Пошли вдоль реки, скупо освещая дорогу карманным динамо-фонариком, изредка, на короткие промежутки времени, зажигая армейские факелы. Непростой была эта дорога: сплошные каменные завалы, глубокие и широкие трещины, высокие скалы с острыми, как лезвие бритвы, кромками.

Через некоторые особо опасные препятствия Сизого приходилось переносить на руках.

Каждый раз, пройдя километров десять, устраивали временный лагерь, и Ник вместе с Джедди, прекрасно видящим в темноте, возвращались обратно — за оставшимися мешками с документами. Чтобы не возвращаться по третьему разу, Нику приходилось наваливать на свои плечи килограмм по сорок-пятьдесят — из Айны и Джедди носильщики получались неважные, а Сизый со своим переломом вообще не годился для подобных работ.

Пока шли вдоль реки, Айна взяла на себя обязанность по обеспечению отряда необходимым продовольствием. Ловко это у неё получалось — ловить рыбу в подземной реке. Причём, всевозможными способами: и при помощи пращи, и просто — камнями, и удочкой-закидушкой, сделанной из снастей, которые Ник всегда брал с собой — и в мирные походы и в серьёзные эскапады…

Странной была эта пойманная Айной рыба: со светлой, почти белой чешуёй, с огромными острыми зубами и вовсе без глаз или чего-то другого, напоминающего глаза. Несмотря на непрезентабельный внешний вид, рыба оказалась очень вкусной: практически — треска или озёрный налим. Да и печень этой рыбы напоминала тресковую: очень большая, жирная и калорийная.

Есть, правда, эту добычу приходилось полусырой, так как запасы масла для «примуса» катастрофически уменьшались, да и соли не было совсем.

Тем не менее, все с аппетитом и безо всякой брезгливости потребляли слепую рыбёху и дружно нахваливали.

А ещё у странной рыбы оказался на удивление прочный скелет.

Из костяков двух самых больших особей Ник даже смастерил для Сизого неплохие и очень удобные костыли.

— Эх, как жалко, что нет фотоаппарата! — искренне печалился Лёха, бодро ковыляя на костылях из рыбьих скелетов и выставив вперёд ногу, на которой красовалась шина, изготовленная из двух винчестеров.

Впрочем, через двое с половиной суток рыбный период закончился.

Шум большого водопада услышали издали: грохотало, ревело, плескало так, что даже эхо пугливо и бестолково шарахалось из стороны в сторону.

Когда подошли ближе, Ник сразу понял, что перебраться через эту естественную преграду будет крайне затруднительно: очень широко разливалась река в этом месте, яростно билась об отвесные скалы, такие водовороты по течению туда сюда передвигались — смотреть было страшно.

И так примерялись, и эдак, не вытанцовывалось ни одного приличного варианта, не просматривалось ни одного мало-мальски безопасного маршрута…

Маркиза выручила, впрочем — как всегда.

Забралась камышовая кошка на высокую чёрную скалу и начала оттуда громко орать, словно звала всех — полюбоваться на нечто необычное.

Джедди следом за кошкой забрался на эту каменную стену (метра четыре высотой) и радостно сообщил:

— Сеньор Буэнвентура, а тут ход подземный! Широкий, высокий, красота — одним словом!

Пещера действительно оказалась просто шикарной: высотой — метра три, шириной — больше пяти.

Только вот как Сизого, почётного временного инвалида, туда доставить?

Часов пять мучились, вспотели все, устали смертельно, но затащили-таки Лёху наверх.

Отдохнув немного, отряд двинулся дальше уже по подземному ходу.

Опять — не слава богу! В этой пещере было уже не так темно, изредка на стенах встречались светящиеся прожилки: только не жёлто-зелёные, как раньше, а светло-светло-синие — цвета весеннего льда.

У всех путников отношение к этим светло-синим прожилкам было нормальное: светят хоть немного — уже хорошо. Только вот у Сизого как-то сразу не заладилось: кинул случайно взгляд на первую «ледяную» жилу, тут же схватился за глаза, громко застонал от резкой боли…

Лишь на него эта святящаяся горная порода действовала так странно, все остальные могли сколь угодно долго смотреть на эти светло-синие полосы без всяких негативных последствий.

Пришлось наложить Сизому на глаза плотную повязку. Мало того, что нога сломана, так теперь ещё и слепой — совсем ничего не видит.

Естественно, что после этого скорость передвижения отряда по подземелью упала до минимума.

Странно ещё, что Сизый тут же не принялся просить, как положено в такой ситуации сознательным героям толстых романов: мол, бросьте меня, дорогие друзья, ещё лучше — пристрелите, да и выбирайтесь сами!

Нет, словно прицеп за автомобилем, упорно продвигался Лёха вперёд, крепко одной рукой держась за Айну, другой — шаря вокруг на всякий пожарный случай.

— Глупое сердце, пронзённое стужей. Кукушка молчит — за поломанной дверцей. Если по правде, никто уж не нужен — заледеневшему бедному сердцу… — негромко напевал Сизый старинный французский романс.

— Что это ты, дядя Алекс, стал таким не в меру сентиментальным? — притворно удивился Джедди. — К чему бы это? Уж не к прибавлению ли семейства? Да ладно, шутка такая, почти невинная!

По этому подземному ходу они шли ещё около суток, точнее было не определить, ибо под землёй время всегда бежит очень странно и неуверенно.

А Нику и Джедди всё так же приходилось совершать многочисленные дополнительные переходы, усердно перетаскивая на своих плечах секретный архив дорогого товарища Троцкого…