Наваждение. Это просто наваждение.

Като сняла трубку и долго, потому что медленно, набирала номер.

— Игорь Львович, — сказала она, — вы неправильно сформулировали свою мысль.

— Да? — сухо отозвался собеседник. — Почему?

— Ну, ведь это не вы продаете Марка? Так?

— Так!

— Значит, вы его покупаете?

— Детка, — Игорь Львович откашлялся, — ты плохо училась в школе; «продается» — это возвратный глагол. То есть он сам себя продает. А мы — все мы — покупаем.

— А как вы догадаетесь, кому платить? — живо поинтересовалась Като.

— А вы люди честные — сами решите, сами признаетесь.

— На суде? — почему-то испугалась Като.

— Като, я считаю тему исчерпанной. Все, пока. Можешь позвонить, если надумаешь дело. — Голос Игоря Львовича был теплым, но противным, как парное молоко.

— Подождите. Если честно — вы ставите на меня?

— Ты же продала его один раз.

— Спасибо за доверие. — Като бросила трубку и закрыла лицо руками. Деньги портят человека. Раньше Игорь был лучше. Когда Като пришла к нему за помощью, то в качестве доплаты предложила себя. С сексуальным аппетитом у Игоря были нелады. Он возмущенно округлил глаза и прокричал:

— Да как ты смеешь! Ты во внучки мне годишься.

— В дочки, — уточнила Като.

— У меня нет дочерей, к счастью. Нет, ну, надо было пустить в дом какую-то проститутку!

Като залепила ему одну пощечину и намеревалась воплотить в жизнь вторую, но Игорь проворно схватил ее руку и завел за спину.

— Можешь поцеловать меня в шею, — ехидно прошептала Като.

Игорь послушно наклонился и пробежал по дистанции ухо — ключица. Като ойкнула и поежилась. Игорь отпустил руку и повернул ее к себе:

— Мне сверху ничего не надо.

— Я тоже не люблю, — попробовала отшутиться Като, — ладно, извините, Игорь Львович.

— Ну, хоть поцелуй старика на прощание, — улыбнулся он.

Като коснулась губами его щеки, потом, нечаянно, губ. Поцелуй перестал быть родственным. Он был похож на кофе-гляссе — ни холодно, ни жарко.

— И ты прости меня, Като, — сказал Игорь Львович на прощание.

«Прости». Простила. Теперь он уверен в ней. Чудный дедушка у Насти. «Ты плохо училась в школе». Правильно, садись, Катя Румянцева, два. Кто-то же должен получать двойки и носить первые «взрослые» колготки. «Отличная учеба не помешает тебе быть модной», — говорила мама. Мама тоже жила в искаженном мире. Интересно, Ив Сен-Лоран говорил детям такие глупости?

Кате Румянцевой было не до глаголов. С самого первого класса у нее появились женихи. На первых школьных каникулах она впервые влюбилась по-настоящему. Кате было семь, Роме — одиннадцать.

— Какое у тебя образование? — спросила Катя. Мама всегда считала это самым важным.

— Пять классов, — бодро ответил избранник.

— Ты — моя первая настоящая привязанность, — заявила Катя.

— Я тоже тобой увлекся, — ответил Рома.

Целых десять дней они были счастливы. Без ничего. Без ручек, поцелуев, зажиманий и прочих глупостей. Самое главное — чтобы было интересно. Катя тогда просто восприняла опыт. А выводы сделала уже живя с Митей. Все мы родом из детства, кто сказал, что это неправда?

Во втором «А» классе изменения, происшедшие с Катей, заметили три человека: Андрей, Марк и учительница. Но учительница была не в счет. Марк бросился ухаживать за Катей красиво, Андрей — интеллектуально. Марк дарил Кате заколки, ручки, жвачки, объявленные учительницей идеологической диверсией Запада. Андрей решал задачи и таскал книги. Като благодарно жевала и перелистывала страницы. Образ Екатерины Великой убил ученицу второго «А» класса сразу и наповал.

— Ты будешь моим фаворитом? — спросила она у Андрея.

— А Марк? — ревниво вскинулся тот.

— И Марк, — твердо сказала Катя.

Посвящение в царицы прошло обыденно. Они поехали в церковь и внимательно прослушали обряд крещения. Не доверяя одноклассникам, Катя нарекала себя сама, расположившись в парке за церковной оградой.

— Нарекаю тебя Като, отныне и во веки веков. Аминь. Отныне ты будешь царицей класса, а по достижении совершеннолетия — королевой школы. Да исполнится воля Божия. Андрей, я ничего не перепутала?

— Кажется, нет. — Он не был уверен.

— Хорошо, нарекаю вас, верные мои вассалы.

— Это уже из «Айвенго», так нечестно, — возмутился Марк, читавший за ними вдогонку.

— Все равно нарекаю вас фаворитами. Отныне и во веки веков. Аминь.

— Фавориты — это не имя, — убежденно сказал Андрей.

— А что же это, по-твоему? — От возмущения глаза Като превратились в щелочки.

— Это — лошади.

— Значит, Потемкин — это лошадь! — Като залилась смехом. — Дурак же ты, Андрей.

Андрей по-бандитски плюнул себе под ноги и ушел.

— Ладно, меня одного нарекай. — Марк был доволен оборотом событий и готов считаться лошадью.

— Тебя одного скучно. Потом, в другой раз. Потому что вы оба должны поцеловать мне руку.

— А я могу и сейчас, и потом. — Марк просительно заглядывал Кате в глаза.

— Давай лучше просто поцелуемся. — Катя была очень-очень рассержена на Андрея.

— Да, — сказал Марк.

— Закрывай крепко рот. Вот так, — Катя сжала губы в ниточку, — молодец, теперь — глаза, приближайся ко мне, только не зацепляй носом.

Они соприкоснулись щеками, кажется, и Катя сказала:

— Теперь нужно громко выдохнуть «уф-ф-ф».

— Мне не понравилось, — честно сказал Марк.

— Мне тоже. Больше не будем.

— Пока не будем, — согласился предусмотрительный Марк.

Что же еще? Почему не училась? Потому что жила. Жизнь — это когда строишь воздушные замки и плачешь, если они рушатся. Все остальное — это течка и текучка. Без слез и сантиментов. Инстинкты, перешедшие в автоматизмы. Или автоматизмы — в инстинкты. Всему свое время. Но не в смысле точки отсчета, а в смысле продолжительности. Это Като усвоила точно. Если бы в первый раз она влюбилась, как все, в семнадцать, то еще и куролесила бы до тридцати семи. Двадцать лет — оптимальный срок цветения чувства. А так? Семь плюс двадцать — двадцать семь. И нечего на зеркало пенять. Время вышло.

Теперь мама волновалась, что у Като непорядок с гормонами. Като проверилась: цвиркают как часы, новообразований нет, к беременности готова. Хорошо!

Когда Като, Марк и Андрей первый раз поехали в пионерский лагерь, то возбужденная воздухом свободы Като призналась им в любви. И убежденная в том, что от любви обязательно появятся дети, Като таскала Марка с Андреем по очереди в самоволки. На капустные грядки. А вдруг? Через год, просвещенные дворовыми товарищами, они неприязненно вспоминали свои походы. Но Като и сейчас казалось, что они просто плохо искали.

Последний всплеск чувственности у Като пришелся на Марка. Первый тоже. Андрей не попал даже в промежуточный.

Лагерь труда и отдыха. ЛТО. Эпоха сокращений и доверия в кредит. «Товарищ начальник лагеря, задание партии и правительства по сбору клубники выполнено. Каждый, кто не мог больше есть, собрал по