когда он не сидел. А сидел он редко...

Редактор гламурного глянца предложила ему вести рубрику яоя.

Кактусов не знал - что это такое. Но, на всякий случай, согласился подумать.

А потом полез в Интернет.

Когда узнал - долго и громко матерился. Сначала сам по себе, а потом продолжил в телефонную трубку.

Редактор долго молчала, слушая брутальные изыски Кактусова, а когда он выдохся - назвала сумму.

Кактусов сразу захотел еще коньяка. Попросил время 'наподумать'. Потом оделся, сбегал за пивом и сигаретами, перезвонил и согласился. Но под условием псевдонимности. Псевдоним придумали хитровыкрученный. Чтобы никто не догадался. Афиногения Гетерова.

А потом заплакал.

Плакал долго. Целый месяц. Плакал и писал о том, как нежные прикосновения японского мальчика будят на ранней заре другого японского мальчика. Как потом они целуются, как...

Иногда Кактусова рвало. Впрочем, он успевал добежать в 'комнату созерцаний' и клавиатура не страдала.

Но он терпел.

Терпел, плакал и писал дальше.

Иногда у него яойно болела основная эрогенная зона. 'Геморрой' - надеялся Кактусов и продолжал преодолевать себя. Природа что хочет - то и творит. Иногда такое...

'-Прости меня, мой месяц, - шептал он ему, - но я должен родить сына, но сам не могу. И ты не можешь. Но царство требует наследника... Он уткнулся в плечо любовника и нежно захныкал. - Ты мой, только мой, Прости, что я пересплю с ней. Помни - твоя простата- моя простата! Мой яой - твой яой!'

Через две недели после начала работы ему начали сниться кошмары. Большеглазые япончики грустно смотрели широко открытыми глазами прямо в его глубокий яой. Он кричал и просыпался, пугая кота. Кот седел и думал о мести. А когда придумал - отомстил. Мстя была ужасна.

Однажды ночью, когда Кактусову ничего не снилось, кот забрался к нему на самое теплое место. Которое находится с другой стороны яоя. Подремать и помурлыкать. Кактусов заорал так, что в стенку забарабанили соседи. После того, как кот об эту стенку шмякнулся. С тех пор кот избегал Кактусова, а Кактусов - кота. Писатель почему-то стеснялся смотреть коту в глаза.

Когда цикл рассказов был закончен - Кактусов перестал выпивать и ушел в запой. Правда перед этим отправил в журнал свои творения.

Журнал был обеспечен материалами на год вперед. Кактусов же деньгами на целый месяц.

Читательницы плакали, но читали гламурненькие рассказы о нежной мужской любви, не подозревая, что небритая 'Афиногения Гетерова' стоит, попыхивая перегаром, в той же очереди за сосисками для кота, что и они.

ПИСАТЕЛЬ КАКТУСОВ И НОВЫЙ ГОД

Однажды, у писателя Кактусова наступил Новый Год. Наступил внезапно и неожиданно. Как, впрочем, это всегда и бывает. Только что было тридцатое декабря - а вот на тебе - уже и тридцать первое. Делать нечего. Придется праздновать.

Пришлось начать прямо с утра. Потому как и аську, и скайп, и даже телефон завалили елочками из буковок. Типа перешли всем свои друзьям - и будет тебе счастье. К полудню Кактусов был так зол на елочки, что даже пнул кота. Кот немедленно нагадил на одеяло. День задался сразу.

Тогда Кактусов засунул одеяло в машину и стал готовить всей семье - себе и коту - праздничный ужин, злобно ворча про себя - 'Чтоб ты издох, мохнатое чудовище!'

Кот ему думал в ответ: 'Сначала пожру! А там видно будет...'

Ужин готовить было очень трудно. Потому как, кроме пельменей, в морозилке ничего не было. Даже водки. Пришлось выбираться на улицу.

В магазине ему продали гнилые мандарины, курицу (вроде нормальную) и бутылку водки - паленую, если можно! И сок. Ой, блин. Еще коту 'Вискаса'... Он же любит коту отдаваться...

А потом Кактусов стал готовить курицу. В духовке. Отфистинговал ее грецкими орешками, жареным луком, тертой морквой и вареным рисом и стал ждать. Потом вдруг понял, что надо поджечь газ. Поджег. Пошел пить водку с телевизором. А больше и не с кем было. Кот-то спрятался. А в аське никого не было. Даже редактора.

Налил водки. Выпил, чокнувшись с телевизором. Там какие-то скоморохи изображали новогоднее веселие и пучили глаза. За деньги. Кактусов выматерился и переключил на другой канал. Там были те же с теми же.

-Ну, йо... - огорчился Кактусов. И переключил еще раз, потом еще раз и еще. Пучеглазые были везде. Петя с огорчения хлобыстнул еще пару стопочек и вспомнил, что не засувал в курицу чернослив. И побежал на кухню - проверять. Курица к моменту проверки зачем-то подгорела.

-Тьфу! - злобно вспомнил куриную мать Кактусов. И вытащил угольки из духовки. Все же телевизор - это зло!

Кот сделал вид, что ему все равно. А сам возмечтал о хорошо прожаренных курячьих костях и хитро посмотрел на Кактусова. Писатель же возвращался к телевизору с ножом. И банкой консервированных ананасов. Надо же чем-то закусывать! Не шпротами же. Шпроты они бывают такие противные... Когда не калининградские.

А когда вошел в комнату, там уже с ним разговаривал президент. Из телевизора.

-Ну что же ты, - укоризненно сказал Кактусов телевизору. - Потерпеть не мог?

И уселся на кровать, внимательно слушая телевизор. Оттуда на него смотрел САМ. Смотрел укоризненно и строго. Как бы ожидая, когда же Кактусов внемлет государственной мудрости. САМ держал бокал с чем-то желтым и пузырящимся. По экрану скользил нарисованный снег.

-Дорогие россияне! - строго сказал САМ.

Кактусов махнул водочки и ответил, пьяно осмелев:

-Ты нам дороже обходишься так-то!

-Прошедший год был нелегким. Не простым...

-Это у тебя-то? - изумился Кактусов. - А у нас тогда каким?

-Но мы его пережили...

-Вы-то да, пережили. И не только год пережили, вы там скоро всех нас переживете! - озлобился Петя.

-И входим в Новый Год с мечтами и планами...

-Да вы там замонали в нас входить! С мечтами, планами и прочими депутатами!

-Я хочу поздравить вас...

-Я вот тоже тебя хочу... Не поздравить!

И тут САМ не выдержал. Он отвернулся в сторону и сказал:

-Ну, слушайте. Я так не могу. Я устал! Я ухожу! Пусть этот сам проповедь - тьфу! - пожелания народу читает! - и указал толстеньким пальцем на Кактусова. В глазах САМого загорелся злобненький огонек. А по лбу побежала бегущая строка: 'Ну что, ругал меня, да? Теперь сам отдувайся!' И исчез.

Из голубого экрана высунулись не менее голубые руки и втащили Петю в глубь голубого экрана. А потом поставили его под прицел. Телекамеры.

-Говори! - грозно рявкнул кто-то за ухом.

Кактусов нервно обернулся, но получил кулаком в дычу:

-Говори, говорю! Кому говорю - говори!

И Кактусов уставился в телествол. А потом проблеял:

-Ээээ... Дорогие россияне...

-Не плагиатствуй! - шепнул ему Голос в ухо.

-Граждане...

-Не в тюрьме. Еще! - если бы у Голоса было пенсне, он бы им зловеще блеснул.