Эрик ВАН ЛАСТБАДЕР

ВОЗНЕСЕНИЕ К ТЕРМАГАНТАМ

Позвольте мне представить вам величайшую любовь своей жизни. Мой великий роман с мисс М, тянулся почти пятнадцать лет. Она не была красивой и, видит Бог, часто не была и честной, но она провела меня по очень особым местам - таким, куда бы я ни ногой, если бы не ради нее. Я благословляю ее за это, но и проклинаю тоже. Каждый день я нахожу новые способы ее проклинать, и все это время мне так ее недостает, что живот сводит судорогой, будто там свили гнездо мерзкие мелкие демоны. Может быть, так оно и есть. После того что случилось пару недель назад, это меня не удивит, нет, ничуть не удивит.

Мескаль ее зовут, да, сэр, и мутить мне голову - ее работа. Каждый вечер она это делает, пока в легком поцелуе кончиком языка пробую я ее гладкий вкус. Ага, до вас дошло. У меня был великий и бурный роман с женщиной по имени мескаль, и очень долго. И она, надо вам сказать, возлюбленная адски ревнивая. Но все, хватит. Больше - никогда. И вот почему.

Мы с моей возлюбленной занимались без всякого стыда любовью по всему Манхэттену, но самое мое любимое место для этого называлось 'Геликон' - без сомнения, потому, что владелец его Майк был греком. Понимаете, гора Геликон была домом Муз - во всяком случае, так верили древние греки. Сам бар ютился в дыре за квартал от Голландского туннеля на первом этаже чугунного дома, который был красив как смертный грех еще семьдесят пять лет назад. Внутри в длинном узком помещении с медленно вертящимися вентиляторами капало с жестяного потолка, отчеканенного на рубеже столетий. Узор чеканки напоминал мне старые мексиканские плитки, которые я видел, когда жил в Оаксаке. Где впервые познакомился с мисс М. Давно, даже числа не помню. Да и они таких плиток больше не делают. С тех пор как ремесленники получили работу по изготовлению навороченных кроссовок и нейлоновых тренировочных, а также по сбору персональных цифровых помощников.

Как бы там ни было, а в 'Геликоне' была масса достоинств: опилки на полу, запах старого пива и еще более старой грязи, висящей потеками, как честно заработанные медали на суровом воине. Не говоря уже о самой стойке, которая казалась вечной, покрытой шрамами давно забытых драк и свежеразбитых сердец. И самое лучшее - свет был достаточно тусклым, так что, когда смотришь сам на себя в панелях мутных зеркал за полированным черным деревом бара, вполне можно себя убедить, что ты кто-то другой может, тот, кем мечтал когда-то стать.

В тот день, о котором я сейчас думаю, я сидел в кабинке, занимаясь любовью с мисс М., когда зазвонил телефон за стойкой. Майк снял трубку, поговорил и протянул ее мне.

- Это вас, - сказал он.

Я поднял свою возлюбленную и перенес ее на табурет к бару. Схватив трубку, я рявкнул:

- Что надо?

- Боже мой, Вилли, сейчас пол-одиннадцатого утра. И ты уже пьешь?

- А какая зараза этим интересуется? - спросил я и приложился как следует к мескалю.

- Хуже, чем я думал, - сказал осуждающий голос. - Это Герман, твой брат.

- Этим все и объясняется, - сказал я, обрезав его дальнейшие слова. У тебя нет воображения.

- Если бы ты протрезвел, мог бы найти настоящую работу.

- И меня, черт побери, зовут не Вилли! У меня пылали щеки, когда я повесил трубку.

- Ошиблись номером, - сказал я Майку, подвигая к нему по стойке телефон. Он только криво улыбнулся - знал, что произошло. У нас с Майком были свои отношения - такие, которые могут быть только с барменом по-настоящему высокого полета.

Вернувшись к себе в кабинку, я отодвинул второй пустой стакан и стал дальше попивать мескаль, мрачно вспоминая свой пустой офис и последний подписанный мной контракт. На шесть месяцев, и я ни слова еще не записал в блокнот, не говоря уже о компьютере. Лениво вертелась мысль позвонить Рею Майклу, моему бухгалтеру, который следил, чтобы моя жизнь не понеслась прямиком в ад на тачке, пока я плевал на все и крутил роман с мисс М. Я подумал, не надо ли, чтобы он связался с моей издательницей и сказал, чтобы не брала в голову, и отправил ей обратно аванс, который она мне прислала. Потом я припомнил, что уже просадил его в той увеселительной поездке по тем старым местам в Мексике, что не дают мне покоя. И все равно я еще ни разу не ломал контракт и не собирался начинать сейчас. Но что я собирался написать? Я понятия не имел.

Я поднял глаза на резную носовую фигуру корабля, которая свешивалась с потолка заведения Майка. Это была полуженщина-полуптица, и потому я назвал ее Мельпоменой - музой трагедии. Говорят, что от плодотворного союза Мельпомены и речного бога Ахелоя родились блистательно печальные и отчаянные сирены, чтобы бесконечно петь мучительный мотив, заманивающий беспечных моряков к гибели на скалистых берегах, где обитают сирены. Где-то в молодости Мельпомена стала моей личной музой, потому что я не мог иначе ввести в рамки картины трагедию, которая постигла мою семью.

Я все еще смотрел вверх, когда телефон зазвонил снова. Майк глазами показал, что это меня.

- Если это мой чертов братец, скажи ему, пусть целует мою белую писательскую задницу.

- Это Рей, - ответил Майк, протягивая мне трубку. Принимая ее, я застонал. Мой бухгалтер никогда не звонит мне без веской причины.

- Да! - отозвался я.

- Билл, я только что поговорил с твоим братом. - Голос у Рея был озабоченным. - Он сказал, что ты в мрачном настроении.

- Так и сказал? Давай подумаем. Сейчас без двадцати десять утра, понедельник. Я занят третьим стаканом мескаля, и в голове у меня ни одной мысли. Так что мой ответ, пожалуй, да. Я в мрачном настроении.

Рей вздохнул:

- Ему надо с тобой поговорить.

- Этот крысиный ублюдок сбежал с моей женой, не говоря уже о доходах по пенсионному плану, когда был тем, кого для смеха можно было бы назвать моим бизнес-менеджером. Нечего ему со мной говорить.

- Послушай, - терпеливо сказал Рей. - Ты подал на него в суд и получил свои деньги обратно. Надави ты чуть сильнее, ты мог бы посадить его в тюрьму.

- Если бы ты знал, как это меня грызет!

- Почему же ты этого не сделал?

- Это разбило бы сердце Донателлы, вот почему, - ответил я. - Бог знает почему, а моя бывшая любит этого подонка.

- Сейчас новое тысячелетие, - сказал он. - Что было, то быльем поросло.

- Хрена с два. - Должен признать, что у меня сжались зубы. - Хрена с два быльем.

- Ладно, будь по-твоему.

На том конце послышался разговор и шумы возле трубки. Я спросил:

- Ты что, на поле для гольфа?

- На шестой метке, - подтвердил он. - Приезжай как-нибудь со мной и попробуй.

- И разговаривать со всеми дубиноголовыми банкирами, с которыми ты играешь? Нет уж, пусть лучше меня терзает термагант.

- Кто?

- Термагант. Знаешь, что такое гарпия?

- Конечно. Женщина, которая никогда не замолчит.

- Розу каким именем ни назови, - засмеялся я. - Только эта воняет до небес.

- Ты Донателлу, что ли, называл термагантом?

- Ответ утвердительный, друг мой. - Я посмотрел на деревянную Мельпомену. - А теперь моя личная муза стала термагантом. Смешно, правда?

- Кто это сказал, что мы все получаем то, чего заслуживаем?

- Ты, наверное. Только что.

- Мне кажется, у тебя затык, - сказал Рей.

- Как у забитой кирпичами кишки.

- У тебя еще есть время присоединиться ко мне на девятой. Займись каким-нибудь легким спортом