пользовался приемом 'нулевого текста', заполняя многоточиями якобы опущенные строфы; в общем же русле модернистской гипертрофии приема не мог не объявиться и такой идиотизм, как 'невербальная поэзия'.
О постмодернизме
Из того, как в нашем литературном обиходе употребляются термины 'постмодернизм' и 'деконструкция', явствует, что почти никто из щеголяющих этими словечками ни строчки основополагающих работ - хотя бы того же Ж.Дерриды - не прочел.
О чем там идет речь? О том, что такие тексты, как, например, 'наша Таня громко плачет' и 'ихний Евгений тихо смеется' теоретически абсолютно равноценны (на практике предпочтение, естественно, отдается 'ихнему Евгению'). Процедура, посредством которой из 'нашей Тани' получается 'ихний Евгений' называется деконструкцией; предполагается, что любой наличный или мыслимый текст есть результат такой 'деконструкции', что эта самая 'деконструкция' есть универсальный способ получения новых текстов, а заодно и извлечения новых смыслов и что, наконец, любая попытка 'оценить текст', не говоря уж о том, чтобы выстроить иерархию текстов, есть проявление тоталитарного мышления.
Если говорить о практике наших 'постмодернистов', то я ничего против этой практики не имею. Все они практикуют сугубый модернизм в том его изводе, где на первый план выходит игра с 'чужим словом', т.е. абсолютизируются и выпячиваются все приемы пародирования. Кое у кого это получается талантливо, у прочих - бездарно. Приставка же 'пост-' смысла почти никакого не несет и выполняет чисто рекламную функцию. Та доля смысла, которая в этой приставке все же имеется, состоит в том, что, во-первых, постмодернисты распространяют свою игру на все пространство предшествующей литературы; во-вторых, постмодернизм объявился к тому моменту, когда все возможности чисто модернистского гипертрофирования тех или иных приемов оказались (или показались) уже использованными; изобретение каких-то новых приемов всегда представляется делом довольно проблематичным; и тут перед модернистским сознанием замаячил кошмарным призрак 'конца истории'. Ну что ж, если кто полагает, что - 'слезай, приехали!' - пущай слезает.
Еще раз повторю: среди 'постмодернистов', точно так же, как и среди модернистов иных толков, встречаются подлинно талантливые поэты; теоретически постмодернист может быть даже гениален, но я не понимаю и не принимаю философию, запрещающую различать талант и бездарность. Когда-то В.Б.Шкловский использовал применительно к литературе борцовский термин 'гамбургский счет'. Лучше я буду трижды аутсайдером, чем соглашусь на отмену чемпионата под тем благовидным предлогом, что чемпионаты-де тоталитарны. Чемпионаты... они - тотализаторны.
Лучше всего так называемую 'ситуацию постмодерна' характеризует бессмертная реплика зощенковского персонажа: 'Теноров нынче нету!' Одно из двух: либо теория выдумана для ублажения зощенковского персонажа, либо теноров нынче и вправду нету, и все мы - бездарные люди бездарного промежутка.
О предсказаниях
Предположение о том, что 'теноров нынче нету' - обидно, и потому собратья по перу охотно пускаются в рассуждения о 'путях преодоления кризиса', 'больших стилях' и 'новых канонах'. Такого рода рассуждения бывают весьма глубоки и остроумны, и вообще увлекательны сами по себе, как жанр, но их прогностическая ценность, слава Богу, равна нулю. Нас ведь не интересует, какими будут 'стихи вообще'. Стихи вообще, т.е. большая часть стихов, будут, как это им положено, вполне посредственными. Другое дело - стихи талантливые и более того. Они будут, как и положено им быть, совершенно непредсказуемыми. Весь вопрос в том, насколько востребованной окажется 'вакансия поэта'. В конце концов, сегодняшнее 'падение' этой вакансии означает всего-навсего исчезновение соответствующей номенклатурной категории и никоим образом не затрагивает аристократической сущности титула.
Виктор Топоров Азбука вкуса
То есть нам всем (и литераторам, и прочим людям) ясно, что всё ещё может сложиться очень удачно. Ну или хотя бы более-менее удачно.
В скальдической поэзии существовала исключительно сложная стихотворная форма, именовавшаяся «выкупом головы». Если приговорённый к смертной казни сочинял правильный «выкуп головы», ему даровали помилование.
Когда бы грек увидел наши игры
И вместе с тем мы чётко осознаём, что ничто не наладится само по себе.
Хуже того, из-за отсутствия экстраординарных (и до поры до времени совершенно загадочных) мер всё у нас рано или поздно (причём скорее рано, чем поздно) развалится и рассыплется.
Необходимо что-то предпринять, причём срочно, и лучше в нескольких направлениях сразу.
Вопрос — что?
И вопрос этот — «Что делать?» — впервые на моём долгом веку звучит с большей остротой, чем традиционное «Кто виноват?» и даже чем вроде бы недавнее (а фактически столь же постоянное) «Кто все эти люди?».
Да ведь и правда, что делать-то?
Ну, например, что делать с книгоизданием и (не в последнюю очередь) с распространением книжной продукции?
Что делать с ничтожными литературными гонорарами и с неподъёмными для большинства населения ценами на книги?
Сразу по окончании зимних каникул Лев Данилкин обнародовал развёрнутую программу «книгоиздательской перестройки» с очевидной опорой на патерналистское государство — этакое литературное МЧС с Эдуардом Лимоновым в роли Шойгу.
И сразу же вслед за этим предложил расписанный по двадцати позициям план стартапа для небольшого издательства, специализирующегося на зарубежной литературе.
Вот вам модернизация, а вот вам нанотехнологии, а всё вместе это называется национальным проектом!
В некоторых языках, наряду с изъявительным, сослагательным и повелительным наклонением, существует и четвёртое наклонение — желательное. Иначе говоря, оптатив.
А в русском (литературная мы всё-таки страна!) имеется слово «маниловщина».
Но я не собираюсь критиковать, тем более высмеивать внутренне противоречивые, объективно несбыточные, а отчасти и принципиально порочные (огосударствление — зло само по себе) предложения обозревателя «Афиши»: кто ничего не делает, тот не ошибается, а кто ничего не предлагает, тот никогда не попадает впросак.
И, разумеется, наоборот.
Я даже помечтаю вслед за автором «январских тезисов» (пусть и в куда более скромных масштабах): вот если бы литературным Шойгу был я, то непременно назначил бы Льва Данилкина главным редактором, aka главным спасателем «Иностранной литературы», и этот журнал наконец расцвёл бы.
( А куда бы я дел нынешнего главного? Трудоустроил бы по способностям. Но это так, к слову.)
У Джона Донна есть стихотворение «Путь любви»: совет пылкому любовнику идти на приступ не
