И теперь к А. П. шли офицеры и солдаты со всеми своими заботами. Кто еще не устроился на работу, кто задумал открыть какое-нибудь предприятие, чтобы встать на ноги, кто бился в отчаянной нужде из за болезни жены, кто решил переехать в новые страны или выписать к себе своих родных тот шел к А. П.

В личное распоряжение А. П. поступали денежные суммы от частных лиц для поддержки Галлиполийцев. Эти суммы он хранил в банке и давал отчет в их расходовании своему секретарю.

- Надо, чтобы хоть кто-нибудь знал, куда я трачу эти деньги, - сказал А. П.

А. П. положил за правило - никому не выдавать единовременного пособия больше определенной суммы, слишком велика была у всех нужда. Иного просителя эта сумма не удовлетворяла, и он объяснял почему. Если доводы были убедительны, А. П. говор им - Я вам дам больше, но все что свыше, это взаймы, из личных моих средств, - и ставил срок уплаты долга.

Редко, кто возвращал А. П. свой долг. Тогда он вызывал к себе секретаря:

- Я из пожертвованных сумм, передал лишнее одному человеку, он денег не вернул, так что этот долг буду теперь погашать я сам ежемесячными взносами, а вы уж считайте, сколько там за мной остается, и напоминайте мне.

Весь дом в такие месяцы питался преимущественно макаронами.

А. П. иногда обманывали самым беззастенчивым образом, в этом он убеждался много раз на опыте и часто говорил, что мы живем в такое время, когда рушились все сдерживающие начала в человеке, однако чувство подозрительности к людям у А. П. было скоpее теоретическое. Ему трудно было представить себе, что именно этот человек, который сейчас находится с ним в общении, способен на обман. Неспособный сам на ложь А. П. даже как бы стыдился подозревать во лжи другого человека.

К А. П. шли не только его бывшие соратники по великой и гражданской войне, но и заезжали многие общественные деятели. Подолгу с ним сидели, разговаривали. У А. П. был неистощимый запас бодрости, и колеблющиеся и впадающие в уныние уходили после беседы с А. П. успокоенными. И не потому, что А. П. высказывал радужные надежды на скорое возвращение в Россию, он всегда говорил, что борьба с большевиками предстоит длительная и упорная, но А. П. заражал своей верой в Россию. Эта вера была неопалимой купиной в его сердце...

IX.

В Белграде А. П. был назначен помощником Главнокомандующего Русской армией. Каждый день утром А. П. уходил в город к военному агенту в свой служебный кабинет, но почетная должность, которую занимал А. П., его совершенно не удовлетворяла. Он тяготился бездействием.

Еще в Галлиполи, в кругу близких людей, А. П. высказывал свой взгляд, что открытая вооруженная борьба с большевиками кончена и что теперь эта борьба должна принять иные формы. Какие? -чисто революционные. Вместе с тем А. П. считал, что во главе русского национального освободительного движения должно встать лицо, пользующееся по своему прошлому уважением среди иностранцев и незапятнанное кровью междуусобной войны.

- Все наши генералы на всех фронтах потерпели поражение, - говорил А. П., - нет теперь веры в генералов. Единственное лицо, которое может нас возглавить - это Верховный Главнокомандующий Великий Князь Николай Николаевич... Его любили и солдаты.

Частые и продолжительные беседы на эту тему вел А. П. с Врангелем.

В марте 1923 года А. П. решил поехать к Великому Князю Николаю Николаевичу. А. П. был принят им два раза.

- В первый раз, - рассказывал А. П., - Великий Князь не хотел и разговаривать о каком-либо своем возглавлении, но во второй мой приезд у меня был с ним продолжительный разговор. Я прямо указал Великому Князю, что его долг перед Россией перейти к активной деятельности. Я даже разгорячился...

В мае того же года Великий Князь Николай Николаевич переехал с Юга Франции в свое именье Шуаньи под Парижем. Началось сосредоточение вокруг Великого Князя русских национальных сил. В начале 1924 года, еще до того времени, когда Великий Князь открыто принял на себя общее руководство национальным движением, он вызвал к себе А. Н. и предложил ему взять на себя работу специального назначения по связи с Россией.

А. П. согласился и доложил Врангелю о своем решении переехать в Париж.

21-го марта 1924 года генерал Врангель отдал распоряжение, скрепленное генералом Абрамовым, по которому генерал от инфантерии Кутепов освобождался от должности помощника Главнокомандующего.

В этом распоряжении генерал Врангель писал:

'Дорогой Александр Павлович! Ныне общее руководство национальным делом ведется уже не мною. Ты выходишь из моего непосредственного подчинения и не будешь уже руководить теми, кого неизменно водил в бой и закаливал в Галлиполи'...

После этого распоряжения А. П. долгое время не считал себя в праве вмешиваться в жизнь русских войск на чужбине и принимать участие в работе Галлиполийского Общества.

Сердечные проводы устроил генералу Кутепову весь русский Белград.

При прощании А. П. сказал офицерам:

- Если в Париже я останусь совсем одинок, все равно я не сойду со своего пути...

X.

После окончания гражданской войны в России все ее национальные силы замерли и находились как бы в параличе. Пафос борьбы увезла с собой в изгнание Русская армия, но и у армии в рассеянии он постепенно угасал.

Для такого человека, как А. П., это было непереносимо. Он неустанно твердил:

- Жизнь русской эмиграции будет оправдана лишь в том случае, если она будет бороться за восстановление России и готовиться к действенному служению ей. Наш первый долг - всеми средствами помогать ее дремлющим национальным силам. Надо их раскачивать, толкать на борьбу, вести пропаганду, заражать своею жертвенностью...

Такие задачи требовали новые формы и новые пути борьбы, чисто революционные. Опыта в революционной борьбе у А. П. не было, все приходилось создавать внове. На каждом шагу встречались препятствия, но чем они были труднее, тем упорнее преодолевал их А. П.

Для него было необходимо прежде всего почувствовать биение сердца порабощенной России, узнать, чем живет и дышит русский народ, и узнать не от посторонних лиц, а от своих верных и преданных людей. Такие люди у А. П. были, их называли 'Кутеповцами'. 'Кутеповцы' первые n начали свои походы в глубь России.

Они шли не в родных рядах своего полка, не плечом к плечу, а в одиночку за тысячи верст от своих соратников.

Как бы ни были скромны поставленные задачи 'походникам', опасность для них была одна - им всегда грозила смерть, но не в открытом бою, не на бранных полях, а в застенке, от руки палача.

Великое мужество и горящее сердце надо иметь, чтобы идти на борьбу в одиночку.

Сурово и просто провожал А. П. своих 'походников', сурово и просто они шли на свой подвиг. Некоторые ходили по многу раз... Не без волнения рассказывал А. П. :

- Денег в поход я давал мало, чуть ли не в обрез. Сами знаете, как трудно доставать деньги от наших патриотов. И что же? Возвращаются с похода и отдают мне оставшиеся деньги. Один так отдал чуть ли не полностью. Говорит, что там стал шофером и зарабатывал.

Еще не время и не место писать о всей той революционной работе, которую вел А. П. Слухи и вести о ней иногда попадали через большевицкую печать в зарубежную прессу. Вместо того, чтобы встречать смертные приговоры над 'Кутеповцами' молитвою об убиенных или благоговейным молчанием, в эмиграции подымался шум и распри над еще дымящейся кровью.

В том, что писали о 'Кутеповцах', была и правда, была и ложь. Но опровергать ложь, восстанавливать истину для А. П. значило - раскрывать свою работу, губить и подводить под расстрел еще не вернувшихся людей. Как в Галлиполи, так и в Париже А. П. молча сносил все нападки.

На одном собрании А. П. сказал:

- Конечно, только говорить о борьбе - это мало. И вот меня часто спрашивают: идет ли борьба? Многие думают, что борьба идет только тогда, когда они знают, как она идет. Я же могу вам сказать одно: время от времени мы все узнаем о благородных жертвах этой борьбы, но успешна борьба только та, о которой не знает никто.

Познавал А. П. Советскую Россию, ее чаяния и нужды от своих 'походников' и от тех, которые