совсем крошечной, chic[51] и совершенно изумительной; побродила по «Бон Марше», моему самому любимому магазину в Париже, и таращилась во все глаза подобно вестготке в римских чертогах.
Когда я спросила у Эжени, не можем ли мы туда зайти, она заморгала и стала чуть бледнее, чем обычно. Ведь «Бон Марше» — торговый оплот буржуазии, а Эжени, как дочь графа, подозреваю, привыкла смотреть на буржуазию искоса (впрочем, это вовсе не означает свысока). Но когда я рассказала, что ходила туда много лет назад с мамой и что это одно из самых дорогих моих воспоминаний, она отправилась туда почти с такой же радостью, как и я.
Мне нужно рассказать тебе еще кое-что. Если помнишь, когда-то я упоминала о Филе Бомоне, американце, который устроил меня на работу в свое агентство. И о том, что он может когда-нибудь вернуться в Европу. Так вот, сегодня, когда мы бродили по «Бон Марше», я краем глаза заметила движение справа. Посмотрела в ту сторону и увидела удаляющегося мужчину — я не разглядела его лица, но сзади он очень напоминал господина Бомона: те же темные волосы, те же широкие плечи. На мгновение у меня даже перехватило дыхание и затрепетало сердце.
(Правда. Затрепетало. Справа налево. Но, кто знает, может, это все от устриц?)
Только я подумала, что это наверняка господин Бомон, как Эжени с улыбкой спросила меня, не кажется ли мне какая-то брошь spirituelle[52] и отвлекла мое внимание. Когда я снова посмотрела в ту сторону, мужчины уже и след простыл.
Скорее всего, это был не господин Бомон. Если бы он находился в Париже, меня бы об этом предупредили. И, знаешь, почему-то я не могу представить его себе в «Бон Марше», среди всяких безделушек и мишуры.
Но мне показалось забавным, что он мне привиделся, да еще в «Бон Марше». Похоже, я надеялась на его возвращение больше, чем мне казалось.
Но тебе-то, думаю, все казалось правильно. Ева, я тебя ненавижу.
Так, что же еще было сегодня? Да. Я узнала кое-что очень интересное и, не исключено, очень важное о Сабине фон Штубен. Помнишь, это та женщина, которая умерла вместе с Ричардом Форсайтом. (Жизнь пинкертона состоит не только из походов по магазинам.) Еще я узнала кое-что не менее интересное и, не исключено, не менее важное о Сибил Нортон, которая пишет детективы и тоже, как и я, родилась в Торки. Я знаю, тебе нравятся ее книги, но, возможно, ты в них разочаруешься, когда узнаешь, что я расскажу.
Да, а кроме всего прочего, я получила предложение от одной на редкость красивой американской наследницы, которая пишет и говорит на прекрасном французском.
Больше нет времени. Опущу это письмо на выходе из отеля.
С любовью, Джейн
Р. S. Я взяла напрокат костюм для завтрашнего бала. Но пока не решаюсь признаться тебе, что это такое.
Твоя
Глава девятая
Я спал в комнате горничной. Горничная явно была меньше меня ростом, потому что обе мои ноги свешивались с матраса. И на кровати не было подушки — только валик, круглый, как телефонный столб, но намного жестче. Я сбросил его на пол, выиграв в длине кровати сантиметра два, но все равно мне казалось, что уснуть не удастся, хотя казалось недолго, потому что через пять минут я буквально отключился.
Когда я проснулся, сквозь щель между задернутыми шторами пробивался тонкий луч света, рисуя на кружевных занавесках замысловатый желтый узор. Где-то вдалеке послышался глухой автомобильный гудок. Я взглянул на часы. Девять. Поздно.
Я откинул простыню, сбросил ноги с кровати и встал. И вдруг почувствовал острую боль в спине, прямо под лопаткой.
Может, дело в слишком маленькой кровати. Я уже слишком стар, чтобы спать в маленьких кроватях.
Или, может, вчера я потянул какую-то мышцу, когда бросал француза через плечо.
Я порылся в чемодане, нашел халат, надел и пошел искать Ледока.
Он сидел на диване в гостиной, уже полностью одетый, склонившись над газетой на журнальном столике, с чашкой кофе в руке.
— А, mon ami, — сказал он и поставил чашку на блюдце. — Никак вернулись в мир живых, а?
— Не совсем, — сказал я. — Пока не полностью.
Он улыбнулся. Сегодня на нем была легкая тройка из серой шерсти, такая же безукоризненно чистая, каким был и вчерашний костюм, правда, до нашего путешествия по канализации. Он умудрился сложить новый галстук и разложить его так, что на нем не осталось ни морщинки. Еще на нем была белая рубашка с жестким воротником, серая бабочка, черные туфли и белые, аккуратно застегнутые гамаши.
— Присаживайтесь, — махнул он рукой, а сам встал. — Какой кофе предпочитаете?
— Горячий. Черный. Два кусочка сахара. — Я уселся в одно из хрупких кресел. — Спасибо.
— Не желаете круассанчик? Я выходил на улицу и купил несколько штук в кафе по соседству. Вполне съедобные.
— Нет, спасибо, Анри. Кофе достаточно.
— Bon. — Он кивнул и вышел из комнаты. Я устроился поудобнее и принялся рассматривать нарядных пастушков на картине. Овцы все еще спали. Я им позавидовал.
Вошел Ледок с чашкой на блюдце. И передал ее мне.
— Спасибо, — сказал я. Он снова уселся. Я кивком показал на газету. — Что-нибудь насчет нашего приятеля из канализации?
— Non. Но, боюсь, плохие новости все же есть.
Я отпил несколько глотков кофе. Он был великолепный, что меня, впрочем, не удивило. Я придерживался мнения, что тот, кто знал, как приготовить лягушачьи лапки a la meuniere, уж с чашкой-то кофе справится вполне.
— Какие именно?
— Астер Лавинг. Певичка. Умерла.
— Умерла? — как попугай повторил я.
— Передозировка героина, — объяснил он. — Вчера ночью.
Я опустил чашку с кофе.
— Надо было сходить на эту проклятую баржу.
— Мы бы все равно опоздали, дружище. Она умерла раньше, вечером. — Он поднял газету. — Перевести?
— Да. — Я глянул в сторону. — Черт!
Ледок откинулся на спинку дивана и принялся читать:
— «Астер Лавинг — прекрасная негритянская chanteuse, то есть певица, чье великолепное исполнение чудесной песни „Дрозд“ сделало ее…» — Ледок нахмурился. — Merde. Чушь. «…Сделало ее жемчужиной в короне парижской ночной жизни». — Он поднял голову. — Откуда они берут такие дикие словосочетания?
Я кивнул.
— Дальше.
Ледок снова обратился к газете.
— «…была найдена вечером во вторник мёртвой — смерть наступила от передозировки героина. Тело мисс Лавинг обнаружил в одиннадцать часов ее менеджер Жак Моррэ, который вызвал полицию и скорую помощь. Помочь певице уже не могли, и врач констатировал смерть. Как считают в полиции, мисс Лавинг
