он хочет от президента?

Он хочет «серьезнейший национальный проект» по русской философии. Как, кому и где ее преподавать, как освещать в СМИ, какие нужны учебники. «Нас всех спасут в конечном счете не промышленность, не деньги, не оружие, а новая, возрожденная философия на основе русской традиции, „русской идеи“. Именно в ней — сила, именно в ней — правда».

Размышляя над этим текстом, с радостью отмечаешь, что твой друг болеет за Россию «по судьбе», «року», «диагнозу». Он уверен, что такие философы «еще окончательно не перевелись у нас». Хотя не знает их, ни одного имени. Вспоминает умерших и неизвестных публике, зато известных ему и Путину преподавателей КИ — института КГБ. Ну, так, доверительно: чекист Чикин — чекисту Путину. Да хрен бы с ним, если бы не профессиональное чинопочитание, которое перебивает всю его искреннюю боль за судьбу русской философии. От статьи остается все же нехорошее впечатление.

На первом плане не судьба русской философии. Хотя об этом надо поговорить и поспорить. А речь на самом деле идет о двух человеках: Чикин и Путин. Чикин — потому что других живых философов нет. А Путин — «если будет добрая воля и начало дела со стороны президента, будет спасена не только философия России, но и сама Россия».

«Только Вы сегодня меня поймете и только Вы способны сделать адекватные выводы и спасающие положение дел практические шаги».

«Мы спасем философию, философия спасет нас и весь мир!»

Ну, братцы, это уже истерика. Какая-то низменная, ниже пояса. При этом в заключение Чикин готов еще поговорить с Путиным, правда, при условии: «…Только после Вашего ответа XXI век будет или веком великой русской философии, а стало быть, и великой России, или их не будет вовсе!»

Путин ему не ответил. А я, дурак, не мог промолчать. И, наверное, мой друг на меня рассердится. Что поделаешь, не везет русской философии.

Человечество делится на две половины: у одних есть понедельник, у других его нет. До 60 лет я принадлежал к первой половине. После я сначала не заметил пропажи, а потом спохватился: где понедельник? Что случилось с календарем? Нет, я, конечно, смотрю на него, там все написано, и вдруг вижу, что ко мне это не имеет никакого отношения. Газету надо получать в среду, это я знаю и без календаря. Гонорар — если он есть — где-то 5-го. Если его нет, то надо получать пенсию. Здесь числа немного размываются: то есть, можно сегодня, можно завтра или вообще не спешить. Когда есть семья, тогда другое дело, наверное. А когда ты живешь один, тут возникают вопросы.

Какое тысячелетье на дворе? Имеет ли это значение? И кто посчитал? По китайскому, юлианскому, грегорианскому и так далее — кто посчитал? И почему я должен от этого зависеть? Ясно почему: в 8 утра на работу, в понедельник. В тюрьме или в лагере в 6 утра — подъем. И все равно сквозит понедельник. Больше становится командиров. И если ты начинаешь сомневаться — кто же здесь все-таки сидит — они или ты? — то значит, наступил понедельник. Хорошо-то как! Все ясно, все по календарю. Уже не важно, по какому календарю. Просто наступил понедельник. И какой-то отсчет. Время стучит. Это называется жизнь. Ты идешь на работу, там, может быть, есть машины или сотрудники, все в поте лица, и ты долго, до конца смены удивляешься: чего это они так трудятся, совещаются и даже глаголют. А потом ты идешь домой и опять удивляешься: что делают здесь эти люди? Жена, дети, теща… Ах, они приготовили ужин. Ну, ты поужинаешь, телевизор посмотришь, может быть, проверишь дневник у ребенка — что ему там поставили в школе. Это значит, наступил понедельник.

Еще он как наступает. Вот ты, например, катаешься на лыжах. Не важно на каких — в снегу или в море — а потом перестаешь кататься. Значит, наступил понедельник.

Или бывает, допустим, болит голова. Со вчерашнего. Клин клином… Нет, нельзя похмелиться. Значит, наступил понедельник.

И вот так он каждый раз наступает. И ты уже перестаешь с этим бороться. Привыкаешь. Это называется жизнь. Дисциплинирует. А потом ты уходишь на пенсию. По старости. Сначала не заметно. Чем отличаются до и после? Там какая-то дата. Она оформляется. Ну, ты все оформил. Ладно, семья. Все так же проверяешь дневник или теперь уже зачетку, или считаешь, какая у ребенка по счету жена и так далее. То есть, жизнь продолжается. А если ты живешь один, то это как в лаборатории — чистый эксперимент. Отсутствие понедельника ты замечаешь гораздо быстрее.

Как это чувство возникает?

Независимо от календаря однажды ты замечаешь, что что-то произошло. Думаешь, конечно, над этим. А что собственно? Жил-жил и вдруг… исчез понедельник. Да хрен бы с ним. А где вторник? Возникает вопрос. Вместе с понедельником исчез вообще календарь. Время пропало. А ты продолжаешь жить. Вне времени. Нет, в среду — газета. Потом можно получить пенсию в сберкассе. Но можно не торопиться. Сегодня не торопишься, завтра… Потом положил на все это… Но ведь надо же что-то пожрать. Идешь в магазин, на рынок. Там разные люди. Их объединяет одно — у них есть понедельник. А ты уже чужестранец. Или просто засранец. Потому что жизнь сводится, чтобы пожрать и сходить в туалет. Независимо от календаря, вообще ни от чего независимо. Свобода! Время исчезло.

Ты звонишь Любке. Она на работе. Звонишь проститутке, она тоже на работе, и приезжает, у нее такая работа. Два часа. Две, теперь уже три тысячи. А пенсия у тебя четыре тысячи. И это независимо от понедельника. Четыре — и все. Раз в месяц. А ей за два часа — три. Потом опять надо же как-то жить. Где понедельник?

Потом ты никому не звонишь. Но могут позвонить тебе. Ночью. Женщина. Соображаешь: значит, сейчас не понедельник. Но почему это надо соображать ночью? Заблудшая корова, поддатая, и ей еще хочется с тобой выпить. А мне не хочется, у меня нет понедельника. Вчера, может быть, тоже хочется, а сегодня нет, каприз времени, потому что нет времени, оно исчезло, и незаметно исчезает какая-то дисциплина, нет регламента, нет людей, нет работы, совсем ничего нет — только пространство.

Вы можете вообразить пространство без времени? Физики не могут. Природа не может. И Бог не поможет. А ты вот так существуешь — без понедельника, без времени… Зачем? Начинаешь заполнять это пространство. Это 20 минут до Борисовских прудов. Это полчаса до Царицыно. Надо написать письмо матери.

Ну раз, ну два. Письмо потеряется, ни она его не получит, ни мне не вернется. Хотя никому это не нужно — такое вот разгильдяйство. И я думаю, у них тоже нет понедельника. Они, конечно, могут прийти на работу, это же почта, почтальон работает с 6 утра. С понедельника. Когда он есть. А вот исчез у него понедельник, и мать моя не получила письма. Она волнуется, я волнуюсь. И не пишу больше. А куда, кому, если нет понедельника.

При этом я знаю: у Вальки есть, у Ленки есть. Если обманывает, значит, сегодня не понедельник. Если приходит, значит снова не понедельник. А когда не обманывает и не приходит, это уж точно — наступил понедельник. Такой дисциплинированный день.

Когда-то и я так же. А теперь как мне с ними существовать? Нас разделил понедельник. Я ему говорю: что ты вмешиваешься в частную жизнь? Он хохочет: это ты вмешиваешься в их частную жизнь. Я отвечаю: у меня тебя нет, а они есть, а он говорит — у них есть понедельник, а у тебя его нет. Такой вот любовник, и ревность меня раздирает. Ах, ты, засранец, у тебя не стоит и ты ничего не стоишь, место пустое, зачем ты мне мешаешь?

Почему я мешаю? Ведь она сегодня ушла и тебе не позвонила? Потому что уже ночь, а завтра у нее, заметь, у нее, а не у меня и не у тебя — у нее понедельник. И что же мне теперь делать? Как что? Ложись спать. Пройдет понедельник, она потом позвонит или придет. Потом? Это когда?

В четверг, наверное. Или вообще никогда. Время исчезло.

А что делать с пространством, это я подумаю в следующую ночь.