Игорю было сорок два года. Маленькие дети его уже не интересовали. Но Настины косы, похожие на два белых шнурка, тронули его сердце. Очень хотелось девочку.
Через три года Настя стала неуправляемой. Мерзкой. Игорь Львович вез сына, Лиду, его жену, и Настю в Крым. Настя курила в окно. Сережа расстроенно держал Лиду за руку, она же — себя за живот. Готовились поиметь сына.
— Настя, прекрати курить, — строго сказал Игорь, желая как минимум разорвать ей рот.
— Сейчас, еще пару тяг, — томно ответила внучка.
— Настя, я остановлю машину, пойдем пешком.
— Не старайся, старый, я и так выпрыгну.
Нервы Игоря Львовича с треском лопнули.
— Лида, вы растите урода! — крикнул он невестке и вышел из машины.
Настя в слезах кинулась вслед за ним:
— Зато вы все такие хорошие, честные и прекрасные. И с вами всего лишь надо прожить целую жизнь.
Лида неуклюже вылезла с заднего сиденья, взяла Настю за руку и отправилась вдоль по дороге. Тогда, еще в Советском Союзе, автобусы ходили только назло. Лида тормознула один такой неведомо откуда взявшийся и уехала в направлении назад. Сережа, не говоря ни слова, ринулся вслед.
Игорь остался стоять неправым и оплеванным, но уверенным, что они вырастят урода. А выросла Настя, от вида которой то гулко стучало, то замирало сердце.
Софа привела его мириться к Лиде только через три года. На Настино шестнадцатилетие. Как там говорится в анекдоте о несчастных, перепивших по неопытности людях? Лучше бы я умер вчера. Игорь Львович вдруг сильно, как ничего и никогда раньше, захотел, чтобы у нее, У Насти, все было хорошо. Всегда. Потом он считал, что Бог наказал его за это. Такое сильное желание нужно было приберечь для Софы. И тогда она была бы здорова. Так отчаянно желать другому счастья можно только раз в жизни. Игорь Львович свой шанс просрал. Простите за грубость.
Настя получила паспорт на мамину фамилию. На Юшкову. Игорь только покачал головой и решил, что его сын не был ей хорошим отцом. Под девизом «возместить издержки воспитания» он взялся учить Настю водить машину. Теперь ее тонкие светлые волосы были пострижены и уложены в безупречное каре. Она сильно закусывала нижнюю губу, вцеплялась в руль и начинала отчаянно потеть. Игорь сходил с ума от Настиного запаха и вяло возвращался к Софе и маме, потому что ему больше некуда было возвращаться.
— Может, ты пристроишь девочку к делу? — нежно настаивала Софа.
К «делу» уже были пристроены сыновья, а пятиступенчатые племянники за определенную плату вывозили деньги за рубеж. Игорь был начальником ОРСа. Тихое золотое дно. «Но разве можно учить ребенка врать? И не папе с мамой, а государству. От этого, Софочка, страдает не попка, а голова. И если кто-то должен быть бессовестным человеком, то пусть буду я. Тем более, что привык».
Если бы у Игоря спросили: «Что происходит?» — он бы задумался. Уж не это ли любовь? А так он как бы беспричинно тяготел. Или тянулся? Вписывался в Настину юность привычным шиком и деньгами. Софа вздыхала, мать недоумевала, но Игорь Львович только чуть поступился принципами — Настя заняла третье почетное место после матери и жены. Команда сыновей и внуков осталась без наград.
Настя к «делу» не пристроилась. Она благополучно училась на экономическом, спокойно заваливала сессии, спокойно расплачивалась с преподавателями Игоревыми деньгами, чирикала по-английски и по- французски, превышала скорость, кокетничала с гаишниками. Она казалась не созданной для жизни, а когда мир перевернулся и спрос на женщин для украшения салонов стал набирать силу, Настя вошла в цену. А Игорь поблагодарил судьбу за счастье для девочки.
Глядя на Настю в перевернутом мире, Игорь понял, что должна обязательно скопиться критическая масса неподходящих людей. Они потом невзначай раскачают лодку. Ничего, что под обломками могут задохнуться целые семьи. Никто до сих пор и не хочет умирать. Настя не была бронетранспортером, но если сопровождающие кричат в рупор: «Уступите дорогу движущемуся транспорту!» — то себе дороже будет не съехать на обочину.
Настя не виновата. А себя Игорь Львович к числу раскачивающих лодку не причислял никогда. И гордился ею, и радовался, и болел. Все чаще отцовские чувства брали верх. Никто не помнит об огне едва вспыхнувшей спички. Иногда ему было больно, но только от того, что жизнь проходит, а суета остается. Иногда — в позорных снах — сладко. Он не изменял Софе, но задыхался от возбуждения, когда ему являлась Настя. К счастью, время поллюций для Игоря Львовича давно миновало. Настя миновала Игоря тоже. К ней пришла любовь к Марку. Который на тот момент супружески проживал с Като. Раньше это называлось «гражданский брак». Теперь же Настю это ничуть не смущало. Игорь Львович пассивно подозревал Марка в склонности к разврату и старался подслушать Настины разговоры с бабушкой Софой. Однажды он застал за этим же занятием свою маму и совсем не удивился. Некоторое время они дежурили вдвоем, как бы не замечая друг друга. Потом — по очереди. Игорь Львович купил маме диктофон, но она обиделась. С диктофоном ее жизнь стала бы механическим приложением, а очень хотелось участвовать. Быть в курсе.
— Бабушка Софа, как ты думаешь, он на мне женится? — встревоженно вопрошала Настя.
— Или на ней, — спокойно заявляла Софа.
— Почему это? Почему? Он же у меня был первым мужчиной, — потупившись, сообщила Настя.
— Уже? Поздравляю.
— Ты меня осуждаешь? Но ты пойми — я не представляю себе жизни без него. Никто другой не может быть моим мужем. Что же мне делать?
— Ждать, — вздыхала Софа.
Мама Игоря злорадствовала за стеной: «Вот до чего докатились». Но чувство семейной солидарности всегда брало верх. Хочешь не хочешь, Настя была членом семьи. И если ей так уж нужен этот гой, то она должна его получить. Мама Игоря тоже вздыхала. Софа таки всегда была плохим советчиком. Чего ж молчать? Мальчик колеблется, наша семья может ему помочь, надо привести его сюда. Надо познакомиться, и он сам сделает правильный выбор. А она — ждать!..
Мама подробно докладывала Игорю свои взгляды на проблему. А он соглашался с Софой. Ему так было лучше. Софа совпадала. Они часто совпадали. В истории с Марком хотелось ставить на Като. Это было справедливо.
А когда Софа уехала, Игорь сделал все, чтобы Настя вышла замуж за Марка. Говорят, что коней на переправе не меняют, особенно если это переправа на тот свет… Маяк по имени Настя… Хотя дрожь в руках вроде унялась, а потом прошла совсем.
Три года назад Настя влетела к нему домой с криками, состоящими из неподдающихся расшифровке междометий. Игорь испугался, что худшее из Софиной зарубежной поездки уже случилось. Он ждал этого со дня на день и не мог понять, почему сначала сообщили девочке.
— Что случилось? — прошептал он.
Шепот произвел на Настю гипнотическое воздействие.
— Марка посадят в тюрьму. Или убьют, — прошептала она.
«Слава богу, — Игорь облегченно вздохнул, — еще не Софа».
— Он не виноват, Игорь, правда, не виноват. Помоги… — Слезы прервали Настану речь.
— Ты вразумительно можешь рассказать?
Она помотала головой:
— Като может, она завтра к тебе придет. Но он ни в чем не виноват, верь мне.
— Ты уже успела подружиться с Като? Мерзавка.
Настя его не услышала. Она спасала Марка, и бредни моральных устоев ей в этом все равно не помогли бы. На кой только этот Марк нужен был Игорю?
— А как делить-то будете? — поинтересовался он.
— Потом, дед, все потом. Като сказала, что сначала надо помочь, а потом она сама разберется.
— То есть выбросит его, а ты руки и подставишь? — Игорь еще никогда так сильно не злился на Настю, и даже крымский инцидент был, по сути, пустяком по сравнению с его новой старческой злостью на приблудившуюся внучку.