крайней необходимости, или по зову сил высших…
Вот примерно такие мысли лениво копошились у Ника в голове, ведь общеизвестно, что когда рыба не клюет, то всегда тянет слегка пофилософствовать…
Зеленый поплавок, сделанный из пера попугая, медленно пошел в сторону, покачнулся и незамедлительно утонул.
Ник ловко подсёк, уверенно победил в последовавшей затем короткой борьбе, и вот очередная длинная зеленая рыбина, широко разевая зубастую пасть, запрыгала по белоснежному песку заброшенного пляжа.
Это была уже пятая за утро, теперь можно было и остановиться, на завтрак всей компании хватит. Если, конечно, непредсказуемая сеньора Розана согласится зажарить пойманную рыбёшку — молодь барракуды, судя по всему…
Ник, никуда не торопясь, набил курительную глиняную трубку, купленную позавчера на местном рынке за сущие копейки, ароматным табаком, приобретённым там же, с удовольствием закурил.
Сан-Анхелино, наконец, проснулся.
Многочисленные женщины и мужчины заторопились куда-то по узким улицам, мощенным диким необработанным камнем. Кто-то по делам, но большинство просто так — ради променада, пока не наступил полуденный зной, а следовательно, и сиеста — четырех-, а то и пятичасовой послеобеденный сон где- нибудь в спасительной тени.
В крохотную бухту, надсадно подавая хриплые гудки, ввалился грузный лесовоз «Святой Августин», оставляя за собой мазутные пятна и устойчивый запах керосина…
Рыба больше не клевала.
Оранжевое, все еще утреннее и поэтому не особенно злобное солнышко выглянуло из-за апельсиновой рощи, что уютно расположилась у Ника прямо за спиной.
Оптический обман тут же приказал долго жить, меняя цвета и перспективы.
И вот уже нежно-зеленое море было безжалостно разлучено с голубовато-лазурным небом: будто кто-то торопливо провел по прекрасному полотну тупым ножом, оставляя где-то в немыслимой дали грубый шрам — линию горизонта…
Нежное прохладное утро тихо и незаметно скончалось, родился безжалостный в своей грядущей жаре новый тропический день…
На завтрак все, кроме Фьорда и Куликова, собрались в «La Golondrina blanka», славном таком трактирчике, pulperia — по-местному. Норвежец остался на борту «Кошки» — не бросать же шхуну без присмотра, а Куликов в компании с дальнобойным карабином был отправлен на башню ратуши — внимательно надзирать за окрестностями.
Нехорошие предчувствия одолевали Ника, а к ним он всегда прислушивался с уважением. Лучше уж перестраховаться вхолостую, чем по беспечности попасть в незапланированную передрягу. Да и располагалась эта pulperia не совсем удачно: прямо на центральной площади городка, в самом людном месте, для опытного человека — в идеальнейшем месте для проведения эффективной диверсии.
Напротив харчевни, на другой стороне площади, находилось здание городской ратуши, украшенное, как и полагалось по карибским архитектурным канонам, высокой башней со старинными, неработающими уже лет тридцать, часами. Вот на этой башне капитан Куликов и находился, бдительно высматривая всяких подозрительных личностей…
Внутренняя отделка «La Golondrina blanka», может быть, и не соответствовала европейским дизайнерским веяниям, зато кухня была просто превосходной.
Приготовленные сегодня блюда оказались выше всяческих похвал.
На закуску подали рагу из виноградных улиток, крабовое мясо и авокадо, в качестве основных блюд фигурировали тушеная баранина, приготовленная в соусе из прокисших плодов хлебного дерева, и жареная барракуда, пойманная Ником, на десерт были предложены многочисленные и разнообразные тропические фрукты. И, конечно же, местное апельсиновое вино, пахучее и терпкое — в неограниченных количествах.
Сеньор Зорго запаздывал…
Банкин, допив финальный бокал вина, довольно откинулся на спинку стула и решил поделиться с товарищами своими знаниями об этих краях, почерпнутыми во время вчерашней дружеской беседы с одной весьма симпатичной синьориной — обладательницей шикарной гривы чёрных как смоль волос и бархатистой кожи лимонно-оливкового цвета.
— Кстати, братцы мои, этот самый Сан-Анхелино — городишко совсем непростой, о его возникновении даже сложена самая настоящая легенда. Вот послушайте-ка…
Эта история произошла лет сто назад, а может, и все сто пятьдесят.
Карибия тогда только-только обрела независимость.
Сан-Анхелино назывался как-то по-другому и был то ли большой деревушкой, то ли маленьким посёлком, дававшим приют разным тёмным личностям и авантюристам всех мастей: пиратам, золотоискателям, охотникам за старинными кладами и преступникам, скрывавшимся от правосудия стран большого мира.
Белые, вест-индские негры, метисы, мулаты, дикие индейцы, всякие — в буро-малиновую крапинку…
Та ещё публика, живущая весело и беспутно
А какое настоящее беспутство может, собственно говоря, быть, если женщин в деревушке практически и не было — так, несколько индианок да толстая старая афроамериканка донья Розита, владелица трактира «La Golondrina blanka». Да, этого самого…
И вот, представьте себе, в католической миссии, что располагалась рядышком с этим посёлком авантюристов, появилась девушка-американка необыкновенной красоты — высокая, стройная, молоденькая.
Ухаживала в миссии за больными, детишек индейских обучала английскому языку и в посёлке появлялась только по крайней необходимости: в галантерейной лавке купить ниток-иголок да на почту наведаться.
Звали её — Анхелина Томпсон, и была она такая хрупкая, грустная и печальная, что, глядя на неё, даже у бродячих собак на глаза наворачивались крупные слёзы.
Говорили, что её жених трагически погиб где-то, вот она от тоски и уехала служить Господу в далёкую миссию.
Разве это могло остановить местных головорезов, истосковавшихся по женскому обществу? Стали они все по очереди оказывать мисс Томпсон различные знаки внимания: цветы тропические дарить охапками, самородки золотые предлагать через посыльных мальчишек-индейцев.
Только не принимала она никаких подарков, да и вообще, ни с кем из тех кавалеров даже парой слов не перебросилась — идёт себе, глаза долу опустив, на вопросы и приветствия не отвечая.
Лопнуло тогда у бродяг терпение. Однажды под вечер дружной толпой человек в сто пожаловали они к бессердечной недотроге в гости.
Жила мисс Анхелина в глинобитной хижине рядом с миссией и выращивала на крохотной клумбе жёлтые розы — не известные тогда в Карибии цветы, видимо, с собой из Штатов привезла черенки.
Вернее, роза была всего одна, остальные не прижились.
Выдвинули тогда пришедшие бандерлоги девушке недвусмысленный ультиматум: мол, либо она сама незамедлительно выберет своего избранника, либо всё решит честный жребий. Так ли, иначе — но свадьбе к заходу солнца быть!
Грустно улыбнулась тогда Анхелина и спокойно так отвечает, мол, я, конечно, уступаю насилию, а выбор свой сама сделаю: срежу сейчас эту жёлтую розу и вручу своему милому избраннику.
Радостно заволновались потенциальные женихи, завопили в предвкушении волнующего кровь спектакля.
Тут девушка взяла у ближайшего к ней примата острый кинжал, осторожно срезала жёлтую розу, тщательно шипы все со стебля удалила и аккуратно воткнула: розу — себе в волосы, кинжал — себе в
