давным-давно потерял её след. Я знаю, что у неё должны быть дети, и всякий раз, когда вижу ребёнка, похожего на неё, выясняю, кто его мать. Считаю, что когда-нибудь мне повезёт, судьба сведёт меня с её сыном или дочерью, и я смогу вернуть долг.
Призрак нахмурился.
— Ты слишком уж много вкладываешь…
— Долг чудовищно большой, — прервал его Стрейкер. — Совесть постоянно напоминает о нём. Не даст мне покоя, пока я не расплачусь.
— Но шансы на то, что её ребёнок похож на неё, шанс, что её ребёнок пройдёт мимо твоего «Дома ужасов»… Ты понимаешь, сколь они малы?
— Да, тут ты прав, — кивнул Стрейкер. — Но мне не нужно платить ни цента за то, чтобы выискивать в толпе похожих на неё детей. А в жизни случалось и более невероятное.
Альбинос встретился со Стрейкером взглядом, пытаясь отыскать в его глазах признаки лжи или правды.
Стрейкер ничего не мог прочитать по глазам Призрака, слишком странными они были, чтобы хоть как-то истолковывать их выражение. Лишённые цвета, они не выдавали и характер. Белые и выцветше- розовые. Водянистые, Бездонные глаза. Взгляд альбиноса был пронизывающим, но холодным, лишённым эмоций.
Наконец Призрак заговорил:
— Хорошо. Как я понимаю, если ты стараешься вернуть кому-то давний долг… нет ничего предосудительного в том, что я тебе помогаю.
— Вот именно. Надеюсь, с этим все ясно? А теперь мне нужно перекинуться парой слов с Гюнтером, после чего я пойду к Зене. Побудь здесь за меня. — Вот тут Стрейкеру удалось вырваться из цепкой руки альбиноса.
В «Доме ужасов» в который уж раз заверещали девушки, имитируя охвативший их страх.
Под смех гигантской головы клоуна Стрейкер пересёк платформу. Над ней висел транспарант со словами «САМЫЙ БОЛЬШОЙ В МИРЕ «ДОМ УЖАСОВ». Он спустился по лесенке. Прошёл мимо красно-чёрной будки кассира, задержался на мгновение у входа, где обладатели билетов садились в ярко разрисованные гондолы, которые и везли их по «Дому ужасов».
Конрад посмотрел на Гюнтера. Тот стоял на платформе площадью в шесть квадратных дюймов, расположенной слева от входа на высоте в четыре фута. Гюнтер размахивал руками и злобно поглядывал на зевак, которые стояли внизу, притворяясь, будто угрожает им. Впечатление он, конечно, производил незабываемое. Ростом более шести с половиной футов, весом за двести пятьдесят фунтов, только мышцы и кости, с широченными плечами, в голливудской маске чудовища Франкенштейна, которая уходила под воротник. Руки были скрыты перчатками монстра, резиновыми, зелёными, с пятнами крови. Внезапно Гюнтер увидел, что Конрад смотрит на него снизу вверх, повернулся к хозяину и одарил его особо яростным взглядом.
Стрейкер улыбнулся. Большой и указательный пальцы правой руки сложил в букву О, давая понять Гюнтеру, что доволен им.
Гюнтер-монстр запрыгал по платформе в неуклюжем танце радости:
Люди, которые ожидали своей очереди сесть в гондолы, смеялись и аплодировали.
Прекрасно разбираясь в законах зрелища, Гюнтер вновь стал злобным и свирепым, зарычал на зрителей. Две-три девушки вскрикнули.
Гюнтер ревел, тряс головой, топал ногами, шипел и размахивал руками. Такая работа очень ему нравилась.
Улыбаясь, Стрейкер отвернулся от «Дома ужасов» и влился в людской поток, запрудивший центральную аллею. Но по мере приближения к шатру Зены улыбка его увядала. Он думал о темноволосой, темноглазой девушке, которую недавно увидел с платформы зазывалы. Может, это была та самая. Дочь Эллен. Даже по прошествии, стольких лет одна только мысль о том, что она сделала с его маленьким мальчиком, приводила Стрейкера в бешенство, а надежда отмщения убыстряла бег сердца, заставляла сжиматься кулаки. Так что задолго до того, как он вошёл в шатёр
Зены, лицо его стало злобным и суровым.
Одетая в красное, чёрное и золотое, в шарфе с блёстками, с множеством колец и густо накрашенными глазами, Зена сидела одна в тускло освещённом шатре, дожидаясь Конрада. Четыре свечи горели в четырёх высоких стеклянных подсвечниках. Оранжевое сияние не разгоняло тени по углам. Кроме свечей, свет шёл и от хрустального шара, который стоял по центру стола.
Музыка, возбуждённые голоса, крики зазывал, грохот механических аттракционов пусть приглушённо, но проникали в шатёр через парусиновые стены.
Слева от стола в большой клетке на жёрдочке сидел ворон, склонив голову, нацелившись блестящим глазом на хрустальный шар.
В Зене, которая нынче звалась мадам Зена и выдавала себя за цыганку-экстрасенса, не было ни капли цыганской крови, а о будущем она могла сказать только одно: завтра утром взойдёт солнце, а вечером закатится за горизонт. По национальности она была полячкой, и звали её Зена Анна Пенецки.
Она стала карни в пятнадцать, двадцать восемь лет тому назад, и никогда не искала для себя другой жизни. Ей нравились бесконечные переезды, свобода, люди ярмарочного шоу.
Впрочем, иногда ей надоедало предсказывать судьбу, надоедала безграничная глупость тех, кто приходил в её шатёр. Она знала тысячу способов задурить голову этим лохам и ещё тысячу убедить любого из них (после того, как он уже расплатился за прогноз на будущее, составленный на основе линий на ладони) раскошелиться ещё на несколько долларов, благодаря которым он мог узнать некие важные нюансы, упущенные в первом прогнозе. Лёгкость, с которой ей удавалось манипулировать людьми, раздражала Зену. Она убеждала себя, что всё делает правильно, что это всего лишь лохи — не карни, то есть не настоящие люди.
Изредка она подумывала над тем, чтобы бросить предсказывать судьбу. Она могла найти партнёршу, женщину, которая ранее гадала по ладони. Сие означало, что придётся делиться прибылью, но Зену это не волновало. Ей принадлежали два популярных аттракциона, и за год, за вычетом налогов, она зарабатывала больше, чем полдюжины лохов, которые приходили сюда, чтобы потратить свои денежки. Но она продолжала изображать цыганку, чтобы делать хоть что-то: не относилась к тем женщинам, которые могли сидеть сложа руки и наслаждаться бездельем.
К пятнадцати годам у неё уже была хорошо развитая женская фигура, и свою карьеру в ярмарочном шоу она начала, танцуя канкан. И теперь, когда её уж совсем доставала роль мадам Зены, она подумывала о том, чтобы открыть своё танцевальное шоу. И даже самой выйти на сцену. Почему нет?
Ей было сорок три, но она знала, что ещё может возбуждать похотливых лохов. Выглядела она на десять лет моложе. Темно-каштановые густые волосы не тронула седина. Они обрамляли красивое, без морщинок лицо. И глаза у неё были редкого, фиолетового цвета. Давным-давно, когда она танцевала, у неё была фантастическая фигура. Зена её сохранила благодаря диете и физическим упражнениям. Природа пошла ей навстречу и в другом: большая грудь с годами не обвисла под собственной тяжестью.
Но, даже представляя себе возвращение на сцену, Зена понимала, что это не для неё. Канкан был всего лишь иным способом манипулирования лохами, то есть в принципе ничем не отличался от предсказания судьбы. А ей хотелось чего-то другого. Оставалось только придумать, чего именно.
Ворон шевельнулся, ударил крыльями, оборвав ход её мыслей.
В этот самый момент Конрад Стрейкер вошёл в шатёр. Сел на тот стул, который всегда занимали лохи, по другую сторону стола от мадам Зены. Наклонился вперёд, на лице читалась озабоченность.
— Ну?
— Опять пролёт, — ответила Зена.
Он наклонился ещё ближе.
— Ты уверена, что мы говорим об одной и той же девушке?
— Да.
