В металлургии банки владели 88 процентами акций, 67 процентов из этой доли принадлежало парижскому консорциуму из трёх парижских банков, а на все банки с участием (только с участием!) русского капитала приходилось 18 процентов акций. В паровозостроении 100 процентов акций находилось в собственности двух банковских групп — парижской и немецкой. В судостроении 96 процентов капитала принадлежало банкам, в том числе 77 процентов — парижским. В нефтяной промышленности 80 процентов капитала было в собственности у групп «Ойл», «Шелл» и «Нобель».

В дальнейшем захват российской промышленности и торговли иностранным капиталом не ослабевал, а усиливался. В 1912 году у иностранцев было 70 процентов добычи угля в Донбассе, 90 процентов добычи всей платины, 90 процентов акций электрических и электротехнических предприятий, все трамвайные компании и т. д.».

Знает ли М.Назаров, почему главный город Донбасса назывался Юзовка? Потому что он сложился вокруг металлургического завода, построенного англичанином Джоном Юзом. В России заработали свои миллионы целых три поколения Нобелей, оседлавших наш нефтяной бизнес, производство взрывчатых веществ, станкостроение (впоследствии Альфред Бернхард Нобель выделил из своих миллионов средства на учреждение Нобелевской премии). Неплохо зарабатывали в России Ротшильды и другие известные на Западе семейки.

Но главное — М.Назаров, как и в случае с золотой валютой, и при оценке капитала не учитывает роль качества.

Зачем олигарху приватизировать нефтепромыслы и трубопроводы, тратить на это миллиарды, когда есть возможность получить в собственность «вентиль на трубопроводе». Стоимость этого вентиля по сравнению с остальными составляющими системы исчезающе мала, но тот, в чьих руках он находится, становится полным хозяином системы. Ведь ему достаточно «перкрыть кран» — и вся система остановится.

Вот таким «вентилем» в экономике служат банки. А в руках иностранного капитала оказалась почти вся российская банковская система, о чём написал Ю.Г.Жуковский, которому можно верить, потому что он одно время возглавлял Государственный банк России.

Жуковский в книге «Деньги и банки» (СПб. 1906) раскрыл механизм ограбления России после слома финансовой системы, разработанной (лично!) Николаем I. От Государственного банка отсекли отдел, занимающийся обеспечением внешнеэкономической деятельности частного сектора. Госбанк стал вести только операции, касающиеся казны. Но собственно торговля была всецело лишена его услуг, вся масса оборотов частных лиц, торговли и промышленности была сосредоточена всецело в руках частных банков и банкирских контор». Из 40 акционерных банков (из них 9 петербургских и 4 московских) собственно русскими (и то условно) были только два: Волжско-Камский и Торгово-промышленный, отнюдь не самые крупные. При этом нерусские банки не имели отделений в провинции, потому что в их задачу не входило содействие развитию экономики регионов, вообще производительных сил, они занимались исключительно валютными спекуляциями, в которых поднаторели с незапамятных времён. Деньги всей России шли в Петербург, где промышленность и торговля были ничтожны по сравнению с Москвой, а что говорить о всей России? Работал насос, высасывавший деньги из страны, не давая ей по-настоящему развиваться, и перекачивавший их за рубеж. (Совсем как ныне Москва обескровила экономику остальной России.)

Естественно, сразу же появилась, особенно в Петербурге, армада нерусских частных банков, играющих на курсе российского рубля, началась игра на русском рубле и на заграничных биржах. При этом частные петербургские банки действовали согласованно с берлинскими банками. А форма балансов этих банков была умышленно так запутана, чтобы со стороны в их деятельности невозможно было разобраться (по сути, велась двойная бухгалтерия, но правильный баланс был недоступен российским контролирующим органам). Ну, а кто контролирует денежные потоки, тот и хозяин экономики страны. Можно сколько угодно козырять цифрами роста доли русского капитала в стране, но факт контроля иностранного капитала над российской экономикой начала XX века не скрыть.

С введением размена бумажных денег на золото золотые деньги уходили из страны, оставляя взамен макулатуру. И России приходилось занимать золото у тех стран, куда оно утекло.

И зря М.Назаров пинает СССР по каждому удобному поводу. В советский период наша страна, несмотря на причинённую войнами разруху, не просто значительно сократила отставание в среднедушевом национальном доходе от развитых стран Запада (при гораздо более справедливом распределении создаваемого богатства) Она ещё и вышла на передовые позиции во всех областях жизни, обогнав на ряде направлений науки и техники и государства Европы, и США.

А что касается дореволюционной России, то всё же получается, как писали об этом и Шарапов, и Нечволодов: статистика показывала, что в стране проводится удачная финансовая политика, расходы не превышают доходов, а на деле положение было России бедственное, её хозяйство, при формальных показателях роста, разорялось. И никому исправить эту картину, не прибегая к фальсификации, невозможно. Шарапов, Нечволодов и др. сто лет назад более правильно оценили положение современной им России, чем нынешние «монархисты-энциклопедисты».

Говоря о широком размахе железнодорожного строительства в дореволюционной России, М.Назаров не преминул отметить, что его темпы были выше достигнутых позднее в СССР. Да, это так, и, например, сооружение Транссибирской магистрали — это великий подвиг России. Но, во-первых, по мере насыщения страны сетью железных дорог, темпы нового строительства естественно замедляются. А во-вторых, многие железнодорожные линии были построены, исходя не из соображений развития отечественной экономики, а по требованию финансистов Запада (они давали деньги только на нужные им проекты). Ещё Достоевский писал, что наше железнодорожное строительство во многом служит задаче открыть для товаров Запада рынки не только России, но и Востока (не говоря уж об обеспечении доступа к русскому сырью). «Таким образом, — свидетельствует Нечволодов, — благодаря современному устройству русских финансов, для того, чтобы выстроить железные дороги на русской земле, русскими рабочими руками и из русских же материалов, Россия в течение многих десятков лет должна платить огромную дань иностранному капиталу и настолько же десятков лет обременять этой данью расчётный баланс». В СССР же дороги строились ради развития экономики и культуры собственной страны.

Один из самых распространенных мифов наших дней заключается в том, будто сельское хозяйство пореформенной России процветало и наша страна, резко увеличив экспорт зерна, стала кормилицей Европы. При этом молчаливо предполагается, что уж сами-то русские люди, тем более крестьяне, были сыты, одеты и обуты как нельзя лучше. Ещё в 70-х годах XIX века письма А. Н. Энгельгардта опровергали и эту радужную картину, показывая, что и тогда уже проводилась антинародная политика «недоедим — а вывезем!»:

«…газеты оповестили, что за границей не надеются на хороший урожай, что немцу много нужно прикупить хлеба… Все радовались… вывоз увеличится, денег к нам прибудет пропасть, кредитный рубль подымется в цене».

Действительно, хлеб стал дорожать, вывоз увеличился… А у самих— «неурожай, в Поволжье народ, слышно, с голоду пухнуть зачал… А старого хлеба нет — к немцу ушел». Пока был хлеб — ели по три раза в день, стало туго — по два, в хлеб добавляли конопляный жмых и прочие суррогаты.

Энгельгардт хорошо понимал, что вывозили хлеб за границу не мужики, а помещики. У мужика деньги шли на хозяйство. А пан деньги за море переведет, потому что пьет вино заморское, любит бабу заморскую, носит шелки заморские и магарыч за долги платит за море. Хлеб ушел за море… а как совсем его не хватит и придется его у немца в долг брать! Купить-то ведь не на что».