Спустился еще на несколько ступеней и объявил:
— Не жди меня вечером. У меня встреча в «Арсенале»[97] и я…
Она удержала его за рукав пиджака.
— Перестань, — прошептала она. Он замер.
—Перестань… Обернулся.
— А Матильда?
— Что Матильда?
— Ты же не запретишь мне с ней видеться?
Вот так номер! Она запаниковала. И это ясно отразилось на ее красивом лице.
— Зачем ты так говоришь?
— Лоранс, у меня не было сил убрать со стола. Я… Ты была мне нужна и…
— И что?.. Что с тобой происходит? Куда ты собрался? Что ты делаешь?
— Я устал.
— Это я знаю. Спасибо, что напомнил. Слышала сотни раз. И почему же ты так устал? Что все это значит на самом деле?
— Не знаю. Пытаюсь понять.
— Вернись, — попросила она совсем тихо.
— Нет.
— Почему?
— Слишком уж печально то, во что мы с тобой превратились. Только ради нее так дальше продолжаться не может. К тому же… Вспомни… тогда, на лестнице. Вспомни, что ты мне сказала… В первый день…
— И что же такого я сказала? — спросила она раздраженно.
— «Она заслуживает лучшего».
Молчание.
— Ведь если бы не она, — продолжал Шарль, — ты сама бы ушла. И уже давно…
Почувствовал, как ее ногти впились ему в плечо:
— Кто эта брюнетка на фотографиях? Это о ней ты говорил мне несколько дней назад, это она умерла? Мать какого-то там твоего друга? Это из-за нее ты так себя ведешь последнее время? Кто она? И что все это значит? Что-нибудь в духе Mrs Robinson?[98]
— Ты все равно не поймешь…
— Да что ты? А ты попробуй, — взорвалась она, — скажи мне. Растолкуй, раз я такая дура…
Шарль с секунду поколебался. Он знал, что сказать, мог ей все объяснить одним словом, но не решился.
Не из-за Лоранс, из-за Анук. Одно только слово, но он никогда в нем не был уверен. Когда-то давно оно застряло у него глубоко внутри и так там и оставалось все эти годы, и вот ведь, в конце концов, явилось причиной полного сбоя.
Поэтому он заменил его на другое. Не такое откровенное, попроще:
— Это нежность…
— Не знала, что все так серьезно, — не задумываясь, ответила она.
— Да? Тебе повезло…
— …
— Лоранс…
Она уже повернулась к нему спиной и пошла наверх.
Он подумал было догнать ее, но услышал, как она напевает: God bless you please, Missize Robinson, na na nani nana,[99] и решил, что она так ничего и не поняла.
И никогда не захочет понять.
И, держась за перила, продолжил спускаться вниз.
И правда… Благослови ее, Боже.
Сделай хоть это, после всего, что Ты заставил ее пережить.
Машина Лоранс была припаркована неподалеку. Он прошел мимо, остановился, вернулся, вырвал страничку из записной книжки, черкнул несколько слов и сунул под дворник.
Что это было? Муки совести? Извинения? Объяснение в любви? Прощальные слова?
Нет…
«Матильда просила передать, что на субботу все остается в силе».
Это было в его духе. Абсолютно в его духе.
Шарль Баланда. Наш герой. Через неделю ему будет сорок семь, любовник-рогоносец без каких-либо прав на ребенка, которого он воспитал. Прав никаких, и это он помнил, но ведь было и что-то более важное. Он не забыл, он оставил записку, значит, не все так безнадежно. Эта девочка — она справится.
Уходил, ощупывая карманы в поисках носового платка.
Ведь опять ошибся.
Не все выплакал в самолете.
Коротко поздоровался с коллегами. Сел в свое кресло с потертыми подлокотниками. Попытался сосредоточиться. Для начала включил компьютер. Пятьдесят восемь писем. Вздохнул. Отделил зерна от плевел, время от времени встряхивая головой, отгоняя от себя домашние проблемы. Случайно открыл спам: Greeting, charles.balanda, did yon ever ask yourself is my penis big enough? [100] Криво улыбнулся, выслушал жалобы, раздал советы и наставления, проверил работу молодого Фавра, нахмурил брови, взял планшет, с поразительной скоростью все исчеркал, переключился, задумался, надолго задумался, убрал фотографию Л., пытался понять, не отвечал на звонки, чтобы не сбиться, одни ошибки исправил, другие наделал сам, просмотрел свои записи, полистал справочники, поработал, опять задумался, отправил документ в печать и, потягиваясь, встал.
Осознал, что уже три часа дня, долго стоял у принтера, пока не сообразил, что закончилась бумага, новой пачки не нашел.
Взбесился.
Шарахнул цо принтеру, от удара лоток для бумаги заклинило, чертыхнулся, выругался, набросился на бедного Марка, который хотел было ему помочь, в общем, наказал всех за абсурдность того, что выпало на его долю за последние месяцы, и за тяжкое бремя рогоносца.
«Бумага! Где бумага!» — твердил он, как помешанный.
Отказался идти обедать. Спустился во двор покурить, наткнулся на соседа снизу, который стал ему жаловаться на бесконечные протечки:
— К чему вы мне все это рассказываете? Я что, сантехник?
Пробормотал извинения, которых никто не услышал. Чуть не завелся было по новой с пол-оборота, заметив папку с надписью «Расходы» по стройке PRAT в Валансьене, сдержался и, мудрый опытом, вернулся в отчий дом остаток дней своих прожить с своими чертежами.[101]
В конце рабочего дня позвонил адвокату:
— О! я вам сейчас расскажу, как продвигаются ваши процессы! — пошутил тот.
— Помилуйте, только не это! — ответил Шарль в том же тоне, — я вам плачу такие деньги как раз потому, что и слышать об этом ничего не желаю!
