Пятьдесят тысяч долларов без труда поместились в чемоданчик. Когда крышка была захлопнута, они уже не казались сокровищем. В такой чемоданчик не может войти блистательное будущее, на которое рассчитывает Мелани Робинсон. Зато для владельца этот чемоданчик — как раз то, что надо.

Дорога до Нового Орлеана не заняла много времени. Улицы города были запружены, как всегда в летние дни. Нынче жара бьет все рекорды, так почему эти идиоты—туристы не могли выбрать какое—нибудь место попрохладнее?

Та часть квартала, где поселилась Мелани, когда—то считалась самой лучшей, самой изысканной, но давно пришла в запустение. Дома здесь такие же изношенные и унылые, как и их обитатели. Беззаботных туристов здесь нередко душат, местные жители порой умирают куда более мучительно. Никого не удивит еще одно убийство, до которого никому не будет дела. Ни одна душа не станет гадать, кто его совершил.

Дом Мелани, когда—то довольно красивый, располагался возле фонтана, превратившегося со временем в мусорную яму. Щели между бетонными плитами поросли сорной травой. Честно говоря, этот район вообще следовало бы снести с лица земли; даже пустырь представлял бы собой не столь удручающее зрелище.

Квартира, которую снимала Мелани, — номер 3—В — располагалась на третьем этаже в задней части здания. Тем лучше.

Ступени лестницы поскрипывали под ногами, но едва ли кто—то обратит внимание. Жильцы этих дешевых меблированных комнат днем по большей части отсыпаются, а с наступлением темноты, подобно вампирам, выходят на охоту. Проститутки, танцовщицы из стриптиз—клубов, наркоманы, воры, грабители.

Квартиры 3—А, 3—Б, наконец 3—В. Возле двери — разбитое окошко, занавешенное шторами; эти последние выцвели настолько, что определить их первоначальный цвет не представляется возможным.

На тихий стук не последовало никакого ответа. Три громких удара — тот же результат. Еще одна попытка — и из—за двери послышалось невнятное бормотание.

Мелани распахнула дверь и тут же ушла в кухню, даже не взглянув, кто к ней пришел, и не дав себе труда запереть замок. Невозможно не догадаться, чем она занималась накануне. Она была совершенно не в себе и страдала от тяжкого похмелья. На ней была синяя ночная рубашка с кружевным воротом, открывавшим тяжелые, обвисшие груди.

Она подошла к обеденному столу, который отделял кухню от жилой комнаты, спихнула на пол пачку цветных журналов, выругалась и стала что—то искать среди царившего на столе беспорядка.

— Прошу прощения, — произнесла она сиплым, осевшим голосом. — Дико болит голова. Нужно чуть —чуть, чтобы ожить.

Наконец она нашла то, что искала, и в первый раз повернулась к посетителю. В одной руке она держала пачку сигарет, в другой — бутылку.

В первую секунду на ее лице застыло тупое, отсутствующее выражение; затем она зажгла сигарету, жадно затянулась и отхлебнула глоток водки.

— Я тебя не ждала, — угрюмо проговорила она.

— Я могу вернуться домой, позвонить и назначить встречу.

— Нет.

Ответ прозвучал чересчур поспешно. Мелани присела на край стола, затянулась еще раз, выпустила дым и стряхнула пепел на грязный линолеум.

В такой позе ее ночная рубашка туго обтянула ее груди, живот, бедра. Сквозь нейлон просвечивала дряблая жирная плоть. В юности она была красива и способна взволновать любого мужчину, но сейчас при виде ее тошнота подступала к горлу.

Ее взгляд метнулся к чемоданчику и застыл. Видимо, сука учуяла деньги. Господи, какая же она жадная. И даже не пытается это скрыть. Ее природа требовала денег, как она требовала алкоголя, кокаина, новых и новых мужчин. Она ходячий рассадник заразы. Ей безразлично, что делают с ее организмом наркотики, венерические болезни, грязные иглы, секс без предохранения. Чудо, что она до сих пор жива.

— Это? — спросила она, указав сигаретой на портфель; при этом пепел опять свалился на линолеум.

Отдавать еще рано. Всему свое время. Можно немного поиграть с ней.

— Ты сдержишь слово?

Она торжественно подняла правую руку, раскрыв ладонь.

— Честное слово.

Как будто слово шлюхи может чего—то стоить.

— Ты не явишься снова, чтобы выторговать еще?

— Клянусь, нет. Мне больше ничего не надо. Я уеду на Запад и начну жизнь сначала.

Повисло тяжелое молчание.

— В тот раз ты тоже поклялась и нарушила слово. Ты вернулась. Тебе опять понадобились деньги.

Мелани облизнула пересохшие губы.

— У меня были тяжелые времена. Но больше мне ничего не нужно. Пятьдесят кусков хватит.

Ясно, эта дрянь лжет, и умело, надо отдать ей должное. Говорит убедительно, даже искренне. Но и пятьдесят тысяч долларов у нее надолго не задержатся, и она вернется, станет клянчить, обещать и угрожать.

Хватит!

— Покажи.

Взяв протянутый чемоданчик, она сбросила со стола все, кроме водки. Положив портфель на стол, она попыталась открыть крышку.

— Какой шифр?

— 911 <911 — телефон вызова чрезвычайных служб.>. Оба замка.

— Забавно. Как будто зовешь на помощь.

Точно. Только помощи ей уже не дождаться.

Она откинула крышку и запустила руки внутрь. Она ласкала пачки, гладила каждую новенькую купюру. Должно быть, у нее начался кайф при виде такого количества денег, и она уже воочию видит перед собой все, что можно на них купить.

Около стола стоял телевизор, на который Мелани водрузила кристалл, из тех, что продают в любой сувенирной лавке. Только безголовая Мелани может всерьез верить, что бессмысленная стекляшка способна переменить ее жизнь.

А ведь в этом ты, Мелани, как раз не ошиблась.

Кристалл крупный, дюймов шесть высотой, с острыми краями. Он удобно ляжет в руку. Твердый. Тяжелый. В нем чувствуется сила.

Мелани вынула из портфеля одну пачку и прижала к груди.

— Эй, что ты…

Одно быстрое движение, и кристалл обрушился на ее череп. Она вскрикнула только один раз — резко, почти удивленно — и рухнула на пол бесформенной грудой. Кровь потекла сразу же и пропитала ее волосы, вытертый до ниток ковер, нелепую ночную рубашку.

Он испытал потрясающее ощущение! Нечто вроде оргазма. И что теперь?

Потребовалось усилие, чтобы перевернуть тело на спину. Смешно, как быстро Мелани Робинсон, дочь, мать, сука, обманщица, шлюха исчезла и осталось тело. Человеческое существо исчезло. Вместо него — предмет. Тело.

Глаза ее широко открыты, губы сжаты. Малоприятное зрелище. Но она перестала быть привлекательной много лет назад. Ее алчность, стремление захапать все сожрали былую красоту. Жирная уродина. Таращится неизвестно куда и ничего не видит.

Пульс на горле не прощупывался, но тем не менее последовал второй удар — на всякий случай, для надежности, по лбу. Кость треснула, снова хлынула кровь, и от мертвого лица незадачливой Мелани осталась каша.