разводе. Истец - генерал, ему за шестьдесят, жена - сверстница. Судьиха спрашивает мужа о причине развода.

- Видите ли, - говорит генерал, - мы с ней поженились сорок с лишним лет назад. Я тогда был денщиком у офицера царской армии, а она там же состояла кухаркой. Потом была революция, гражданская война... Я сам стал офицером, учился, закончил военную академию. А она, как была кухаркой, так на этом уровне и осталась. Дети у нас уже взрослые... А мне все время приходиться стесняться ее серости и дикости перед моими друзьями. Прошу суд нас развести. И вот оглашается решение суда.

- Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики... развести...

- Как?! - кричит с места генеральша. - Почему?

Судьиха прерывает чтение приговора и назидательно говорит ей:

- Надо рость!

Знаменитый артист, чтец Антон Шварц некоторое время был адвокатом. В одной защитительной речи он говорил:

- ...Ну, а теперь обратимся к образованию моего подзащитного. Как сказал поэт - 'мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь...'

Тут судья прервал его репликой:

- Шварц, без куплетов!

Николай Макарович Олейников, как известно, был редактором издававшегося в Ленинграде детского журнала 'ЧИЖ' (Чрезвычайно интересный журнал). Но вот подписка на это издание стала падать, а потому ленинградский отдел народного образования решил поддержать 'ЧИЖ'. На педагогический совет в одну из школ явилась инструкторша из этого отдела и выступила с речью. (При том она была еврейка и говорила с сильным акцентом.)

- Товарищи! Мы все как один должны подписаться на наш ленинградский пионерский журнал 'Чиж'... Мы должны призвать всех детей подписываться на наш журнал 'Чиж'... Надо объяснить всем родителям, что 'Чиж' - наш лучший пионерский журнал... и т. д. и т. п.

После этой дамы слово взял старый (еще с гимназических времен) учитель словесности, но в своей речи он допустил оговорку прямо по Фрейду:

- Наша гостья из отдела образования совершенно права. Мы все должны подписаться на этот наш ленинградский журнал 'Жид'...

Директор школы, в которой в свое время учился режиссер Евгений Рубенович Симонов так говорил своим ученикам:

- Сегодня ты парту ножом режешь, завтра воровать пойдешь. И кто из тебя вырастет? Троцкист- зиновьевец - убийца Кирова!..

В начале тридцатых годов в Ленинграде жил в жуткой коммунальной квартире, буквально погибая от унижений и нищеты, глубокий старик - родной сын М. Е. Салтыкова- Щедрина. Как известно писатель этот ценился и цитировался самим Сталиным, и вот несчастный старик решился написать вождю письмо с просьбой о помощи. Каким-то непостижимым образом это письмо дошло до адресата, и всесильный тиран собственноручно начертал на нем резолюцию:

'т. Медведю. Прошу помочь'.

Затем письмо было доставлено в печально известный серый дом на Литейном, а Медведь, как известно, возглавлял ленинградское НКВД вплоть до убийства Кирова. Получив бумагу с собственноручной резолюцией Сталина, Медведь разом нажал на все кнопки стоящего перед ним аппарата - вызвал к себе начальников всех отделов. Через минуту из коридора послышался топот сапог, а через две кабинет Медведя наполнился сотрудниками. Дальше хозяин кабинета произнес матерный монолог, смысл которого можно передать примерно так:

- За что я вас, дармоедов, кормлю?.. Куда вы, сукины дети, смотрите?.. Мимо вашего носа письмо попадает самому хозяину, и я об этом ничего не знаю! Сию минуту найти этого, как его, Щедрина!.. И чтоб я завтра же мог рапортовать в Москву!..

А сын знаменитого сатирика сидел в своей жалкой комнатенке со своей старенькой женой и вовсе не подозревал, что вот-вот начнутся события, напоминающие сказку из 'Тысячи и одной ночи'. А тем временем к его дому подъехали грузовые машины, и доблестные чекисты вошли в квартиру. Для начала они в принудительном порядке выселили всех прочих жильцов этой коммуналки, погрузили их скарб на грузовики и увезли на новые места жительства. И тут же несколько бригад маляров приступили к ремонту всей квартиры - красили, клеили обои... Еще два грузовика доставили со склада мебель, которую тут же расставили по всем комнатам. Привезли массу одежды и обуви для обоих - старика и старухи. Доставленный к ним работник отдела социального обеспечения тут же, на дому выписал им новые пенсионные книжки, где сумма пособия была доведена до максимальной. Привезли новую посуду кухонную и столовую. И, наконец, стали прибывать из елисеевского магазина корзины со всякой роскошной снедью... И все это в течение считанных часов. Затем чекисты стали прощаться с хозяевами обновленного роскошного жилища, и старший, распоряжавшийся всей грандиозной операцией, осведомился у оторопевшего старика:

- Нет ли у вас еще каких-нибудь просьб или пожеланий?

Тот немного подумал и указав на свою жену произнес:

- Вот она хотела в кино сниматься...

В сером доме следователь ведет допрос арестованного.

- Расскажите вашу биографию.

- Я родился в 1887 году в Петербурге.

- В Ленинграде, - поправляет следователь.

- В 1895 году поступил во вторую петербургскую гимназию...

- В ленинградскую гимназию, - опять поправляет следователь.

- По окончании гимназии поступил в Императорский Петербургский университет.

- Ленинградский университет...

- В 1907 году за участие в студенческих волнениях был арестован ленинградской жандармерией...

Валентина Абрамовна Иоффе рассказывала о тридцатых годах:

- Я прихожу с работы, и домашняя работница сообщает, что забрали одного из наших соседей. При этом добавляет такое: 'Его арестовали по подозрению, что он - поляк'.

А вот еще история, рассказанная В. А. Успенским.

В Москве на улице Дунаевского до сего дня стоит дом, где имели квартиры многие архитекторы. В частности, до войны там жил зодчий Александр Федорович Хряков с супругой (то же архитектором) Зоей Осиповной Брод. На двери их квартиры красовалась массивная медная табличка:

А. Ф. Хряков

3. О. Брод

В тридцать седьмом году, во время массового террора их сосед Л. М. Поляков послал к Хрякову по какому-то делу свою домашнюю работницу. Буквально через пять минут полуграмотная женщина прибежала обратно и в смятении объявила:

- У них на двери написанов: Хряков зОброт...

В то самое жуткое время в Московском театре Оперетты шел политический митинг. Какой-то активист держал речь. Все было хорошо и правильно, но конец получился неожиданный. Оратор возгласил:

- Да здравствует наш вождь и учитель товарищ... Троцкий!..

В зале воцарилась гробовая тишина.

Осознавши, что он произнес, несчастный впал в сущую истерику.

- Нет!.. Нет!.. - истошно завопил он,- Сталин!.. Сталин!.. Сталин!..

Его увели за кулисы, но истерика продолжалась. Бедняга бился в конвульсиях и кричал:

- Сталин!.. Сталин!..

От ужаса у него начался понос...

А тем временем кто-то позвонил на Лубянку, и через несколько минут оттуда приехали.

Но когда чекисты увидели корчащегося на полу, вопящего человека от которого к тому же шла вонь, они им просто побрезговали, и уехали восвояси.

Ардов всю жизнь дружил с актером Игорем Ильинским. У них был общий приятель - Валерий Трескин. Ардов его шутливо именовал 'Лабардан'. Это был человек одаренный, умный, по образованию юрист, но при том всю жизнь он был не в ладах с уголовным кодексом. В конце концов, он так и умер в заключении, куда угодил после громкого процесса. Трескин в совершенстве владел искусством подделывания подписей решительно всех знаменитых художников прошлого века. Сообщником его был человек по фамилии Иголь, директор антикварной лавки на Арбате. И вот эти компаньоны наводнили своей 'продукцией' частные коллекции и даже собрания некоторых