Вячеслав Софронов

Жила

Мистическая трагикомедия в 2-х действиях

Действующие лица:

Дед Миша по прозвищу Б а ш к у р.

Бабка Дарья - его соседка по деревне.

Маша - студентка

филологи

Паша - студент

Ахмед - милиционер, очень честный человек.

Шура Сапожков

исследователи аномальных явлений.

Иван Стелькин

Банница, домовой, две русалки - возможны куклы или актеры.

(C)

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.

Картина 1.

Д е д. Ага, закапало./Подставляет под капли палец, облизывает, пробует на вкус, прищелкивает языком/. Ой, крепка чертовка, только вонюча! Ладно, теперь будет чем и за дрова расплатиться и Федька мой из города пожалует, угощу..../ За печкой послышалось легкое покашливание/. Чего? Проснулся? Попробуешь первачка? / Наливает небольшую стопку жидкости из-под самогонного аппарата, накрывает куском хлеба и ставит на край печи/. Ну, не обессудь, прими стопочку. / Стопка исчезает, легкое покряхтывание за печью и стопка летит обратно в сторону деда/.Ну, как? Добрый первачок вышел? Не-е-е... Боле не проси, не налью, мал еще. Ты хоть и домовенок, но все одно несовершеннолетний. Не приведи Господь заявится участковый наш Ахмед, будь он трижды неладен, припечатает мне на полную катушку за совращение малолетки и айда дед Башкур на нары. А тебя куда девать? Думаешь, Дарья за тобой ходить будет или к себе возьмет? Фигушки! Она со своим хозяйством едва управляется, а лишняя обуза ей совсем ни к чему. / Дед кладет на край стола тлеющую самокрутку, и она моментально исчезает. Он ищет ее, не находит, зло сплевывает себе под ноги и грозит кулаком в сторону печи/. Ишь, варнак! Смолить уже вздумал! Рано тебе зелье мое курить, крепок самосад, не для твоей натуры.... / Как бы в подтверждение его слов из-за печи раздается надсадный кашель/. Ага, проняло? Будешь знать, как без спросу мои цигарки брать./Хочет сесть на лавку, но та неожиданно отодвигается в сторону, и он бухается на пол/. Ах ты, паршивец! Да я тебя!!!

/Открывается дверь и в избу входит Дарья в больших грязных резиновых сапогах, в телогрейке, в руках у нее корзина с гусыней Шуркой/.

Д а р ь я. Здрасьте вам! Чего лежим?

Д е д. Упал, вот и лежу /Встает/.

Д а р ь я. Ехал, привалился, да и в канаве очутился. Понятно. У всякого Филатки свои прихватки. С кем воюешь? Супротив кого оборону держишь?

Д е д. Не твоего бабьего ума дело. С кем надо, с тем и воюю. То баба скачет и задом и передом, а дело идет своим чередом, а у меня дело сурьезное, запросто так его не выполнишь.

Д а р ь я. Да вижу твое дело - с концов зубами натянул, а в середке и лопнуло. Опять самогонку сидишь-гонишь. Поди, сынка из города поджидаешь?

Д е д. /Неохотно/. Может и его, а может и другого кого. Тебе-то, какое дело до моих забот?

Д а р ь я. Мне?! Да никакого! Думаю, дай зайду, попроведаю соседа, а то может, и помер уже и ноги холодные, лежит себе неприбранный, в дальнюю дорогу не собранный.

Д е д. Кого Бог накажет, тот сам помрет, а другого любя приберет. Когда, Дарьюшка, помирать стану, ты первой о том и узнаешь.

Д а р ь я. Прости, Господи, на все твоя воля, все там окажемся. А досок- то чего наволок в избу? Чего опять мастеришь?

Д е д. Гроб себе лажу. Сам не позаботишься, то разве потом кто сделает как должно. Все мастера- плотники в округе перевелись, на тот свет ране меня убрались, один одинешенек остался.

Д а р ь я. А прежний-то твой гроб где? Ведь год назад изладил себе из сухого леса. Его куды девал?

Д е д. Так в зиму как Степан Сорока помер, то баба его до меня и пристала: продай гроб, мол, вы со Степкой одного росточку были. Пришлось уступить за литру водки.

Д а р ь я. Не пойму я тебя, дед Б а ш к у р.... Ой, не пойму...

Д е д. А чего меня понимать? Весь на виду как горшок на шесту.

Д а р ь я. Так-то оно так, да сумраку много в тебе сидит: мужик и с башкой и руки как надо пришиты- посажены, а чего ты тут сиднем сидишь, к домишку своему пристал-прикипел, на то моего понятия не хватает.

Д е д. Опять ты за свое! Живу, как могу: на сырые дрова подтопка, на прореху заплатка, никого не трогаю, никому не мешаю. Чем худо?

Д а р ь я. Вот и шел бы ко мне жить-домовничать, по хозяйству помогать.

Д е д. Э-э-э... нет, Дарьюшка, шалишь! В своей сермяжке никому не тяжко, а в людях жить, виновным быть.

Д а р ь я. Да я тебе поперек слова худого сроду не сказала. Жалко глядеть на тебя как один бобылем маешься. Как помирать-то станешь? И кружку воды никто не подаст, глаз не закроет. /Всхлипывает/.

Д е д. А ты на что? Тебя кликну, вот и проводишь меня чин-чинарем на тот свет.

Д а р ь я. А вдруг меня на тот момент дома не окажется? Тогда как?

Д е д. Ну, на тот свет я дорогу и сам найду, провожатых мне не надобно. Но до тебя жить идтить не согласный я...

Д а р ь я. Ну, и дурак!

Д е д. Не мешай делом заниматься.

Д а р ь я. А я к тебе по делу и пришла - Шурка у меня нестись перестала.

Д е д./Удивленно/. Чего?!

Д а р ь я. Да не знаю чего на нее и нашло - неделю, как сидит и все пустая.

Д е д. Слава тебе, Господи! Дожил! Гусака нашла!

Д а р ь я. Помоги, дед Башкур, в долгу не останусь, ты меня как облупленную знаешь.

Д е д. Слушай, Дарья, проваливай подобру, поздорову, а то ты меня тожесь знаешь, накостыляю и те и Шурке твоей по первое число. У меня как вскипело, так и поспело, выметайся из моей избы.

Д а р ь я. Ладно тебе, расходился как вшивый по бане. Погляди Шурку-то ,/подносит к нему корзину, но дед отталкивает ее/, пошшупай где надо, пошепчи чего требуется. Я то знаю, что с нечистой силой всякой знаешься, про все твои секреты знаю.

Д е д. /Слегка испуганно/. Чего знаешь-то? Не мели языком чего не надо...

Д а р ь я. Все знаю! И чего здесь пнем торчишь, словно прирос к домишку своему. Все уже давно с деревни съехали, а ты не с места.

Д е д. Так и ты ведь тожесь не съезжаешь.

Д а р ь я. У меня другое дело, на всем белом свете ни родни, ни подруг не осталось: али уехали Бог весть, куда али в земельку слегли. А у тебя сын в городе, квартира у него с ванной.

Д е д. Сроду я в эту ванну не полезу, у меня пока еще своя мыльня справная. Да ты моего Федьку не хуже моего знаешь, - как запьет, то хоть святых угодников из дому выноси. Не дело мне на старости лет по чужим углам мыкаться-выкаться, коль свой имеется.

Д а р ь я. Знаю, знаю, Б а ш к у р.... За грехи наши Господь послал испытание этакое на старости лет. Но ты все одно, погляди Шурку. /Вновь подсовывает ему корзину/.

Д е д./ Неохотно берет корзину в руки, ощупывает гусыню/. Гусак ей нужен вот и все дела.

Д а р ь я. Где я ей найду гусака-то? Одна Шурка у меня и есть, а боле никакой скотины держать силов нет.

Д е д./Возвращает ей корзину/. Забери. Тут я тебе не помощник. Вот коль дверь перевесить или там лавку, стол отремонтировать, то всегда рад. А гусынь лечить мне сроду не приходилось.

Д а р ь я. Говори, говори.... Все одно не поверю. Я тебя почитай полсотни годков как знаю, все друг подле дружки живем, дверь в дверь, окно в окно.

Д е д. Это точно: вместе скучно, а розно тошно. /Подходит к самогонному аппарату, из которого накапало уже полную банку мутной жидкости, ставит ее на стол, подставляет другую/.

Д а р ь я. Чего это у тебя? /Кивает в сторону печи/.

Д е д. А то сама не знаешь? Первачок, мутный бочок. Хошь - налью стопарик?

Д а р ь я. Да я не о том. Чего я самосидки, что ли в жизни не видела? Насмотрелась. А вон в железной