похожи на зрительный зал, если заглянуть в него из оркестровой ямы.

- Нет, Петр, - басила Михална. - Что-то ты мне не договариваешь. Мужик ты, все ж, видный, хоть и щуплый. По всему видать, что не всю жизнь в поездах катался. - Этто вверно, Ттамарочка... - интимно отозвался Петруша. - Ннне ввсю. Я ведь, ссстрашно ввспомнить... Сидел я, Мммихална. - Да ну! И за что ж ты сидел? - Михална расторопно покосилась на баулы рядом с Петром. - Ннналить ббы ннадо ппрежде. Ппотом рраскажу. - Угощайся, Петя. - Гена выполнил просьбу проводника и приготовился слушать рассказ.

Петр понюхал водку и прислушался к ощущениям. Ощущения, судя по всему, были. И отразились на жеваной холстине Петиной физиономии с айвазовской глубиной.

- Убил я, Тамара, - сказал Петя с надрывом. И махнул рюмку залпом. Чччеловека убил. Дддруга. Мммишку. - Да ты что! - Михална всплеснула руками, едва не пролив свою порцию. Так таки и убил? - Ддда. - Может, все-таки, ранил? - Ннет. Убил. Ввот этими рруками! - Петя выставил на всеобще обозрение две сухие лапки. - Задушил, что ли? - охнула Михална. - Ннет. Я его ттопором. Ппо гголове. Ммишку. - По пьяни, что ли? - Ннет. Ттрезвый ббыл. Ннадел ккостюм ввыходной, гговорю Лларке: в ттюрьму кко ммне нне хходи. Нне ппущу. - А Ларка - это кто. - Жжена ммоя. Ббывшая. - Шекспир. - сказал Гена. - Ннет. Ммишка. - сказал Петрович. И уточнил: - Ддруг. Ббывший. - Ну, теперь уж понятно, что бывший. Друг бывший, жена бывшая. Видать, оба они нашкодили перед тем, как все случилось? - Дда. - Петя ссутулился и как бы даже от Михалны на полсантиметра отодвинулся. - А она ккричит: 'Нне ппущу! Ттолько ччерез мой ттруп!' - Кто? Лариса? - Дда ннет. Ммаринка. Ммишкина жжена. - Ах, вот оно что. Мишка то, женат, что ли был? - Нну да. А я ей гговорю: 'Уйди, ссука!', Ззарублю, ммол, ппод ггорячую рруку. - и Петя грозно махнул рукой, свободной от стакана. - Ушла? - Кконечно. Испугалась, ппподи. - А ты? - А я к Ммишке пподошел и ппо гголове его ттопором - нннна! - А он? - А ччто он. - Петя сделал паузу. - Упал, и ввсего дделов. Ну, ккровища, кконечно. - Еще? - спросил Гена. - Нналивай. - Ну. А дальше то? - пытала Михална. - А ччто ддальше?.. На Соловецких островах дожди, дожди... - Петрович пропел неожиданно приятным баритоном и совершенно не заикаясь. - Поймали тебя? - А я и нне пппрятался. Сам ппришел в милицию. С ттопором. Они сссначала очень испугались. Ппотом, ккогда ттопор отдал, ччуть мменя нне ппобили. - Чуть? - Нну, ппобили, кконечно. А ппотом, ккогда устали, нначали ббумажки ззаполнять. - Да... Тяжелая у тебя жизнь была, сын полка, - вздохнула Михална. - Все вам, мужикам, неймется. - Этто ввсе из-за бббаб, Ттамарочка. Нно к ввам это, кконечно, нне относится...

Все посмотрели на Петю с уважением. А он допил то, что оставалось в стакане, после чего прокашлялся и неожиданно запел:

- Ой, да не вечер, да не вечер...

Сомлевшая Михална принялась подтягивать, сначала - тихо, потом - в голос:

- Мне малым мало спалось...

* * * ...- Мне малым мало спалось, Да во сне привиделось...

Пели в соседнем купе. Из-за бойких соседей 'малым мало' спалось всему вагону, и милиционер приходил уже дважды. В первый раз он протопал мимо грозной походкой, второй крался за добавкой, как мышка.

Ане и Генке не спалось и без песен. Они готовились к чудесам, и то, что, кроме них, никого в купе не оказалось, восприняли как нормальное первое чудо из будущей тысячи.

- Москва! - стучали колеса. - Москва! - хлопали двери. - Столица! - звенели подстаканники.

Они оба ехали туда впервые. Анюта собиралась поступать в театральный и жить у двоюродной тетки. Генка собирался поступать в медицинский и жить у друга, с которым познакомился на соревнованиях при плачевных (для друга) обстоятельствах. После нокаута во втором раунде тот проникся к Генке уважением, граничащим с обожанием, и звал в гости уже второй год. Адрес и схема проезда были единственным капиталом, который бывший Атос вез в Златоглавую.

Москва была третьей даже на их жестком ложе любви. Они вздрагивали на каждой остановке, боясь, что в дверь постучат и какая-нибудь Петровна или Михална с картиной, корзиной и картонкой раздавит их хрупкое счастье. Но никто так и не пришел. Только Москва, незримая, огромная, была с ними в ту ночь.

А еще были ласки. Много неумелых, выматывающих, пьянящих ласк. Редкие провалы в сон и сладкое выныривание на поверхность, где встречали руки и ждали губы, готовые сделать искусственное дыхание без напоминаний.

- Это - самая длинная ночь в моей жизни,- шепнула Аня. - А что, уже ночь? - смеялся Генка. - Мы же только что сели. - Что ты! Уже Москва через пять минут...

И оба приникают к окну, за которым - долгая овация листвы на ветру. И никакой Москвы, только звенящее ожидание ее. И ветер в раскрытое окно, и сверчки, и поцелуи, ласки, ласки...

- Мы, наверное, так и не заснем... - Никогда. Как можно спать в такую ночь?.. - А у тебя глаза закрываются... - Это чтобы лучше тебя видеть, Красная Шапочка. - А я тебя не боюсь, серый Волк. Съешь меня. - И съем... - Да... И вот тут еще откуси немножко... И здесь... И здесь... - Я тебя люблю... - И я... - Нас не разлучит никто... - И никогда... - А есаул догадлив был... (из-за стены) - А если разлучит... - Да если разлучит... - Кто? - Не знаю. Ты первый начал... - Если разлучит... ну, кто-то или что-то... - Да. Если у кого-то или чего-то хватит сил нас разлучить, то он (или оно) получит золотую медаль на чемпионате мира... По разлучению... - Если это произойдет... - Да ладно тебе. Дурачок. Пошутили - и хватит. - Если это произойдет - давай встретимся через много лет... - Через тысячу... Раньше нас никто не разлучит. - Нет. Не через тысячу. Нужно найти круглую дату, чтобы не забыть. - Круглая дата? Ну, например, ноль часов ноль минут нулевого числа нулевого месяца нулевого года... - А что... Это мысль, только давай возьмем другую цифру... Может, девятку?

- То есть? - Ну, например, девятого э-э-э сентября 1999 года. В девять часов... - На девятом этаже... В квартире номер девять... - Нет. Так не бывает, чтобы квартира номер девять была на девятом этаже. Давай просто назначим место... - Ну... Мы же будем тогда с тобой москвичи? - Еще бы! - Тогда давай где-нибудь в Москве. Что ты в ней знаешь? - Кремль... - Ага. Здорово будет в Кремле встречаться. Скажи еще - в мавзолее... - Хорошо. Большой театр... - Ага. И все будут у меня билетики спрашивать, пока ты будешь опаздывать. - Лужники. Ленинские горы... - А что? Там и метро красивое есть, я на открытке видела. - Как называется? - Не знаю. Там одна только станция такая - прямо на мосту. Вся стеклянная, как аквариум. Красивая, наверное, внутри. - Ну, тогда на этой станции... - Хорошо. Девятого сентября 1999 года. - В девять часов вечера... - Хорошо. В девять часов вечера... Ты меня поцелуешь, наконец, или нет? - Уже... - И сюда... - А можно? - А ты попробуй... - А сюда? - А сюда нельзя... Генка, перестань! Перест... пере... ладно... можно, только очень тихонько... - Я снова вижу сон... - Нет... мы никогда не заснем...

Ветер, сверчки, звезды. Пение за стеной. Мы никогда не заснем...

- Ппприехали, гграждане... - раздалось из-за двери вместе с громким стуком, - пппрошу сдавать пппостели...

Анюта подскочила, как ужаленная, натягивая на себя простыню. Генка сонно заворочался. Аня нетерпеливо подергала его за плечо.

- Смотри!

Он открыл глаза и потянулся к ней, как ребенок.

- Да не на меня, дурак! В окно!

Поезд, замедляя ход, приближался к платформе. Одной из многих, заполненных сотнями людей. Над муравьиной суетой, за огромным вокзалом, величаво стояли две высотки. Они, казалось, доставали до неба...

- Москва, - выдохнула Анюта. - А наша Труба повыше них будет, - проворчал Генка, скрывая ликование изо всех сил.

Вскоре поезд остановился. Он был тут же атакован встречающими, в воздухе замелькали сумки и чемоданы. Генке показалось, что все куда-то бегут. Спросонья он не мог понять толком, что происходит, и, только когда его Анюту стала уводить незнакомая старуха, он проснулся окончательно. Ринулся следом и тут же понял, что ничего не может поделать. Это была ее тетка, то есть существо, у которого больше прав на Аню, чем у него. А ему предстояло, вооружившись листочком с адресом, начинать новую жизнь. Но прежде нужно было договориться, как снова встретиться с Анютой. Он побежал по платформе, проклиная себя за беспечность.

Был момент, когда ему показалось, что Аня исчезла в толпе и ему никогда больше не отыскать ее. Потом, поняв, что уже давно опередил Аниных встречающих, он остановился и перевел дух. После чего стал внимательно вглядываться в толпу.

- Ну, - звонко раздалось сзади, - долго я буду тут стоять?

Он облегченно выдохнул и оглянулся. Аня стояла сзади и протягивала ему листок с телефоном. Бабка стояла рядом и разглядывала его со смесью восхищения (как женщина) и недоверия (как анина родственница). Бабка имела очень театральный вид, и даже шляпка у нее была какая-то особенная.

- Прощаемся. - сказала Анюта. - Пока, - сказал он. Шум вокзала мешал ему прошептать это. Поэтому пришлось почти кричать. Потом он одними губами произнес: - Я тебя люблю. - Я тебя люблю, - повторили анины губы. Они были чуть распухшими и обветренными. Генке захотелось снова мучить эти губы, и он отвернулся. А когда справился с собой и повернулся обратно, то увидел, что остался один.

Он постоял еще минуту и двинулся в путь. Ему было мало дела до адреса Вовчика в кармане. Адрес мог и подождать. А пока Генка вышел из здания вокзала на огромную утреннюю площадь и спросил у одинокого милиционера:

- Где тут Кремль? - Там, - махнул рукой тот и улыбнулся. - Гляди, не опоздай. Президиум ЦК уже весь в сборе. - Есть, товарищ старшина! - Генка козырнул к пустой голове и зашагал в указанном направлении.

В Москве стояло раннее утро. Вокзальная суета осталась позади, и весь город был похож на безлюдную декорацию. Тем более поражали размеры домов и ширина улиц. Когда Генка