слышала Цыси, полнились сокровищами не только востока, но и запада. Душа ее радовалась — молодость любила удовольствия, Цыси с нетерпением ждала, когда сможет бродить везде, где захочет.

Цыси почувствовала, что ее паланкин опускают. Ли Лянь-инь отодвинул занавески, и она встала, как бы приветствуя эту феерическую страну, чарующую и неведомую. Затем огляделась, и по странной случайности ее опрометчивый неподготовленный взгляд упал на Жун Лу. Он стоял один, потому что его люди уже прошли за паланкином императора в Большой входной зал. Жун Лу поднял голову и увидел глаза, которые так хорошо знал. Он поймал взгляд любимой, и на одно мгновение их сердца слились. Оба поспешно отвели взгляд, и чудесное мгновение улетело. Цыси направилась в отведенный ей дворец, а фрейлины поспешили следом. Неожиданное ощущение счастья наполнило Цыси. Она переходила из комнаты в комнату, и все, что видела, переполняло ее радостью. Ее дворец назывался Дворцом удовольствий. Он был одним из самых старинных и этим восхитил свою новую хозяйку. Сюда, чтобы отвлечься от забот, приезжали императоры со своими придворными и здесь находили покой, наслаждение и веселье. Посмотрев, что можно было успеть, Цыси вернулась к широким дверям, распахнутым на закат, и, встав на пороге, протянула руки навстречу спокойному изысканному пейзажу, освещенному ясным сиянием вечернего солнца.

— Какой здесь сладостный воздух! — сказала она фрейлинам. — Вдохните его и почувствуйте, как легок он у вас в груди! И вспомните, каким тяжелым воздухом мы дышим в городских стенах!

Фрейлины вдохнули, как она приказала, и выразили свое согласие. Воздух и в самом деле был чист, свеж и не слишком холоден.

— Если бы только я могла прожить здесь всю жизнь! — воскликнула Цыси. — Если бы я могла не возвращаться в Запретный город!

Фрейлины бурно возражали. Как же, спрашивали они, можно обойтись без нее в центре государственной жизни?

— По крайней мере, давайте не будем говорить о грустном, — потребовала Цыси. — Все, что вызывает грусть или причиняет боль, надо забыть.

Предложение было встречено хором согласного шепота и вздохов. Цыси, жаждавшая продолжать осмотр дворцов и парков, задержалась в дверях. Увы, день уже кончался. За башнями пагод солнце скользнуло вниз, отблески вечерней зари исчезли с озер и речек, и тени мраморных мостов слились с водяной гладью.

— Я лягу спать пораньше, — сказала Цыси, — и поднимусь с рассветом. Сколько бы рассветов нам не суждено встретить в этом радостном месте, их не хватит, чтобы все посмотреть и сполна насытиться удовольствиями.

Придворные дамы согласились, и еще до того, как взошла луна, Цыси удалилась в свои комнаты. Ей подали легкий ужин из засахаренных фруктов и других лакомств, она выпила своего любимого зеленого чая, затем была омыта и отошла ко сну в свежих шелковых одеждах. Цыси думала, что не сможет заснуть, так нежен был ночной воздух. Когда уставшие за день служанки уже спали, она дважды вставала с постели и выглядывала в открытое окно. За низкими стенами виднелись далекие горы, бледные в лучах луны. Душу Цыси напоил покой такой глубокий, что казалось, она засыпает, но она не спала. Перед ней открывался чудесный пейзаж, освещенный серебряным лунным светом, она чувствовала благоухание ночных лилий, слышала чистое пение птиц, у которых начинался сезон любви. Цыси уже не так остро переживала одиночество, страх перед беспорядками и войнами утих. Ее порывистое сердце смягчилось, а мысли стали добрее. По правую руку за террасой находился Дворец плывущего облака, отведенный Сакоте. Завтра, нет, не завтра, а в какой-нибудь другой день, когда она будет счастлива вполне, она осуществит свои намерения и восстановит отношения с Сакотой. Как странно было думать, что выросшие под одной крышей в Оловянном переулке, они теперь жили врозь в своих дворцах, и у них был один господин — император.

Следуя своим беспокойным мыслям, она подумала о Жун Лу. Вспомнив, как сегодня встретились их взгляды, а потом, наперекор желанию, расстались, Цыси страстно захотела услышать его голос и почувствовать тепло его тела. Почему бы ей не призвать Жун Л у, как родича, за советом? Какой совет был ей нужен? Она лихорадочно искала предлог. Обещание, данное матери и все еще не исполненное! Ведь она обещала выдать сестру замуж за принца — тут, конечно, уместно попросить совета у родича. Своему евнуху, верному Ли Ляньиню, она честно может сказать: «Есть семейное дело — обещание, которое я дала маме. Я хочу спросить совета у родича, начальника императорской гвардии»…

Свет луны становился все ярче, воздух благоухал сильнее. Цыси счастливо вздохнула. Разве в этом волшебном месте не могло случиться волшебство? Она посмеялась этой ребяческой мысли. Радость Цыси была не беспредельна, ее ранила тонкая острая грань старого желания, пробуждающегося вновь. «Хорошо, пусть все так и остается», — подумала Цыси.

Ей не надо надевать на себя узду, уздой будет его честность, к этому замку он сам держал ключ. Она могла довериться Жун Лу, его нельзя было совратить.

Ей захотелось спать. Мягко ступая, Цыси прокралась между тюфяками спавших на полу служанок, раздвинула занавеси своей кровати и легла.

И снова пришел ясный и тихий рассвет, хотя дальняя северная буря принесла большую свежесть. В этот день Цыси позволила себе позабыть обо всем. То, что она видела вокруг, приводило ее в детский восторг, и этому чувству она отдалась без остатка. Пройдет много дней, прежде чем она узнает все здешние достопримечательности. Когда дворцы и озера, дворы и террасы, сады и павильоны будут ею осмотрены, то останутся еще сокровищницы, в которых хранились дары, подносившиеся императорам правящей династии в течение двухсот лет. Шелка, тюки мехов из Сибири, редкости стран Европы и Британских островов, подношения Тибета и Туркестана, дары Кореи и Японии, а также тех маленьких стран, которые, хотя и считались свободными, признавали своим покровителем Сына неба; изысканная мебель и драгоценная утварь из южных провинций, нефриты, серебряные безделушки и ларцы, золотые вазы и драгоценные камни из Индии — все эти дары ждали, когда ее внимательный глаз и ловкие руки оценят их по достоинству.

Вечером по приказу Сына неба императорские актеры давали театральное представление. Впервые в жизни Цыси наслаждалась любимым зрелищем сполна. Да, она читала книги о прошлых веках, она прилежно изучала старинную литературу и живопись. Но в спектаклях исторические личности оживали перед ее глазами. Она наблюдала жизнь других супруг и императриц и видела в них себя. Если пьеса наводила на размышления, она отходила ко сну задумчивой, а если представление было веселым, то веселой ложилась и она. Все, что ни происходило, доставляло ей удовольствие.

Среди сокровищ, привлекавших Цыси более других, была знаменитая библиотека, которую составляли великие книги четырех прошедших тысячелетий. Ученые переписали эти книги каждую по два раза, и когда получилось два одинаковых собрания, то одно разместили в Запретном городе, а другое — в Летнем дворце, чтобы пожар или вражеское нашествие не уничтожили безвозвратно плод великого труда. У Цыси еще не было случая познакомиться с бесценными манускриптами, так как в Запретном городе они хранились в Зале литературной славы и держались под замком. Лишь раз в году, в праздник классиков знаменитейшим из ученых вменялось в обязанность выносить старинные писания и объяснять их смысл

Сыну неба. Эта традиция напоминала о событиях восемнадца-тивековой давности, когда первый император задумал покончить с древним учением и поставить себя над всеми: он сжег^ книги и покарал ученых. С тех пор первейшей заботой мудрецов стало сохранять книги и учить почтению к ним самого императора, а также его подданных. А чтобы кто-нибудь своенравный не мог уничтожить писаний мудрого Конфуция, его «Рассуждения и беседы» были вырезаны в камне, и эти каменные стелы украшали Зал классиков, двери которого запирались на засов. Здесь, в Летнем дворце, даже будучи женщиной, Цыси могла беспрепятственно читать старинные фолианты, она поклялась, что будет заниматься чтением, когда день окажется дождливым или же ей наскучит осмотр достопримечательностей.

Однако, чем бы она ни занималась — наслаждалась ли пиршествами под открытым небом в императорских плавучих домах, гуляла ли по цветущим садам, играла ли с сыном, который поправился и окреп на свежем воздухе, находилась ли в спальне императора, Цыси не забывала о своем намерении поговорить с Жун Лу. Соблазнительный замысел не давал ей покоя, он был подобен бутону, готовому распуститься, как только она пожелает.

Свобода и бесконечные удовольствия придали Цыси безрассудства. И вот, решившись, она сделала Ли Ляньиню знак своей царственной, блиставшей драгоценностями, рукой. Евнух был при императрице неотлучно, всегда готовый исполнить ее прихоти. Ли Ляньинь поспешил подойти и, опустившись на колени,