в Грузии. На каком-то банкете в его честь провозглашался тост.

- Мы очень рады приветствовать вас на нашей земле, - говорил человек с бокалом в руке. - Мы все ценим и любим ваш роман 'Война и мир'...

- А я и 'Мертвые души' написал, - перебил его Толстой.

- Вот этого я еще не читал, - честно признался грузин.

В свое время Михаилу Кольцову довелось сопровождать А. И. Рыкова, когда тот в качестве новоназначенного председателя Совнаркома совершал на пароходе поездку по волжским городам. Кольцов был при нем чем-то вроде начальника пресс- службы.

Дело было летом, в самую жару. Пароход стоял у причала то ли в Саратове, то ли в Самаре. В знойный полдень Кольцов лежал обнаженный в своей каюте, а Рыков пребывал в подобном положении в соседней. Окна, разумеется, были открыты.

Вдруг послышались шаги, и к Кольцову постучался помощник капитана.

- Пришел сотрудник местной газеты,

объяснил он, - хочет взять интервью у председателя Совнаркома.

Так как это программой поездки не предусматривалось, Кольцов сказал:

- Дай ему два раза по шее... И вдруг из соседней каюты послышался голос самого Рыкова:

- Один раз - достаточно.

Кольцов в свое время возглавлял целое объединение печатных изданий 'Жургаз'. Там устраивались званные вечера, куда приглашались знаменитости. Никаких кулис не было, все гости - в зрительном зале. И вот ведущий объявляет:

- Дорогие друзья! Среди нас присутствует замечательный пианист Эмиль Гилельс. Попросим его сыграть...

Раздаются аплодисменты, Гилельс встает со своего места, поднимается на эстраду и садится за рояль.

Затем ведущий говорит:

- Среди нас присутствует Иван Семенович Козловский. Попросим его спеть...

И так далее...

И вот во время какой-то паузы с места вскочил пьяный Валентин Катаев и провозгласил:

- Дорогие друзья! Среди нас присутствует начальник главреперткома товарищ Волин. Попросим его что-нибудь запретить...

Раздался смех и аплодисменты, а обидчивый цензор демонстративно покинул зал.

Катаев с юности был дружен с Юрием Олешей. В тридцатые годы они были знаменитые и богатые писатели. Как-то, гуляючи по улице Горького, они познакомились с двумя барышнями и ради развлечения пригласили их в ресторан 'Арагви'.

Там обоих писателей прекрасно знали, приняли с почетом и предоставили отдельный кабинет. Они заказали шампанского и ананасов. Катаев вылил две бутылки шипучего в хрустальную вазу и стал резать туда ананасы.

Одна из барышень сделала ему замечание?

- Что же это вы хулиганничаете?.. Что же это вы кабачки в вино крошите?..

В те годы Юрий Олеша сидел в своем любимом кафе 'Националь' в компании друзей-литераторов. А за другим столиком, поодаль сидели еще два писателя и о чем-то очень горячо спорили. Один из сидящих с Олешей сказал:

- Вот эти двое - самые глупые среди нас. Это всем известно. И вот они ссорятся, спорят... Интересно, о чем?

Олеша тут же сказал:

- Они сейчас выясняют, кто глупее - Байрон или Гете... Ведь у них свой счет, с обратной стороны.

Будучи в Ленинграде Олеша подписал договор с местным отделением Детиздата. Он получил аванс и покинул издательство в 12 дня. А в 3 часа пополудни Юрий Карлович позвонил в Детиздат и потребовал к телефону директора.

Тот взял трубку.

- Я вас слушаю.

- Я подписал с вами договор. Требую внести в него поправки!

- Какие поправки? - встревожился директор.

- Читаю по прежнему тексту:. 'Детиздат в лице директора - с одной стороны... и Юрий Карлович Олеша, в дальнейшем именуемый 'автор'... Вот это надо изменить!.. - Как изменить? Зачем?..

- А вот так: ...'в дальнейшем именуемый Юра...'. 'Юра обязан'... 'Издательство выплачивает Юре...', 'Юра не в праве...'

Олеша говорил:

- В последнее время образовались 'ножницы', некое несоответствие между сроком прохождения рукописи в издательстве и сроком человеческой жизни...

Будучи в Одессе Олеша лежал на подоконнике своего номера в гостинице. По улице шел старый еврей, торгующий газетами.

- Эй, газеты! - закричал Юрий Карлович со второго этажа.

Еврей поднял голову и спросил:

- Это откуда вы высовываетесь?

- Старик! - сказал Олеша, - я высовываюсь из вечности.

Когда пьеса 'Дни Турбиных' с огромным успехом шла в Художественном театре, Булгакова одолевали всякого рода попрошайки, полагая, что теперь он стал миллионером. Вот записанный Ардовым рассказ Михаила Афанасьевича:

- Во время самого сладкого утреннего сна у меня затрещал телефон. Я вскочил с постели, босиком добежал до аппарата, снял трубку. Хриплый мужской голос заговорил:

- Товарищ Булгаков, мы с вами незнакомы, но, надеюсь, это не помешает вам оказать услугу... Вообразите: только что, выходя из пивной, я потерял свои очки в золотой оправе! Я буквально ослеп! При моей близорукости... Думаю, для вас не составит большого урона дать мне сто рублей на новые окуляры?..

Я в ярости бросил трубку на рычаг, - говорил Булгаков, - Вернулся в постель, но не успел глаза сомкнуть, как новый звонок. Опять встаю, беру трубку. Тот же голос вопрошает:

- Ну, если не с золотой оправой, то на простые очки-то можете?..

Ардов рассказывал:

- Однажды Евгений Петров пошутил по моему адресу. Я был у него в гостях и позволил себе за столом прибегнуть к весьма крутому выражению. И тогда хозяин заметил:

- Витя, если бы вы сказали такое на обеде у леди Галифакс, то лорд Галифакс уронил бы монокль в борщ...

Илья Ильф говорил:

- Я открыл такую закономерность. Если журналисты стоят в редакционном коридоре, курят и беседуют на приличную тему, никаких женщин никогда рядом не бывает. Но стоит кому-нибудь сказать хоть одно непристойное слово, мимо непременно пробегает какая-нибудь машинисточка или секретарша... Если выразиться покрепче, тут уже появится женщина посолидней... А когда я, говорил Ильф, - в коридоре газеты 'Труд' разразился длиннейшим матерным монологом, открылась дверь и передо мной появилась руководительница международного женского движения Клара Цеткин.

И Ардов подтверждал, что такой факт был.

Ильф и Петров были в Вене. Там их возили по городу и показывали достопримечательности. В частности продемонстрировали один из дворцов и объяснили:

- Это - особняк Ротшильда. Петров, привыкший к реальностям послереволюционной России, спросил:

- А что здесь теперь?

- Как что? - удивились австрийцы. - Здесь живет Ротшильд.

Ильф и Петров были в числе литераторов, посланных из Москвы на смычку железной дороги под названием 'Турксиб'. (Это описано в романе 'Золотой теленок'). Вместе с ними был писатель Эммануил Герман, который публиковался под псевдонимом Эмиль Кроткий.

Там состоялся торжественный митинг с участием столичных гостей. Председательствовал какой-то местный партиец, которому подсказывали фамилии выступающих, и он возглашал:

- Слово имеет писатель Евгений Петров. Когда настала очередь Кроткого, партийцу сказали:

- Сейчас будет выступать писатель Эмиль Кроткий.

Председательствующий ничего не переспросил, но объявил буквально следующее:

- Слово имеет некто Милькин Крот.

На одном из заседаний литературного общества