который должен был быть вынесен на рассмотрение Пленума ЦК в сентябре.

В своей книге «Экономические методы повышения эффективности общественного производства», вышедшей в Москве в 1970 году (когда реформа была уже при последнем издыхании, и можно было подводить её итоги), Либерман сам признавал: «Западные критики утверждали (чуть ли не с лёгкой руки автора этой работы), что якобы СССР принимает капиталистический мотив развития производства — прибыль». И профессор тут же открещивался от этой чести обычным для того времени способом: дескать, прибыль при социализме только по форме совпадает с тем же показателем при капитализме. Но по существу она коренным образом отличается от него, потому что в СССР принадлежит не частнику-капиталисту, а всему обществу. Цель народного хозяйства в целом при социализме — не максимальная прибыль, а всё более полное удовлетворение растущих материальных и духовных потребностей общества.

По мысли Либермана, предлагаемая им реформа была воплощением ленинского принципа материальной заинтересованности трудящихся в успехах социалистического строительства. Система хозяйствования в СССР и до реформы в целом была эффективной и обеспечивала достаточные темпы развития экономики. Однако преимущества социализма использовались при этом не в полной мере. Реформа была призвана создать целостную систему хозяйствования.

Либерман не отрицал плана производства, но предлагал отказаться от регламентации сверху методов его выполнения. Пусть предприятия сами определяют численность своих работников, среднюю зарплату, производительность труда. Сам Либерман даже полагал, что не следует планировать показатель себестоимости продукции, потому что нередко ради достижения этой цели предприятия преднамеренно шли на ухудшение качества продукции, выпускали товары, ненужные потребителю. Премии выплачивались, а продукция не реализовывалась. Выходит, мы премировали за нанесение убытка. Однако показатель себестоимости сохранили, и мы увидим в дальнейшем, какую роль сыграло его неадекватное использование в развале экономики.

Конечно, писал Либерман, предприятия обязаны выполнять планы платежей в бюджет и ассигнований из него. Но в то же время пусть они шире привлекают для развития производства собственные средства и банковские кредиты.

Один из главных моментов реформы заключался в том, что фонд материального поощрения работников должен был образовываться только за счёт прибыли. Никаких пределов поощрения не устанавливалось. Предприятиям предоставлялось право самим решать, какую часть фонда материального поощрения направлять на премии, а какую — на социально-культурное и жилищное строительство.

Все эти в принципе простые предложения Либерман облёк в сложные (лучше сказать — громоздкие) математические формулы, чем придал им вид учёности. Вообще коньком наших учёных-экономистов стали тогда экономико-математические методы и вычислительная техника. Экономисты в Госплане и на предприятиях не хотели отставать от своих более продвинутых коллег, мода на математику в экономике быстро распространялась, и многие оборотистые люди, о которых математики думали, что они экономисты, а экономисты — что они математики, сделали на этом головокружительную карьеру.

Косыгин понимал, что от господства «вала» в экономике нужно уходить. Ему казалось, что если вместо вала установить показатель реализации продукции, то предприятия перестанут выпускать продукцию, не пользующуюся спросом. Его обнадёживали итоги проводившегося хозяйственного эксперимента. Помнится, на всю страну тогда прогремело руководство Щёкинского химического комбината, которое уволило значительную часть работников, а сэкономленную их зарплату разделили между оставшимися (но так, что начальству досталась самая большая её часть).

Ещё более удивительный результат был получен в результате «эксперимента в Акчи» — в казахстанском совхозе, где выдающийся экономист-практик Иван Никифорович Худенко на тех же принципах добился роста производительности труда не на проценты, а в разы, причём каждый из оставшихся работников заработал столько, что мог сразу же купить себе легковой автомобиль. Мне доводилось писать об этом самородке, которого чиновники по вымышленному обвинению посадили в тюрьму, где он и умер.

Предприятия, переведённые в порядке эксперимента на новые условия хозяйствования, действительно показали неплохие результаты. Но никто не хотел признаваться в том, что эти достижения были во многом следствием искусственно созданной для них благоприятной среды. Эти фавориты реформы напомнили мне сцену из американского кинофильма «Мистер Крутой», где боксёр-мафиози «состязался» с Джекки Чаном, связанным по рукам и по ногам. Все остальные предприятия были по-прежнему связаны десятками плановых показателей, а предприятия, переведённые на новые условия хозяйствования, свободные от многих пут, могли «снимать сливки», по сути паразитируя на несовершенстве производственных отношений.

На сентябрьском (1965 г.) Пленуме ЦК КПСС Косыгин выступил с докладом «Об улучшении управления промышленностью, совершенствовании планирования и усилении экономического стимулирования промышленного производства. В докладе признавалось, что использовавшийся прежде хозрасчёт в промышленности оказался во многом формальным, а потому предлагалось устранить излишнюю регламентацию хозяйственной деятельности предприятий и усилить экономическое стимулирование производства с помощью таких средств, как цена, прибыль, премия, кредит, а вместо «вала» установить показатель реализации продукции. В целом реформа, суть которой прикрывалась ссылками на труды Ленина, проводилась в духе концепции Либермана.

Реформа была встречена в стране, как сейчас принято выражаться, неоднозначно. Немало хозяйственных руководителей и просто людей, быстро ориентирующихся в том, на чём в данный момент можно поживиться, сразу же нашли в ней способ улучшить жизнь коллектива предприятия и заодно приумножить собственное состояние. Ведь многое из того, что прежде приходилось делать втайне, теперь можно было совершать открыто и даже получать за это поощрение. Другие хозяйственники предрекали развал экономики, а когда по ним новшества больно ударили, по прошествии некоторого времени забили тревогу. А в экономике в целом реформа создала ситуации, которую можно было бы определить народной поговоркой «из огня, да в полымя».

Деньги, как известно, нужны всем. Предприятия, получившие значительную хозяйственную самостоятельность, изыскивали всё новые возможности увеличения прибыли и фонда материального поощрения. У руководства Госплана прибавилось головной боли. Даже частичное введение такого показателя, как прибыль, сразу потянуло народное хозяйство к инфляции.

Ведь прибыль предприятия зарабатывали, а использовать её могли только на увеличение зарплаты. Пустить её, например, на увеличение производства продукции, на реконструкцию предприятия или на строительство жилья часто было невозможно, потому что в планах не было предусмотрено выделение дополнительных ресурсов ни у поставщиков сырья, ни у строительных организаций. Да и неизвестно было, найдёт ли сбыт дополнительно произведённая продукция.

В итоге зарплата стала расти гораздо быстрее, чем производительность труда. Ещё более обострилась нехватка товаров, или, как говорят, «вырос отложенный спрос». То, что нельзя было купить товары, даже если есть деньги, вызывало растущее недовольство в народе.

Больше денег стало оставаться у предприятий — меньше поступало их в бюджет государства. А расходы росли, нужно было изыскивать дополнительные доходы. Пришлось прибегнуть к испытанной палочке-выручалочке — увеличивать производство водки. Сам Косыгин уже через год после начала реформы вынужден был признать: «предоставив предприятиям свободу манёвра ресурсами, мы не сумели установить за ними действенный контроль».