Никогда в такие минуты я не думаю об Аде. Нельзя. Я потом о ней подумаю, если выберусь живым, и подумаю не без приятности. Дом, уют, женское тепло… Никакого глубокого чувства у нас, конечно, нет и не было, но — притёрлись, привыкли друг к другу. И мне, неприкаянному, тихая пристань, и ей нормальный мужик в доме…
А я нормальный?
Наверное, Ада считает, что да. Не евнух ведь ещё, и руки у меня растут откуда надо. Малопьющий. Чего ж ещё?
Чтобы тараканов в голове не было. Это она упустила.
Но нет во мне сейчас мыслей ни о чём, кроме одной: как пройти к машинному залу?
Похоже, никак. Малейшая оплошность — и ты в ловушке, и привет горячий, и аминь.
— Назад, — командую Вычету.
Тот только что был напряжён, как струна, только не звенел, а теперь растерян: как это? Почему назад?
— Давай, давай…
Десять шагов назад. Теперь основные ловушки впереди, а справа от нас та самая асфальтовая «зыбь», и она вновь начинает колыхаться, чуя наше приближение. Очень мило с её стороны! А бросим-ка туда гаечку…
Упала и ушла в асфальт, как в воду. Красивое зрелище, жаль, оценить по достоинству его некому… Опа! А колыхание-то, кажется, замирает…
Замерло. Асфальт как асфальт. Даже прежние трещины на нём вновь проявились.
А ну-ка ещё одну гаечку…
Пошла спокойно, далее покатилась с негромким стуком, как положено, и легла. Без последствий.
— Идём? — шепчет Вычет.
Не спеши на тот свет, парень! Может, «зыбь» ещё оживёт. Бывают в Зоне такие фокусы. А что я могу знать о нестандартной «зыби»? Я и «зыбью»-то её называю только потому, что иного прозвища не придумал…
Десяти секунд не проходит — и вновь асфальт приходит в движение, вновь на нём растут зыбко дрожащие кочки — одни разглаживаются и пропадают, другие, наоборот, тянутся вверх, будто хотят что-то нащупать и поглотить… противно очень на это смотреть. Не кусок асфальта, а прямо животное какое-то вроде этой, как её… амебы.
А что там за «зыбью»?
Мечу ещё одну гаечку. Скоро их у меня не останется, буду кидать что попало. Так, вроде чисто… А «шнек» неистовствует. Ладно, молчи, не уговоришь, всё равно я буду пробовать…
Новая гайка ложится на «зыбь», и та, втянув её, успокаивается. Десять-пятнадцать секунд в прошлый раз длилось её спокойствие, ну а в этот раз будет сколько?
Засекаю время. Одиннадцать секунд. Прекрасно.
— Слушай, — говорю я Вычету. — Сейчас я проделаю этот номер ещё раз, и мы перебежим вон туда примерно… Да, вот за ту трещину. И ни на пядь дальше. От меня не отходи. Потом… посмотрим, что потом. Если со мною что случится, помни; общее направление — вот туда. В корпус не суйся, обогнёшь его слева, а там уже сам будешь смотреть, куда идти. Может, лучше по открытому, а может, по переходам, вон они какие длинные… Это уж ты сам сообразишь, да и «шнек» подскажет, если уцелеет. Если тебе повезёт, пробирайся к «свободовцам». Понял?
— Понял. Но лучше бы с тобой ничего не случилось…
Это да. Самому хочется.
Машинный зал чудовищен уже одними размерами, что снаружи, что внутри. Такую длину могла бы иметь взлётная полоса аэродрома какой-нибудь местной авиалинии. А ещё он пугает пустотой и таящейся в пустоте угрозой. Застыли громадные механизмы, целые и полуразрушенные, и мне совсем не кажется, что они мертвы. По-моему, здесь всё живёт какой-то своей медленной жизнью, никому не нужной и до жути непонятной. Неторопливо пульсируют прилепившиеся к стенам безобразные бурые наросты, свисают с труб под потолком косматые бороды какой-то дряни и просто сталактиты, а вон та бесформенная сволочь, прилипшая к потолку, по-моему, слегка светится. И тишины здесь нет. То и дело непонятно откуда доносятся звуки — скрипы, дребезг металла и будто бы тяжкие вздохи. Воздух насыщен неприятной влагой, на полу масляно отсвечивают лужи. С потолка и труб под потолком капает вода и с такой силой шлёпает о пол, как будто кто-то капает мне на макушку, — противно, нервно и мучительно. Иногда капель прерывается, и тогда слышно гулкое эхо наших шагов. Жутенько. На волю хочется.
А на воле — ливень с грозой. Таких гроз я и не видывал, хотя грозы над Зоной — обычное явление в любое время года. Налетит сизая туча на серое небо, погромыхает, посверкает молниями и выльется коротким ливнем. Гроза как гроза, единственная опасность — подхватить насморк, вымокнув до нитки. Но то гроза над Зоной вообще, а эта над ЧАЭС. Почувствуйте, как говорится, разницу.
Мы почувствовали её вполне, несмотря на то, что угодили только под самое начало. Первым порывом ветра Вычета сбило с ног и укатило бы неведомо куда, скорее всего в ближайшую аномалию, если бы я не умудрился удержать его и себя. Потом стали бить молнии — в торчащую трубу, в энергоблоки, в Саркофаг, в любой мало-мальски пригодный для битья предмет, включая поваленный набок подъёмный кран, и плевать тем молниям было на то, что порядочные молнии бьют в возвышенные предметы. Эти били всюду, будто подвергали территорию ковровой бомбардировке. Я оглох и почти ослеп, и если нам всё же удалось укрыться в какой-то соединяющейся с машинным залом бетонной кишке, то моя заслуга в том была невелика. Просто везение. Вымокнуть-то мы, конечно, вымокли, причём до нитки и всего за пару секунд — такие разверзлись небесные хляби, — но это уже мелочи. Подумаешь, вода! Сталкеру иной раз и в дерьме ползать приходится, а коли брезглив, так сиди дома.
Без «шнека» мы не дожили бы до ливня, это точно. Я устал дрожать, мне осточертел комариный писк бесценного артефакта, но зато мы прошли через такое скопище аномалий, что рассказать об этом в «Харчах» — никто не поверит. Кроме одного «разлома» (кстати, детектор его честно засёк), все аномалии были незнакомых типов. Особенно запомнилась раздавленная стрела поваленного башенного крана и раздавленные же человеческие останки рядом с нею. Какой пресс там поработал, что был за человек — неизвестно. «Шнек» почём зря пищал и гонял мурашки по моей спине, да разве у меня глаз нету? Нужнейший, полезнейший артефакт, но глупый. Расплющенный в лепёшку труп только слепой не заметит, и я уж не говорю о запахе. Недавно это случилось, не далее нескольких дней. Слишком недавно, чтобы я мог надеяться, что аномалия за это время как-то рассосалась сама собой.
— Внимание, — шепчет Вычет мне на ухо. — Человек.
Мы прячемся за кожух какого-то механизма. Нет, это не человек идёт по машинному залу из одного его конца в другой. У Вычета проблемы с терминологией — идёт типичный зомби из «Монолита». Не нас ли он ищет? А если нас, то что? Открывать здесь огонь мне совсем не хочется, сбежится весь «Монолит». Снять его ножом?
Зомбак проходит мимо. Он совершенно безучастен, неслышно бормочет что-то себе под нос, безучастно глядит под ноги и не собирается изображать ищейку. А ведь зомби — не только руки контролёров, но и глаза. Насущный вопрос: знают ли о нас контролёры «Монолита»? Если нет, то как мы должны вести себя, чтобы они не встревожились? Если да, то чего им надо? Один-единственный толковый снайпер расправился бы с нами играючи, вон сколько удобных позиций. Может, зомбированные вожди зомбированного клана полагают, что мы ищем Монолит, и готовы пропустить нас к нему, раз уж нам так не терпится обжечь крылышки? Тогда они скоро поймут свою ошибку.
Итак. Объект, называемый Монолитом, находится где-то возле Четвёртого энергоблока — по крайней мере так меня уверяли все, с кем я разговаривал на эту тему. Значит, к Четвёртому блоку мы не пойдём. Я и раньше был готов поставить десять к одному за то, что Монолит — обманка, дурилка для простачков, а теперь уверен в этом абсолютно. Именно дурилка, потому что зомби и есть дурак. Кто-то додумался поставить в самом сердце Зоны красивый муляж, оснащённый самым заурядным пси-излучателем. Дешево и сердито. Зоне — защита, «Монолиту» пополнение личного состава. Вопрос, собственно, один: кто это тут такой умный? Кто контролёр над контролёрами? Кому позволено жить здесь, не до конца утратив разум?
Не решить мне этой задачки, да и Вычету, наверное, её не осилить. И хрен с ней, будем просто делать
