что жители ГДР сразу после объединения Германии поддались чувству эйфории, но для большинства их вскоре наступило отрезвление. Несмотря на то, что Западная Германия вложила в экономику бывшей ГДР триллионы марок, восточные земли остаются менее развитыми, там выше безработица, ниже жизненный уровень населения. Но главное не в этом. И сегодня, спустя много лет, восточные немцы («осси», как пренебрежительно называют их на западе страны) в большинстве своём сожалеют о потере тех социальных благ, которые они имели в ГДР, и презирают своих западных собратьев («весси») за их бездуховность и тупую погоню за материальными благами. Западные немцы платят им плохо скрываемой ненавистью. Иными словами, социализм в ГДР пустил глубокие корни, и если не предательство горбачёвской клики, ещё неизвестно, как пошло бы развитие Центральной Европы.
Расчёт Берия на то, что объединённая буржуазная Германия станет нейтральной страной, подобно Австрии, вряд ли оправдался бы. Слишком велика была заинтересованность правящих кругов США в превращении Германии в мощную военную силу, способную противостоять Советскому Союзу в конфликте, который обе противостоящие стороны считали почти неизбежным (Надеюсь, я не раскрою военной тайны, если скажу, что советский Генеральный Штаб разрабатывал планы выхода наших танковых колонн к Ла Маншу в ответ на планы нанесения американцами ударов по крупнейшим городам СССР).
Берия считал, что и в других странах Восточной Европы не следует насаждать социализм советского образца. В частности, он отговорил Сталина проводить в Польше коллективизацию. По его мнению, лучше иметь в Польше не коммунистическое, а лояльное к СССР коалиционное правительство, в которое вошли бы и деятели окопавшегося в Лондоне эмигрантского кабинета министров. Дескать, те деятели вообще ничего делать не могут, а потому надо дать им почётные должности, на которых они доживали бы свой век.
Ещё до войны, когда решалась судьба пленных польских офицеров, находившихся в советских лагерях и свозимых в Катынь, Берия предлагал сохранить эту силу, чтобы использовать для создания союзной нам польской армии в случае, если Германия нападёт на СССР. Но Ворошилов, Маленков, Жданов, Молотов и Каганович видели будущую Польшу только социалистической, а её армию — рабоче- крестьянской, для которой пленные офицеры — классовые враги. Серго Берия пишет, что впоследствии Молотов признал свою неправоту в этом вопросе.
Самым лучшим решением Берия считал объединение славянских стран народной демократии в две федерации — вокруг Польши и Болгарии. Пусть лидеры этих демократических государств стоят за социализм, но не за большевизм. Он, видимо, понимал, что многовековая ненависть поляков (во всяком случае — польской шляхты) к России и русским вряд ли сделает возможным превращение Польши в нашего верного союзника.
Берия также полагал, что разрыв с Тито был ошибкой, и намечал её исправить. («Пусть югославы строят, что хотят».) В отличие от Сталина, рассматривавшего Югославию как важный плацдарм для проникновения в Западную Европу, Берия видел цивилизационную несовместимость России и западных славян, давно уже устремлённых в сторону Запада. Народы «стран народной демократии» Восточной Европы, хотя и стали нашими союзниками, всё-таки принадлежат к европейской цивилизации и чужды, если не враждебны, России, и никакой пролетарский интернационализм не сможет устранить эту их чужеродность нам.
По мнению Берия, проведение предлагаемой им политики позволило бы надеяться на прекращение «холодной войны», вину за которую он возлагал на Сталина. Более того, в новых условиях СССР мог бы рассчитывать на американскую помощь по плану Маршалла. Вероятно, он был просто не в курсе секретной договорённости между Рузвельтом и Сталиным.
Дело в том, что для США главная цель во второй мировой войне заключалась не в разгроме гитлеровской Германии. Победа над немцами была нужна им как средством для решения более важной задачи — развала Британской империи. США хотели вытеснить Англию из её колоний, ресурсы которых должны были быть поставлены под контроль американских монополий. Сталин тоже хотел развала колониальных империй, потому что рассматривал национально-освободительные движения в колониях как союзника в борьбе за победу социализма во всём мире. Потому-то Сталин гораздо чаще находил взаимопонимание с Рузвельтом, чем с Черчиллем.
Вот и по вопросу будущего послевоенного устройства мира у Сталина и Рузвельта была достигнута договорённость. По сути, это был план раздела мира между двумя сверхдержавами. СССР принял участие не только в создании Организации Объединённых наций, но и образовании «финансовой ООН» — Международного валютного фонда, в правлении которого решающую роль должны были играть две сверхдержавы. СССР даже заплатил солидный первоначальный взнос в МВФ. И первоначальные намётки будущего «плана Маршалла» тоже учитывали интересы Советского Союза. Но после смерти Рузвельта (которая произошла при загадочных обстоятельствах) президентом США стал Трумэн, ставленник совсем другой финансовой группировки, и в политике США произошёл резкий поворот.
Берия, видимо, не знал всех подробностей договорённости Рузвельта и Сталина и не разглядел хищнической сущности плана Маршалла в новой редакции, который преследовал цель, если бы наша страна его приняла, затянуть её в долговую кабалу и завладеть её природными ресурсами. Берия боялся разрыва союзнических отношений с Западом, установившихся у нас во время войны, потому что тогда терялась бы внешняя опора, нужная для установления в СССР демократического строя. Берия был убеждён в том, что Сталин вскоре развяжет новую мировую войну, которую он выиграет, но это будет иметь катастрофические последствия для всего человечества. До начала этой войны Сталин должен был, по мысли Берия, уничтожить противников этих его планов в своём ближайшем окружении. И борьба Берия против планов Сталина была для него борьбой за собственное выживание.
Берия считал ошибкой проарабскую позицию СССР в арабо-израильском конфликте и предлагал сделать ставку на Израиль, что обеспечило бы нам поддержку всей мировой еврейской диаспоры. Он всерьёз считал возможной помощь еврейского капитала в восстановлении разрушенной войной экономики СССР.
Сейчас, когда мир столкнулся с разнообразными проявлениями исламского терроризма, жертвами которого стали и тысячи наших соотечественников, стало очевидным, что в нашей позиции по ближневосточному вопросу был допущен известный перекос. И вообще в арабском мире не нашлось ни одной страны, в которой идеи социализма пали бы на благоприятную почву.
Среди намеченных им мер во внутренней политике было немало разумных. Начну с частности. Зачем советским людям, выходящим на первомайскую демонстрацию, нести портреты членов Президиума ЦК КПСС, тем более что они часто и не знали, кто на этих портретах изображён?
Берия настоял на прекращении «великих строек коммунизма», которые, как он считал, истощали экономику и служили лишь дымовой завесой усилившейся милитаризации страны. По его подсчётам, если бы десятую долю расходов на военные нужды употребить на производство товаров народного потребления, жизненный уровень трудящихся можно было поднять в четыре раза! Для чего строить сотни километров каналов, если народ голоден, разут и раздет? И прежде чем рыть каналы в пустыне, следовало бы поднять Нечерноземье. Заодно с о стройками, отдававшими гигантоманией, были прекращены и вполне оправданные работы из «сталинского плана преобразования природы». Например, прекратилось насаждение полезащитных лесополос, которые гарантировали бы от мертвящих засух большие территории в Европейской части страны.
Берия поручил группе специалистов составить подлинную историю СССР и КПСС, десталинизировав её, оценивая события и деятелей без ярлыков. Например, троцкизм надо рассматривать как идейное течение, а не как собрание шпионов иностранных государств. (Он даже распорядился об издании трудов Бухарина и Троцкого, а также Столыпина, Витте и ряда других деятелей дореволюционной России.) Такое изменение оценок бывших оппозиционных течений тоже должно было бы способствовать привлечению еврейского капитала в советскую экономику. Однако он не учитывал, что, встав на путь сначала идейной, а затем и политической борьбы, оппозиция, опасаясь поражения, способна и встать на путь прямого предательства национальных интересов, примеров чего не счесть в анналах истории, в том числе и российской (включая советскую).
Берия считал, что надо построить в Москве Пантеон для захоронения великих сынов и дочерей Родины, освободив Кремль от останков героев.
Думается, членам Политбюро пришлось бы по душе предложение Берия построить для них государственные дачи, с тем чтобы ныне занимаемые они могли передать детям по наследству. Но Хрущёв
