виднеются огромные старинные часы. Он что, ждет кого-то? Неужели надеется, что ему удастся ускользнуть от меня? Или гипнозапрет не сработал, и он каким-то образом умудрился пожаловаться полиции?.. Ясно одно: этот тип явно тянет время, пытаясь запудрить мне мозги. Значит, надо кончать с ним. Здесь, при всех?.. Может, завести сперва куда-нибудь в укромный уголочек?

Но Ставров представил, как они окажутся в глухом переулке-тупике, где Рольщиков сразу же поймет, что его сейчас убьют, и как он будет ползать, обнимая липкими от страха руками колени своего палача и как будет клянчить, пуская искренние слезы, чтобы его отпустили, а когда догадается, что его не собираются щадить, то обгадится и будет смердеть на всю округу… Ставрова передернуло от этого видения, и он понял, что, если хочет привести приговор в исполнение, то сделать это нужно именно здесь и сейчас.

Но сможешь ли ты выстрелить в человека, который до дрожи в коленках боится смерти и, в сущности, ничего, кроме этого страха, в своей жизни не испытавшего?

Сумеешь ли ты быть суровым палачом по отношению к тому, кто вертится, как уж на раскаленной сковородке, лишь бы избежать неотвратимого конца? Разве не будет более справедливым наказанием для такого труса дать ему прожить еще много-много лет, чтобы страх высасывал из него силы и жизненные соки, пока, наконец, от него останется лишь иссушенная страхом жалкая оболочка человека?!..

Да, прав был мудрый провидец Мадин, и я не знаю, как будет обстоять дело с остальными в моем списке, но этого убить труднее, чем просто выстрелить в безоружного врага. Есть в этом его страхе смерти нечто детское, а разве поднимется у нормального человека рука на ребенка?!..

Ставров сжал теплую рукоятку пистолета, но Рольщиков, словно прочитав его мысли, тихо попросил:

— Дайте мне еще немного времени, а? Ну, хоть пару минут!.. Пожалуйста, я очень прошу вас… вы… чувствуется, что вы — не такой, как другие ваши… наши… вы — человек… Я только хочу вам кое-что показать. А потом… потом решайте, стоит ли мне жить…

Твердя всю эту бессвязную околесицу, Рольщиков то и дело посматривал куда-то вдаль.

— Загадками говорить изволите? — нарочито шутливо осведомился Георгий, чтобы скрыть охватившее его беспокойство.

Он проследил за взглядом своего соседа.

На площадке перед грандиозным многоэтажным зданием — судя по всему, это был какой-то торговый центр — царила обычная сутолока. Ничего особенного не было заметно. Люди входили и выходили из магазина. Группа молодых парней о чем-то с жаром разговаривала возле одного из автомобилей. Подкатила длинная высокая коробка с рекламными видеоэкранами на бортах, и из ее дверей посыпались, один за другим, люди с сумками, пакетами и прочей нехитрой тарой. Одной из первых из «буса» спустилась женщина, как-то странно отклонившись назад и из-за этого с трудом сохраняя равновесие…

— Вот! — с торжеством в голосе воскликнул Рольщиков, указывая в сторону торгового центра. — Вот!..

У него явно не хватало словарного запаса, чтобы адекватно выразить переполнявшие его эмоции.

Ставров вгляделся в указанном направлении и обомлел. Из-за экранобуса неторопливо, даже вразвалочку вышли двое в уже знакомых Ставрову кожаных куртках и огляделись, явно разыскивая кого-то. Один что-то сказал другому, взмахнув рукой, и они двинулись к скамье, где сидели Ставров и его жертва.

Дальнейшее промедление было смерти подобно, и Георгий нажал курок. Насчет глушителя он преувеличивал, но выстрел все равно прозвучал не очень громко из-за того, что ствол был плотно прижат к боку Рольщикова, а сам пистолет был накрыт полой курточки. Наверное, люди, сидевшие в сквере, приняли его за чересчур громкий выхлоп, потому что, повертев головами по сторонам, вновь вернулись к своим делам. Голова Рольщикова мотнулась, словно от удара, и бессильно откинулась на спинку скамьи. Из угла рта поползла бойкая струйка крови. Если бы не это, то казалось бы, что, разморенный солнцем, он сладко задремал на полчасика…

Ставров спрятал пистолет под куртку, поднялся и, стараясь не убыстрять шаги и не оглядываться, пошел прямо через проезжую часть на другую сторону площади.

Однако оглянуться ему все-таки пришлось. Едва он успел благополучно достичь противоположного тротуара, как сзади раздался истошный женский вопль: «Сашенька!

Родной мой! Что с тобой?»…

Молодая женщина, которую он видел выходившей из «буса», теперь стояла на коленях перед скамьей, где было распростерто ставшее сразу каким-то плоским, словно из бумаги, тело Рольщикова. Она не плакала, а лишь причитала навзрыд.

И только теперь Ставров разглядел, что она была примерно на восьмом месяце беременности.

Он отвернулся и скрылся в переулке, ничего не различая впереди себя. Мозг его жгла мысль: «А если бы она приехала на две минуты раньше, ты бы все равно выстрелил в ее Сашеньку?»…

Мадин был все-таки прав, стервец.

Голова трещала и разламывалась, как с похмелья, и это пока было единственным достоверным ощущением. Всё остальное еще требовалось доказать. Например, что руки и ноги на месте, что глаза способны видеть, а уши — слышать… Хотя нет, уши слышали вполне исправно, потому что что-то отчетливо стрекотало где-то поблизости.

Он с трудом разлепил склеившиеся веки, прищурившись от хлынувшего в глаза яркого света. Прямо перед глазами торчали тонкие зеленые былинки. Трава. Зеленая трава, растущая из земли. Он лежал, уткнувшись в землю носом, и было это где-то в лесу.

В лесу? Куда это его, интересно, забросило, если ближайший лес находился на удалении пятидесяти километров от того места, где он помнил себя в последний раз?.. Или он все еще лежит в Центральном парке?

Он осторожно попытался двинуть левой рукой, потом правой. Вне всяких сомнений, руки у него наличествовали, потому что правое предплечье ныло тупой болью. В левом кулаке был зажат какой-то знакомый предмет. Он покосился. «Редфорд», всплыло в отуманенном сознании. Ага, так называется пистолет, который закреплен за ним в Полицейском управлении. И тут же, будто вспомненное слово пробило брешь в той плотине, которая перегораживала поток его мыслей, водопадом хлынули знания, воспоминания, образы…

Его зовут Сверр, Яков Сверр. Он работает в оперативном отделе Управления полиции Московской агломерации. Ему скоро исполнится сорок восемь, у него есть жена и двое детей. Но все это не столь важно, потому что он должен во что бы то ни стало выполнить свою Миссию. Главное — найти человека, за которым он минувшей ночью гнался с пистолетом в руке. Найти, чтобы убить его…

Сверр перевернулся на спину и рывком сел. Помотал головой, прогоняя остатки одури. Опоили его чем-то, что ли? Состояние — словно после приема внутрь солидной дозы какой-нибудь «дури». Но он точно знал, что накануне не употреблял ни лекарств, ни спиртного, ни антидепрессантов для поднятия настроения…

Пейзаж вокруг был странно знакомым. Деревья были, и кусты были, и травяной ковер расстилался под деревьями, но все-таки это не мог быть лес. Почему? Ага, вот в чем дело. В лесу трава должна быть дикая, растущая то густо, то редко, а тут она была аккуратно подстрижена до одинакового уровня, чтобы все было ровненько… Да и стрекотание, которое доносилось издали, это не что иное, как работающий робот- газонокосильщик. Деревья тоже растут не как попало, а тщательно подобраны по ранжиру, покрашены в целях защиты от жуков-короедов и ухожены: ни единой веточки внизу на траве не валяется.

Это парк. Причем не удивлюсь, если тот самый, где мы сидели ночью в засаде.

Сколько же сейчас времени?..

Он поднес руку с браслетом наручного компа к глазам, но мини-экран был покрыт сеткой трещин и отказывался загораться при нажатии кнопки включения. Видно, кто-то — или что-то — хорошенько долбанул