– Нормально долетела? – спрашиваю, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– Обычно, самолет как самолет, – пожимает она плечами, даже не заметив, что творится с папашей.

– Да, конечно.

Садимся в машину, я гоню какую-то пургу – пустой треп, типа как дела в школе и прочая дребедень.

– Ненавижу школу, – вдруг заявляет она, задумчиво ковыряя заусеницы на пальцах. Острые коленки торчат вверх.

– И зря, – отвечаю я. – Тяжело в учении, легко в бою – так всегда говорил мой отец, твой дедушка. Привыкнешь, потом будет легче.

Эм закатывает глаза.

Я пускаюсь в объяснения.

– Понимаешь, это твой старт в жизни, надо сразу занять правильную позицию. Что посеешь, то и пожнешь, верно?

Дочурка пожимает плечами. Надо признать, у нее есть основания для скептицизма. И про отца своего я все выдумал, ничего такого он не говорил. Обычная мотивационная речь в духе Черчилля. На самом деле старику было глубоко плевать, чем я занимаюсь в школе. Если честно, школа – куча дерьма; мои учителя были лицемерными подлыми тварями, все до одного. Не считая, конечно, мисс Джонс по английскому. До сих пор вижу, как она наклоняется, чтобы проверить мою тетрадку, блузка туго обтягивает грудь, волосы водопадом свисают вниз, щекоча лицо, а ее духи… Такое безобразие надо запрещать. Неудивительно, что теперь я не пропускаю ни одной юбки. Определенно я на всю жизнь изуродован проклятой школьной системой! Хоть в суд подавай. Найти бы хорошего адвоката, пусть иск вчиняет, как тот прохиндей, что нас в свое время всех отмазал, да еще и денежек выбил, компенсацию за моральный ущерб, когда фараоны, чесать их молотить, в очередной раз облажались.

Да, бывают и такие, как мисс Джонс, которые не делают вид, что знают все на свете, и не врут из лучших побуждений…

– Мама сказала, что ты сидел в тюрьме за драку на стадионе, когда я была маленькая.

Ни хрена себе! Что еще эта старая сука ей наговорила? В школе Хардвиков отлично учат наносить удары ниже пояса.

– Меня арестовали, потому что я случайно оказался близко к драке, а полиция хватала всех подряд. Даже в тюрьму не посадили, сразу выпустили – правда, под залог, но не осудили.

А потом обвинение сняли и даже дали компенсацию как невинно пострадавшему. На эти деньги я здесь и устроился, а вам с мамой остался дом… – Тема щекотливая, пора двигать дальше. – Ну а как вообще дела, дружок-то появился?

Сказано в шутку, но Эм вдруг поворачивается с серьезным видом.

– Мне не нравятся мальчишки из школы. То ли я недостаточно взрослая, то ли они недозрели, но думаю, что капелька девственности у меня еще осталась.

Черт, больно…

Ну и ну. Можно подумать, мне лет десять, а она – моя старшая сестра.

– У тебя ведь были другие женщины – еще до того, как ты от нас ушел.

Лицо леденеет, в ушах звон. Так бывает, когда сидишь себе в пабе, и вдруг вваливается толпа жлобов; таких хлебом не корми, дай подраться. Марку держишь, а колени дрожат, сидишь и ждешь, когда в голову полетит бутылка…

– Кто тебе такое сказал? – спрашиваю, но будь я проклят, если не знаю.

– Это правда? – В голосе звучат знакомые интонации.

Проклятые хардвиковские гены!

Отдохни на канатах. Используй свой опыт, ныряй и уклоняйся.

– Знаешь, тебе еще предстоит понять, что любой поступок обусловлен многими причинами. Чтобы изменить жизнь, не достаточно желания одного человека. В семейных отношениях – то же самое.

Эм на мгновение задумывается.

– А эти бабы… когда ты с ними спал… – Голос дочери становится резче. – Когда ты их трахал, вспоминал о нас с мамой?

Ну все, хватит. Торможу, съезжаю на обочину, делаю глубокий вдох.

– Послушай, я все-таки твой отец, и нам предстоит прожить какое-то время вместе. Постарайся хоть немного меня уважать. Ты – меня, я – тебя.

Невероятно! Микки Бейкер выбрасывает полотенце! В его углу говорят, что парень схлопотал по полной программе.

– Как скажешь, – отвечает она равнодушно, будто думая о чем-то другом.

Открывает свой журнал и начинает читать. Дешевка со светскими сплетнями из мира звезд, для подростков и тупых коров. Сами эти «звезды» обычно из запасных низшей лиги; прочирикает какая-нибудь уродина раз в жизни что-то хитовое, а потом засасывает в хобот весь колумбийский урожай, потому как, мол, хахаль ее сбежал с птичкой поярче… Меня беспокоит круг чтения дочери: такая мура скорее подошла бы Хардвикам. Неужели ей это интереснее, чем родной отец, с которым она за последние месяцы почти не виделась?

Я готов рвать и метать. И это мой ребенок! Отравили, настроили против меня, суки, – не будем называть имен. Где моя девочка? Ее не узнать – тощая, длинная, одета хрен знает во что и несет какой-то бред!

Показываю в окно.

– Гляди, вон Красная гора, ее здесь называют Montca Coloradа. А дальше – дюны Корралехо, там полно всяких растений, которых нигде больше нет.

Эм и ухом не ведет. Небось ее в школе и так достали всяческой экологией.

– А там все вулканического происхождения… – начинаю снова с фальшивым энтузиазмом, указывая на остров Лобос.

Над ним клубятся тучи; надеюсь, их сюда не понесет. – Можем как-нибудь съездить, в лодке со стеклянным дном. Хочешь?

– Давай, – кивает она, на миг отрываясь от своего чтива.

Мчим по проспекту Генерала Франко. Ну не интересно ей, что тут поделаешь. Подъезжаем к «Герефордскому быку»; знакомлю ее с Синти, Роджем и остальными. Эм поднимается в квартиру, через некоторое время выходит с книгой. Это немного примиряет меня с жизнью – все-таки не дерьмовый желтый журнальчик.

Синти, похоже, совсем свихнулась.

– Когда я была маленькая, – выдает она вдруг, – то любила разглаживать серебряную фольгу. Знаешь, разноцветную такую. Наверное, теперь больше никто этим не занимается… – Она смотрит на Эм, ожидая ответа.

Та продолжает читать. Филип К. Дик… Я в ее возрасте тоже любил фантастику. Артура Кларка, к примеру. Помню, была такая вещь у Брайана Олдисса – «Неудачники», – про чудиков, которые лежат в земле. Разумные, вроде ящериц с огромной головой. Осточертело им все, они заморозили себя и зарылись все вместе, целые миллионы таких, и будут лежать до тех пор, пока кто-нибудь на них не наткнется. А пока лежат, и все им по нулям… Прям мозги набекрень ехали, когда читал. Такой пофигизм не по мне.

Много было книг интересных. Гарри Гаррисон, тот, что писал про Марс; Айзек Азимов, который про роботов. А еще где растения захватили весь мир. Да, фантастика… я без нее просто жить не мог. Только потом вдруг бросил, не знаю почему. Скорее всего из-за телки какой-нибудь. В войне воображения с гормонами победитель только один.

– А ты, Майкл, любил разглаживать фольгу в детстве? – Синти опять за свое.

– Ага, – отвечаю.

Фольгу, разглаживать?..

Эм не реагирует на мои шутки, сидит и киснет весь день. Синти пробует ее растормошить – безуспешно. Девчонка весь вечер не отрывается от книги, а я кидаю дартсс Винсом и Роджем.

– Слыхал, что вчера было? – спрашивает Винс.

– Вчера? – Гляжу на него, ожидая услышать что-нибудь о Берти.