объяснения.

 - Пвшему пркзнию явился! — Скороговоркой буркнул тот прикладывая руку к стриженной голове. — Провалился в яму, упал. Виноват. Осознал. Больше не повторится.

 - А где твой ремень?

 - Вон лежит. Снял. Жарко.

 - Да? — Офицер прекрасно знал, что солдаты будут врать даже под пытками. Даже если им нечего скрывать. Просто по привычке.

 - А что у тебя, Носко, с ухом? Яцкевич! Покажи–ка костяшки! О! А это кто? — замполит заметил прячущихся за спинами узбеков. — Джабаров! Айбеков! И у вас рожи в крови? Что здесь было? Побоище?

 Солдаты молчали, потупив взоры.

 - Айбеков! Что произошло?

 - Тынга… Мунга… — Промямлил кочегар, моментально разучившийся говорить по–русски.

 Офицер вздохнул

 - Федотов! Ты врать не умеешь. Так что тут было?

 - Не могу знать, товарищ капитан. Я в сторону смотрел. — Серега мгновенно научился врать.

 - В какую?

 - На забор. — Солдат кивнул.

 - Шел по «минному полю» и смотрел на забор?

 - Так точно. — Солдат пожал плечами. — У меня ведь косоглазие.

 Максим пырскнул.

 - Яцкевич! Ты хочешь что–то сказать?

 - Так точно. — Макс отдышался и говорил ровно. — Два дня назад был День Спорта. Но мы не участвовали, потому что были на боевом дежурстве. Но занятий физической культурой нам не хватает. Поэтому я, Носко, Джабаров и Айбеков устроили соревнования. Кто первый добежит до командного пункта. Вначале лидировал Носко, но он споткнулся, и упав, ударился ухом о камень. Затем Айбеков провалился в яму. На него наскочил Джабаров, стукнулся головой о его лоб и сам случайно заехал ему рукой в нос. Я бежал последний, когда все попадали, думал победю, но споткнулся о корень и тоже упал. С досады ударил рукой по земле, а там камень лежал. Поэтому у меня костяшки и разбиты. Ну… Так мы все и вымазались, в глине и крови… Больше не повторится, товарищ капитан.

 Кто–то восхищенно присвистнул.

 Мамырко поджал губы и раздумывал.

 - Ладно. — Замполит поморщился. Общение с жуликоватыми солдатами не доставляло удовольствия, но так, как его должность пропагандиста и агитатора включала в себя контакт с массами, приходилось терпеть.

 - Кто–нибудь хочет что–то добавить? Пожаловаться? — Мамырко не поверил ни единому слову. Но подобная сказка устраивала всех, и его в том числе.

 Никто не ответил коммунисту.

 - Дежурная смена! — солдаты подтянулись. Максим застегнул ремень. — Ефрейтор Носко!

 - Я!

 - Как старшему по званию доверяю вам довести смену до командного пункта без происшествий и соревнований.

 - Есть!

 - Шагом марш!

 Солдаты пошли, осторожно обходя ямы.

 - Я тебя, жидяра, придушу. — Прошипел Носко.

 - Ты, говноед, до дембеля не доживешь. — Пообещал Макс и сплюнул.

 Ефрейтор сделал вид, что не услышал и повернулся к замыкающему Айбекову:

 - А ты что здесь, чурбан, делаешь? Ты что на КП забыл? Вали в свою кочегарку!

 Узбек хмыкнул, сделал лицо, будто оскорбления к нему не относятся, и побрел назад.

 - Эх, гады, и подраться не дадут… — Начал Федотов, намекая на то, что Максим победил в короткой драке, но тот не ответил. Ушибленная нога болела и Макс прихрамывал. Победа не принесла радости.

 ЗАС встретил Максима тихим гулом аппаратуры и пощелкиванием реле доносившихся из задней комнаты. Он кинул на коммутатор пилотку и позвал Дюбкова:

 - Витька! Иди хавать, моя очередь на столе лежать!

 В ответ Макс услышал жалобный стон. Войдя в аппаратную, он увидел возлежащего в неестественной позе сержанта. От него доносился слабый химический запах.

 - Витек, что случилось? Тебе плохо?

 Дюбков перевернулся, и мученическим взором уставился на сменщика.

 - Ты же видишь — плохо. А обещали, что будет хорошо. Все! Больше не буду слушать этих знатоков… — Сержант снова отвернулся к стене. — Вечером у Кузи день рождения. — Пробормотал он. — Вот одеколоном всю эту холеру и сожгу…

 Видимо компания готовящихся к увольнению из армии связистов употребили вовнутрь что–то химическое. То, что вечеринка состоялась утром, Макса не удивило. В подземном КП солнца не увидишь, и время — субъективно. Но эксперименты с опьяняющими химическими веществами могли плохо кончиться.

 - Витька! Что же вы пили такое? Может врачам сдашься?

 Дюбков поднял к Максиму позеленевшее лицо и отрицательно затряс головой.

 - Знаю я этих врачей. Я лучше сам умру. А что пили?… Не знаю… — Он поморщился. — Мы пьем, все что горит. А трахаем, все что шевелится…

 - М–да… — Яцкевич думал, нужно ли позвонить Ваньке–рыжему? Может, он настоит, и «дед» поедет в санчасть на промывание желудка?

 - А если не шевелиться, то расшевелим и трахнем! Не дрейфь, бульбаш! Русскому человеку выпивка повредить не может. Ой! — Сержант схватился за живот. — Только цвет у нее был какой–то синий… Ой, худо мне. Не пойду я на обед. Сходи за меня еще раз.

 - Ладно. — Максим вернулся в коммутаторную и сел на стул. — Никуда я не пойду. Посижу здесь, а в три дня — политзанятия. Дай книжку свою почитать. — попросил он и снял ремень.

 - Бери. — Разрешил пострадавший от дегустации неизвестной жидкости. — Только неинтересная. Сильно умная… Ну да ты умные книжки любишь…

 Возле выхода Максим столкнулся с Федотовым, которого тоже выгнали из комнаты радистов на политзанятия. Макс обрадовался компании друга. Уже полгода вместе, да еще год впереди…

 С первого взгляда, никто бы не подумал, что между этими солдатами может возникнуть товарищеская привязанность. Очень уж они были разными. Один еврей, другой русский. Один городской, другой — деревенский. Кроме того, сильна была разница в образовании. Максим был студентом, а Сергей с трудом закончил сельское профессиональное училище. Однако они были друзьями. И не просто друзьями, а