только разрешение, но и сведения о том, когда и куда ты должен был явиться, чтобы тебя перенесло в прошлое. Брать с собой какие-то вещи как туда, так и обратно категорически запрещалось, если только это не было обусловлено распоряжением, которое Ассоциация передавала через Резидента… Каким-то образом Ассоциации удавалось воздействовать на твой мозг так, что ты, покинув ее штаб-квартиру, абсолютно забывал и о том, где она находится, и о том, чем эта контора в действительности занимается. Мне, например, все время вбивали в голову, что это некое секретное управление Минздрава, которое командирует специалистов-медиков в отсталые страны типа Эфиопии в рамках контрактов об оказании помощи… Так вот, заглядывая к своим бывшим коллегам, я всякий раз убеждался в том, что в стоматологической практике ничегошеньки не менялось, что, скажем, о силикагелевом протезировании никто и не слышал, а имплантирование дентоформ по-прежнему остается предметом мечтаний.

Как-то я набрался смелости и задал вопрос об этом Козлову, который неизменно встречал и провожал меня… Он, разумеется, ждал этого, потому что с готовностью принялся излагать те причины, по которым непосредственное использование получаемой из будущего информации задерживалось… в числе его доводов был и такой: чтобы воспользоваться некоторыми новациями, требуется предварительно подготовить почву, вот например, если бы даже Попову попал наш учебник по радиотехнике, то, прежде чем построить современный транзистор, нужно было бы совершить переворот в промышленности, добыче полезных ископаемых и обработке сырья… Всё это было очень убедительно, но горький осадок в моей душе все накапливался. Последней каплей стал отказ Ассоциации выполнить мои просьбы об оказании помощи некоторым людям… Понимаете, Георгий, я не мог себе позволить сидеть здесь сложа руки и занялся вот этим. — Ултимов обвел рукой кабинет. — Ко мне стали приходить люди, с некоторыми удалось познакомиться ближе, чем с обычными пациентами… Когда человек сидит в парикмахерском или зубоврачебном кресле, он может поведать о своих самых сокровенных переживаниях, рассказать о своей жизни без малейшей утайки. И подчас слушаешь такую вот исповедь и ловишь себя на мысли, что, мол, хорошо бы предупредить его о том, что ждет его и его близких… разумеется, не размениваясь на мелочи, нет… Например, одно время посещал меня инвалид… тяжкое поражение центрального позвоночного нерва в результате производственной травмы… весь то и дело дергается, трясется, к креслу вот этому, чтобы зубы вылечить, пришлось привязывать его, иначе не мог усидеть… страшное дело, в общем… Разве не гуманно было бы принять меры, чтобы предотвратить постигшее его несчастье?.. Или другой пример. Женщина примерно моего возраста… В детстве у нее пропал отец. Не умер, не ушел от них с матерью к другой, а именно пропал без вести, прямо как на войне… В итоге, ребенок вырос практически сиротой, потому что мать так и не оправилась от непонятной потери любимого человека… она пила горькую, потеряла человеческий облик… Разве не справедливо было бы сделать все, чтобы тот человек остался с семьей? Кстати, — Ултимов вдруг смущенно улыбнулся, — потом эта женщина стала моей женой, она должна скоро прийти с работы, так что я вас обязательно познакомлю… Но сам я ничего не мог сделать, а все мои просьбы встречали такой мощный отпор со стороны Ассоциации, что я даже не ожидал… В конце концов, когда однажды устами Резидента мне было сердито сказано: «У нас не благотворительная лавочка, и мы не занимаемся устройством судеб частных лиц, так что не занимайтесь ерундой, Станислав Михайлович, а выполняйте свои референтские обязанности!» — я понял, что Ассоциации, грубо говоря, до лампочки так называемые «частные лица», что ей начхать на боли и горести конкретного человека, что эта организация преследует свои цели, засылая агентов в будущее!..

Помнится, еще Андрей Вознесенский заявил насчет реакционности всякого прогресса, который не несет счастье конкретному человеку — прав был пиит, ох как прав!.. А раз я и Ассоциация руководствовались разным пониманием прогресса, то не по пути мне с ней было, не по пути… И в один прекрасный день я перестал поставлять информацию в прошлое. Не знаю, может быть, этим я и нанес вред человечеству, о благе которого, может быть, действительно печется Ассоциация, только продолжать обкрадывать это время я уже не мог. И стал так называемым «невозвращенцем» — помните, в наше время была повестушка Кабакова с таким названием, потом еще по ней фильм поставили?..

Ултимов пристально посмотрел на Георгия, потом спохватился:

— Слушайте, а что же мы с вами здесь-то беседуем? Пойдемте в дом, Георгий, я вас все-таки угощу чем-нибудь… Вы где обосновались?

Так, подумал Ставров. Исповедь закончилась, начинаются расспросы, и сейчас придется, изворачиваясь, врать о себе этому прекрасному человеку… Человек-то оказался действительно прекрасным, Гера, словно нарочно судьба подсунула тебе его последним в твоем зловещем списке. Такого застрелить — все равно, что самому застрелиться… Так что решай и как можно быстрее, иначе вернется его жена, он же сам доверчиво признался тебе в этом, и тогда уже придется убивать не одного, а двоих прекрасных людей… Впрочем, убив его одного, ты, наверное, убьешь отчасти и ее — во второй раз. Первый раз она уже была убита в своей жизни, когда отец ее не то действительно тайно сбежал к другой семье, не то утонул…

Последнее вернее, потому что жена и дочь наверняка подали в милицию заявление о розыске… Ох, Гера, и хитрец же ты! Что ты голову свою забиваешь посторонними мыслями? Или решил оттянуть момент выбора? Оттягивай не оттягивай, а выбор тебе все равно придется делать!..

Он выбрался из чудовищного кресла и решительно достал из-за пазухи пистолет. Это уже был не тот «макаров», которым он орудовал в самом начале своего пребывания здесь. У «макарова» давным-давно кончились патроны, и его пришлось выбросить. А этот легкий, как пушинка, благодаря своему пластмассовому корпусу, «дарлей» Ставров приобрел в оружейном магазинчике на те деньги, которые ему дала перед смертью Ружина Яхина. Пистолет был со встроенным глушителем, системой опознавания «хозяина» и еще кучей всяких наворотов. Не попасть из него в монетку на дальности до тридцати метров мог бы, наверное, только тот инвалид, о котором только что вспоминал Ултимов…

Георгий подкинул пистолет в руке, а затем положил его на стеклянный столик рядом с креслом, прямо поверх зубоврачебных инструментов замысловатой формы. Выражение лица дантиста не изменилось, словно ему каждый день приходилось принимать в этом кабинете вооруженных пациентов.

— Я не хочу вас обманывать, Станислав Михайлович, — сказал Ставров. — Я послан Ассоциацией, чтобы убить вас.

— Странно, — не удивившись его признанию, сказал Ултимов. — У вас такое лицо…

Вы нисколько не похожи на убийцу, Георгий. Вам уже приходилось убивать или я у вас первый?..

— Нет, — честно признался Георгий. — Вы у меня последний. Понимаете, Станислав Михайлович, отправляя сюда, мне поручили ликвидировать энное количество тех, кого Ассоциация считает предателем. Только после того, как я выполню это задание, я смогу вернуться обратно… А у меня там, в девяносто восьмом, остались жена и дочь. Я никак не могу не вернуться, понимаете?

— Вот как? — медленно проговорил Ултимов. Он был почти спокоен, только на виске у него набухла и часто-часто пульсировала голубоватая жилка. — Что ж, это веская причина для убийств десятка-другого трусов и ренегатов… Так в чем же дело?

Нажимайте курок и отправляйтесь к своим!.. Или вас что-то во мне не устраивает?

— Вот именно. Вы рассказали мне свою историю, и я понял, что если я убью вас, то потом никогда не прощу себе этого.

— Жаль, — сказал насмешливо Ултимов. — Жаль, что вы пришли ко мне в последнюю очередь. Может быть, тогда вы не расправились бы и с остальными своими жертвами…

— Нет, — не согласился Ставров. — Отдельные экземпляры из них действительно заслуживали смерти.

— А я, по-вашему, не заслуживаю?

— Нет. Вы — совсем другой, Станислав Михайлович. И именно вы открыли мне глаза на Ассоциацию.

— И что же вы все-таки сделаете? — с неподдельным любопытством осведомился дантист. — Или подобно буриданову ослу так и не разрешите этот парадокс?

— Мне кажется, я знаю, как поступить, — сказал Георгий. — Вам следует исчезнуть.

Уезжайте вместе с женой куда-нибудь подальше, смените фамилию… А я доложу, что убил вас.

Ултимов задумался. Ставров терпеливо ждал. И казалось, что пистолет на столике тоже ждет, настороженно прислушиваясь к разговору людей.

— Нет, — наконец сказал доктор. — Я не могу принять ваше предложение. Во-первых, не хочу убегать и прятаться… Бегство ведь всегда унизительно. Оно предполагает, что человек сознает свою виновность, а