комнатах, в тусклых залах, разрезанных вдоль рядами массивных колонн.

Рабочие в длинных блузах, солдаты в изношенных серых шинелях и папахах - готовые двинуться вперед по первому приказу - ждали этого приказа на лестницах, в залах, в коридорах Смольного.

Газеты, листовки, воззвания шелестели в руках толпы - над нею на голой запотевшей стене висели первые листовки Военно-Революционного Комитета.

В комнате семьдесят девять длинноволосый человек в очках, с утомленным лицом мельком оглядел красногвардейцев и ровным голосом отдал приказание:

- Вы отправитесь на Марсово поле, к Троицкому мосту. Нужно установить заставу. Держите связь с Павловским полком на Миллионной. Пускай выделят заслон от полка.

Он взял со стола бланк со штампом Военно-Революционного Комитета.

- Десять человек. Так. Кто начальник десятка?

Маленький красногвардеец в огромной мохнатой папахе выступил вперед:

- Сепп.

- Григорьев.

- Ракитов.

- Ивченко.

- Дмитриев.

- Давыдов.

- Любанский.

Человек в очках поднял голову от бумаги, которую он писал, сдвинул очки на лоб и закричал:

- Тише, товарищи! Не мешайте работать! Мне ваших фамилий знать не нужно...

На одно мгновенье наступило молчание, вслед затем резкий голос сказал коротко:

- Шахов.

Красногвардейцы обернулись: высокий хмурый человек отделился от стены и шагнул к столу.

- Одиннадцать, - машинально подсчитал человек в очках.

И сердитым жестом остановил начальника десятка, начавшего было говорить о том, что этот человек не принадлежит к их отряду.

- Неважно, товарищ! Тем лучше! Лишний человек не помешает.

Он приложил печать и подписал наряд.

Маленький красногвардеец аккуратно сложил бумагу и засунул ее в папаху.

- Неважно! - пробормотал он, искоса и с подозрением оглядывая Шахова, - как это неважно? А почем я знаю, что это за человек? Неизвестно... А, может-быть, он, сукин сын, сам Керенский?

И он повел свой маленький отряд между толпы по длинному коридору.

--------------

Шахов добрался, наконец, до лестницы, потеряв по дороге всех своих товарищей.

Некоторое время он видел еще мелькавшую в толпе удивительную папаху Сеппа, но папаха двигалась с подозрительной быстротой и он наконец потерял ее из виду.

Толпа сомкнулась за папахой, за самим Сеппом, за красногвардейцами с такой же неизбежностью, с какою она могла бы впитать в себя броневик.

Хватаясь руками за перила, Шахов спустился вниз по лестнице и вдруг, неожиданно для самого себя, вылетел в сад перед Смольным.

Страшный грохот оглушил его.

Огромные, серые броневики, украшенные красными флажками и завывавшие своими бешеными сиренами, автомобили задохшиеся, как загнанные звери, люди в солдатских шинелях, в матросских бушлатах, волочащие по земле ящики с наганами, разгружающие грузовики с винтовками - все двигалось, шумело, сплеталось, вростало друг в друга.

Во всей этой лихорадочной тесноте, в стремительной быстроте, с которой люди врезались в вещи и тащили их за собою, Шахов минут десять безуспешно искал красногвардейцев, с которыми он был послан.

Он поднялся на несколько ступеней обратно по лестнице и внимательно перебирал глазами каждый автомобиль, наткнулся на готовый к отправке грузовик, который стоял немного в стороне, под деревьями, весь содрогаясь от работы мотора.

Солдаты и красногвардейцы снизу вбрасывали в его коробку пачки газет и листовок.

Шофер стоял на сиденьи и изо всех сил махал в сторону Шахова руками.

- Сюда, сюда! - различил Шахов.

Он сбежал со ступенек и пробрался к грузовику.

- На Марсово поле? - крикнул он.

- Да, да, - отвечал шофер, - ничего не расслышав из-за стука мотора.

Десять рук сразу протянулись к Шахову и втащили его в грузовик.

Рукоятка тормоза сдвинулась с режущим шумом - грузовик дрогнул, откатился назад, сразу взял такую скорость, что красногвардейцы с хохотом попадали друг на друга, пролетел мимо наружной охраны, и качаясь из стороны в сторону, помчался по Суворовскому проспекту.

Огромный молчаливый рабочий первый сорвал обертку с пачки, валявшейся под ногами, и начал бросать газеты, листовки, воззвания в воздух - через несколько минут грузовик мчался по улице, оставляя за собой длинный хвост белой бумаги.

Прохожие останавливались, чтобы поднять их - одни комкали в руках и рвали на мелкие кусочки, другие бережно прочитывали от первого до последнего слова.

Было два часа пополудни и эти листы газетной бумаги были покамест единственным оружием, которое пустила в ход революция.

Время от времени обмотанные пулеметными лентами с ног до головы люди вылетали как из-под земли и кричали: 'Стой!' поднимая свои винтовки, шофер, не обращая на них ни малейшего внимания, даже не отводя взгляда от мостовой, яростно прыгавшей перед ним, кричал что-то и грузовик летел дальше.

В этой отчаянной езде, не оставлявшей никого ни на минуту на одном месте, Шахов почти не различал лиц. Грузовик повернул по Старо-Невскому, обогнул памятник на Знаменской площади и с неожиданной плавностью помчался по Невскому проспекту.

- Садитесь, вот здесь есть место, товарищ, - сказал кто-то за спиной Шахова.

Он обернулся и увидел четырехугольное, поросшее седой щетиной, лицо красногвардейца, предлагавшего ему сесть рядом с собой на свободное место.

По непонятной связи воспоминаний он теперь только понял, что грузовик все время едет не по тому маршруту, по которому он, Шахов, должен был ехать согласно приказа человека в очках из Военно- Революционного Комитета, что вместо Марсова поля, грузовик везет его к Зимнему дворцу.

- Куда мы едем? - прокричал он шоферу.

- Застава у Исаакиевской площади! - прохрипел, не оборачиваясь, шофер.

- Да ведь мне же не туда нужно! - снова прокричал Шахов и в отчаяньи стукнул шофера кулаком в спину.

- Уйди, - прохрипел шофер и взял максимальную скорость.

Грузовик покатился с бешеной быстротой, сотни листовок сразу полетели в воздух, улица позади кишела бегущими и нагибающимися людьми.

Прыгающее четырехугольное лицо оборотилось к Шахову.

- Да куда ж тебя посылали?

- К заставе у Троицкого моста.

Красногвардеец посмотрел на него пристально и положил руку на плечо.

Шахов едва расслышал в стуке мотора и неистовом грохоте колес:

- Ладно, брат, нам повсюду хватит работы!

5.

Все, что произошло в этот стремительный день, все, что видел он и что понял, наконец, с ясностью почти болезненной, все было неожиданным для Шахова.

Весь мир гудел, как гигантский улей, все сдвинулось со своих мест, вошло в какой-то строго-

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату