Только она могла знать точный ответ на любой из этих вопросов. И ответы эти предстояло искать внутри.
Она застыла под одеялом, глубоко задумавшись.
За окном ветер шелестел листвой кленов.
Издалека донёсся гудок поезда.
Сначала скрипнула открывающаяся дверь, потом половицы под ковром. Кто-то вошёл в спальню.
Шум разбудил Джоя Харпера. Он открыл глаза и посмотрел на часы, которые стояли на прикроватном столике, в свете ночника разглядел время. 12:36.
Он спал всего полтора часа, но сонливости не было. Проснулся он бодрым и энергичным, предвкушая сначала услышать, а потом увидеть реакцию Эми на резинового тарантула. Он поставил будильник на час ночи, потому что ей велели вернуться в это время. Но, судя по всему, она вернулась раньше.
Шаги. Мягкие. Осторожные. Приближающиеся.
Джой напрягся под одеялом, но продолжал притворяться, будто спит.
Шаги остановились у самой кровати.
В Джое нарастал смех. Он прикусил язык, чтобы ещё ненадолго сдержать его.
Почувствовал, как сестра наклоняется над ним. Решил продержаться ещё несколько секунд, а потом, когда она уже соберётся пощекотать его, закричать ей в лицо, напугать до смерти.
Глаза он не раскрывал, дышал медленно и ровно, отсчитывая секунды: одна… две… три…
И уже собрался закричать, когда осознал, что над кроватью наклонилась вовсе не Эми. Ощутил запах перегара, и сердце его ускорило бег.
— Сладкий, сладкий, маленький Джой, — заговорила Эллен, не подозревая, что сын проснулся. — Маленький крошка-ангел. С нежным личиком маленького ангела, — слова растягивались, наползали друг на друга, она не говорила — напевно шептала.
Джою так хотелось, чтобы она ушла. Она крепко набралась, даже сильнее, чем обычно. Она приходила в его комнату и в другие ночи, когда достигала такой кондиции. Говорила с ним, думая, что он спит. Может, приходила гораздо чаще, чем он себе представлял. Может, тогда он действительно спал. Так или иначе, он знал, что последует за её приходом. Знал, что она будет говорить и делать, и его это пугало.
— Маленький ангел. Ты выглядишь как маленький ангел, крошка-ангел, лежишь здесь такой невинный, нежный, сладкий. — Она наклонилась ниже, обдав лицо сына перегаром. — Но какой ты внутри, маленький ангел? Такой же сладкий, хороший и чистый, как и снаружи?
Но он не мог с ней заговорить, не мог шевельнуться. Не хотел дать ей знать, что не спит, потому что боялся её, когда она была в таком состоянии.
— Ты выглядишь таким чистым, — от выпитого язык у неё заплетался, слова ещё сильнее растягивались. — Но, может, — это ангельское личико всего лишь… маска. Может, ты надеваешь её для того, чтобы обмануть меня? А? Надеваешь? Может… под ней… ты совсем другой. Ты другой, маленький ангел? Под этим нежным личиком ты такой же, как тот монстр, тварь, которую он называл Виктором?
Джой понятия не имел, о ком она говорила, когда пьяная глубокой ночью заходила в его комнату. Кто был Виктором?
— Если я произвела на свет такого, как ты, почему не другого? — спросила она себя, повысив голос, и Джой подумал, что уловил в нём нотки испуга. — На этот раз… возможно, монстр внутри. В разуме. Внутренний монстр… прячущийся в нормальном теле… за этим ангельским личиком… он затаился и ждёт. Ждёт момента, чтобы выйти, когда его никто не заметит. Терпеливо ждёт. И ты, и Эми. А? Волки в овечьей шкуре. Может, и так.
Почему нет? Может, и так. И что, если так? А? Когда это случится? Когда тварь выйдет из тебя, чтобы все её увидели? Могу я повернуться к тебе спиной, маленький ангел? Могу почувствовать себя в безопасности? Господи! Иисус, Иисус. Помоги мне. Мария, помоги мне. Не следовало мне иметь детей. После того, первого. Я никогда не буду уверена, кто вышел из меня. Никогда. Что, если…
Под воздействием выпитого язык и губы все в меньшей степени могли озвучивать слова, которые она хотела сказать, и она понизила голос до такого тихого шёпота, что Джой едва разбирал их, хотя их лица разделял какой-то фут.
— И вдруг… мне придется… убить… тебя… как пришлось убить… того… другого?..
Эллен начала плакать.
Джой внезапно похолодел до костей и испугался, что дрожь, которая сотрясала его тело, привлечёт внимание матери и она поймёт, что он слышал каждое слово.
Плач прекратился.
Джой не сомневался, что она слышит грохочущие удары его сердца.
Смешанные чувства охватили его. Он боялся матери, но при этом и жалел её. Хотел обнять, сказать, что всё будет хорошо… но не решался.
Наконец — казалось, прошли часы, но уместились они в одной-двух минутах — Эллен ушла из спальни сына, мягко прикрыв за собой дверь.
Под одеялом Джой свернулся калачиком.
Что все это означало? О чём она говорила? Она просто напилась? Или сошла с ума?
Испытывал он не только страх, но и стыд. Разве можно так думать о собственной матери?
Тем не менее его радовал тёплый, молочный свет ночника. Ему определённо не хотелось оставаться в темноте в полном одиночестве.
В кошмарном сне Эми родила какого-то странного, уродливого младенца, что-то мерзкое и отвратительное, больше похожее на краба, чем на человеческое существо. Она находилась с ним в маленькой, плохо освещённой комнатушке, и этот монстр преследовал её, щёлкая клешнями и раскрывая паучьи челюсти. В стенах были узкие окна, и, проходя мимо них, она видела по ту сторону стекла свою мать и Джерри Гэллоуэя, которые смотрели на неё и смеялись. А младенец прибавил скорости, настиг её и ухватился клешнёй за одну из её лодыжек.
Она проснулась, села с рвущимся из горла криком. Едва успела сдержать его.
«Всего лишь сон, — сказала она себе. — Всего лишь дурной сон, спасибо Джерри Гэллоуэю. Черт бы его побрал!»
В темноте, справа от неё, что-то шевельнулось.
Она включила лампу на прикроватном столике.
Занавески. Она приоткрыла окно на пару дюймов, чтобы обеспечить приток свежего воздуха, и лёгкий ветерок раскачивал занавески.
На улице, в одном или двух кварталах отсюда, протяжно завыла собака.
Эми взглянула на часы. Три ночи.
Посидела, пока не успокоилась, но, выключив свет, заснуть не смогла. Темнота давила, таила в себе угрозу. Такого она не испытывала с далёкого детства.
У неё возникло ощущение, будто под покровом ночи к дому Харперов приближается что-то ужасное. Вроде торнадо. Но не торнадо. Что-то другое. Что-то странное, куда хуже природного катаклизма. У неё возникло предчувствие (не совсем правильный термин, но наиболее близкий к тому, что испытывала она в тот момент), леденящее душу предчувствие, что какая-то безжалостная сила надвигается на неё и всю её семью. Она попыталась представить себе, что это может быть, но не нашла никакого объяснения. Ощущение опасности оставалось бесформенным, безымянным, но очень уж явным.
