возвращения домой обеспечат патруль, высланный к заливу, и поднятое над аэродромом дежурное звено или пара. Договорились держать строй и вести воздушный бой слетанными парами. Пары же обеспечивают собственное прикрытие.
Утром прилетел Ермаченков. Любимов доложил ему суть коллективной разработки прикрытия операции 'Чаплинка'. Генерал внимательно разглядывал схему расстановки сил эскадрильи.
- А ведь вы - молодцы. А? - похвалил Ермаченков, - Честное слово, молодцы. Мои, да и я, признаться, до этого не додумались. Значит, ты ведешь шестерку непосредственного прикрытия, забираешься с Аллахвердовым повыше, ближе к 'илам' останется четверка Минина. Не мало ли? Возможно погулять над передним краем хватит одной пары Авдеев-Филатов, а парой Щеглов-Николаев усилить твою группу?
- Не нужно, товарищ генерал. Тут все продумано и каждым взвешено. Четверка подо мной будет сильная: старший лейтенант Минин в паре с уже обстрелянным сержантом Макеевым и старший лейтенант Касторный с сержантом Платоновым, тоже не плохим пилотом.
- Ладно, - согласился Ермаченков. - Утверждаю.
Прилетел на У-2 капитан Губрий, командир эскадрильи штурмовиков. Тоже батько, второй батько в черноморской авиации. Но это не главное, чем был знаменит капитан. Его отвага и боевое мастерство в небе Балтики принесли немало побед в борьбе с белофиннами. О нем рассказывали легенды, ему стремились подражать на земле, в воздухе и не только молодые пилоты, но и мы, уже имевшие какой-то боевой опыт первых недель Великой Отечественной войны.
Когда капитан Губрий расстегнул куртку, на груди его сверкнула Золотая Звезда Героя Советского Союза. Сам же герой в это время скрупулезно и деловито уточнял с истребителями место и время встречи в воздухе, знакомился с тактикой взаимодействия в районе цели и по маршруту.
Губрий заторопился - пора возвращаться на свой аэродром. Когда провожали его, невольно думалось: 'Так вот каких отчаянных, храбрых ребят предстоит нам прикрывать завтра!' От сознания этого операция 'Чаплинка' казалась еще более ответственной, более значимой.
* * *
Наша четверка прилетела на передовую за две-три минуты до пересечения линии фронта штурмовиками и группой прикрытия. Еще на земле условились лейтенант Щеглов и сержант Николаев будут держаться ближе к Каркинитскому заливу на высоте две-две с половиной тысячи метров, мы с Филатовым - на пятьсот-восемьсот метров выше и восточней,
Над совхозом 'Червоный чабан' метров на триста ниже нас показались 'мессершмитты'. Двенадцать штук. Если бы они держали курс на восток, можно было бы отойти в сторону, чтобы не заметили. Но их нелегкая несла именно туда, где вот-вот покажутся штурмовики.
Пришлось вступать в бой вдвоем - пара Щеглова патрулировала над местом прохода группы. Сразу решили - главное, втянуть противника в драку, задержать, дать возможность своим штурмовикам выполнить все что намечено операцией 'Чаплинка', а потом... Потом, когда наши будут возвращаться с победой, как-нибудь выберемся.
Как-нибудь выбраться не удалось. Немцы увидели, что русских всего двое против двенадцати. Они приняли нас за легкую добычу и каждый стремился поживиться первым.
Дорого же вам обойдется эта 'легкая' добыча, черти желтобрюхие! Нас-то двое, но вы еще не знаете, чего стоит каждый русский летчик в воздухе.
Бой превратился в сплошную неразбериху и погоню друг за другом. Перед глазами замелькали хвосты, желтые животы Me-109, дымовые и светящиеся пулеметные трассы. Сзади на 'яках' и 'мессершмиттах' опознавательных знаков не видно, а отойти в сторону никто не решался. Чехарда затянулась. Филатов непрерывно оглядывался на свой хвост. Иногда казалось, что голова его делает круговые обороты. Он едва успевал за мной при неожиданных резких движениях и атаках противника.
Как долго длилась эта игра со смертью в 'объятиях' двенадцати вражеских стервятников? Тогда показалась вечностью...
Но вот мы, наконец, увидели, как наши штурмовики возвращались обратно. Сколько их, сосчитать не успехи. Следом шла группа прикрытия - свои 'яки'. Стало ясно - основное задание выполнено, надо и нам развязываться с 'мессерами', добираться до дому.
Но неужели так и уйти, не наказав ни одного?! И я ринулся вперед. После каждой атаки оглядываюсь - жив ли Филатов, узнав его, снова кидаюсь на ближнего 'мессершмитта'. Одного все же удалось поймать на миг в прицел и дать по нему очередь. Стервятник вспыхнул на виду у всех, вывалился из боя. Немцы дружно нырнули вниз, будто спешили взглянуть на его последний поцелуй с землей. Мы не стали им мешать.
На аэродром сели почти вслед за Любимовым и Мининым. Летчики, прилетевшие раньше, осматривали с механиками свои машины, считали пробоины. Ныч ходил от одного самолета к другому, спрашивал, что и как. С возвращением командира все участники операции 'Чаплинка' быстро собрались у КП, подвели предварительные итоги. Любимов тут же позвонил Ермаченкову.
- Товарищ генерал, докладывает капитан Любимов. Пленный дал показания правильные. Удар штурмовиков был настолько неожиданным, что немцах пришлось вызвать 'мессершмитты' с другого аэродрома. Бой был трудный. Наших четверых подбили. Раненых нет. Домой дошли все. Прикрывали я и Минин. Из сковывающей группы Авдеев и Филатов вели вдвоем длительный бой с двенадцатью 'мессершмиттами'. Авдеев сбил один истребитель противника.
...Ныне Герой Советского Союза генерал-майор авиации К. Д. Денисов возглавлял тогда группу И- 16. Непосредственное обеспечение операции ложилось на него. Позднее он с горечью говорил:
- Все мы понимали, конечно, что эти истребители - весьма устаревшей конструкции, а потому они больше годились для бомбоштурмовых действий, чем для воздушных боев. Но что делать - тогда каждый самолет был на счету, и выбирать нам, собственно, было не из чего.
Когда немцы с севера стали занимать полуострова и острова Сивашей, они уже посадили свои истребители на аэродромы Чаплинка и Аскания- Нова.
Редкий вылет Денисова и его летчиков обходился без боя.
Так было и на сей раз, когда он возглавил группу, атакующую аэродром Чаплинка. Во время его пролета Перекопа практически вся группа прикрытия уже была втянута в бой с истребителями противника.
Сам Денисов так рассказывал мне о дальнейших событиях:
- Сквозь огонь зениток мы прорвались к цели и начали пикировать на стоящие на земле самолеты противника. Кругом рвались бомбы и, как ленты, висели в воздухе очереди от трассирующих пуль. Единственный Ил-2 среди разрывов выбирал самостоятельно цели и расстреливал их. Завесой пыли, огня и дыма вскоре закрыло почти весь аэродром. И вот сквозь эту завесу вдруг прорывается взлетающий Хе-111, который сразу атаковал я с Семеновым, и то ли мы сбили его, то ли летчик струсил, но машина рухнула на дорогу и загорелась при ударе.
Сделано уже несколько заходов на цель, потеряна высота, а набрать ее на наших устаревших машинах было уже не так-то легко. А истребителей противника налетело с соседних аэродромов много и начался тяжелый бой. Здесь я понял, что 'яки' Любимова уже связаны неравным боем и мы остались без прикрытия. Израсходован почти весь боезапас, следовательно, маневрируя, надо отходить на свою территорию. И мы отходили с боем. То там, то здесь были видны большие группы немецких истребителей и в меньшинстве огрызающиеся наши 'бисы', 'чайки' и 'ишаки'. Противник имел явное преимущество, но вот уже наша территории и я решаю оттягивать противника в сторону ближайшего армейского аэродрома. Вижу, там уже взлетают, начинаем более активные действия, но оружие уже не стреляет. Немцы, поняв это, еще больше увлекаются боем, не замечая того, что они попадают в ловушку.
И вот смотрю: атакуют наши истребители сверху, и сразу падают два немецких самолета, а остальные на полных газах стали уходить...
Так или иначе, но победа была одержана.
На ужин прибыли генерал Ермаченков и инспектор флота по технике пилотирования майор Наумов. Отмечали сегодняшнюю победу, хотелось верить, что она явится залогом будущих боевых успехов.
Ужин превратился в шумное веселье, а затем и в непринужденную беседу. Помянули добрым словом Женю Ларионова, не забыли улетевших на защиту осажденной Одессы.
В столовой стало многолюдно. Кто-то притащил баян, растянули меха. Грянули 'Распрягайте, хлопцы, коней', потом спели 'Любимый город'. Филатову принесли гитару. Он слегка тронул струны и запел 'Очи черные'. Его мягкий приятный тенор заполнил все пространство, не оставив места ни другим звукам, ни шорохам.
В противоположном конце зала раздвинули столы, плясали под баян русскую, лезгинку, гопака. В стороне что-то обсуждали Минин и его новый ведомый Яша Макеев. Минин уверял: 'Кончится война, куплю себе легковой автомобиль...' Пока летчики веселились, за столом генерала шел свой разговор. Ермаченков раздобрился, сказал, что для эскадрильи ничего не пожалеет.
- Ну, чего вам не хватает, говорите. Я не растерялся:
- Самолетов, товарищ генерал. Сегодня четыре повреждены, пока войдут в строй, летчики со скуки помрут...
- Самолетов? - переспросил Ермаченков. - А разве я вам не похвалился? Майор Наумов прилетел сюда специально для того, чтобы подарить вам свой новенький 'ЯК'.
Николай Александрович - добрейшая душа - удивленно раскрыл глаза.
- Товарищ генерал...
- Говорил, говорил! - убеждал его Ермаченков.
- Конечно, говорил, - согласился Наумов, - только с условием, что я денька два повоюю здесь на нем. Возьмешь, Любимов, на задание? Спасибо.
Веселье оборвалось дружно. По команде адъютанта трижды мигнули светом и с разрешения генерала предложили разойтись на отдых.
* * *
Срочное совещание у
