша, однако, задерживала свою милость, поскольку пока не могла решить, кого из них следовало почтить первым. Жун Лу спас не только ее жизнь, но и жизнь императора. Этим воин заслуживал всего, что она пожелает ему дать. С другой стороны, принц Гун спас столицу, искусно проведя переговоры с врагом. Да, многим пришлось поступиться. Договор лег на Трон тяжелым бременем, и императрица не позволяла себе забывать, что теперь в столичных стенах жили белые люди, вместе с которыми приехали сюда их слуги и семьи. Но город не был разрушен, хотя прежде европейцы угрожали это сделать. Про Юаньминъюань императрица твердо решила забыть, однако против воли ей вспоминались тамошние парки и озера, каменные гроты и сады, феерические пагоды, как бы висящие на горных склонах, сокровищницы с данью всех четырех морей, библиотеки, книги и картины, нефриты, восхитительная мебель.