Естественно, мы все промокли до нитки, а я чувствовала такую усталость, будто пробежала сотню километров. Я села, или скорее плюхнулась на ступени лестницы городских ворот. Дети сели рядом, Эдвард — слева, Мелисса — справа. Стекавшая с нас вода отбивала неровную дробь по камню, на котором мы сидели.

Несколько мгновений все молчали. Затем Мелисса глубоко вздохнула.

— Ух ты, — произнесла она, — а здорово было!

Я взглянула на нее. Фартучек на ней, канареечно-желтого цвета, весь вымок, светлые волосы потемнели и облепили головку, а глаза сияли, губы улыбались — на лице было выражение невероятного восторга.

На этот раз рассмеялась я. Ничего не могла с собой поделать. Потом и дети присоединились, даже Эдвард, который все дрожал, прижавшись ко мне сбоку. Смех, конечно, помог нам снять напряжение, хотя он и был истерический. Но, думаю, все лучше, чем утонуть.

Тут Мелисса наклонилась и сказала Эдварду:

— Какой же ты тру…

Тут я повернулась и наградила ее таким взглядом, какой вверг бы в оцепенение даже Медузу Горгону. Она так и осеклась.

Затем заговорил Эдвард. Он поднял на меня глаза и сказал, стуча зубами:

— Мама нас убьет.

Точно сказано: вряд ли Maman понравится, что ее детей едва не смыло с лица земли.

— Думаю, этого можно избежать, — сказала я. Конечно, это было не только в их, но и в моих интересах, чтобы Maman никогда не узнала об этом купании, хотя знать, что я думаю, детям было совсем не обязательно.

— Пошли. Надо скорее переодеться.

Мсье и мадам Бойль, хозяева гостиницы, бойко засуетились вокруг нашей промокшей команды, но я уговорила их не ставить в известность мадам Форсайт. У мадам, пояснила я, слабое сердце, и даже такой, на самом деле, несерьезный и забавный случай, ха-ха, если она о нем узнает, может смертельно ранить ее сердце. Мы все вымылись и переоделись в сухое, мадам Бойль выстирала наши мокрые вещи и повесила их на веревку сушиться, что на таком ярком солнце не заняло слишком много времени. (Я заплатила за ее услуги из тех денег, что агентство выделило мне на непредвиденные расходы, чтобы эта сумма не значилась в общем счете.)

Так что к ужину, когда объявилась Maman, все мы уже были одеты так же, как раньше. Вот только мой кардиган и всю нашу обувь спасти не удалось, они были потеряны безвозвратно. У детей в багаже нашлось предостаточно запасной обуви, у меня тоже оказалась лишняя пара туфель. Maman не заметила, что на всех другая обувь, а если она и обратила внимание, что на мне другой кардиган, то об этом даже не заикнулась.

Госпожа Форсайт потихоньку шла на поправку, хотя все еще испытывала слабость. Она едва притронулась к еде и, бодро вздыхая, вернулась к себе в комнату.

У меня же больше не было возможности выудить еще что-нибудь из Нила. Мелисса и Эдвард болтались в холле гостиницы, где мы сидели вдвоем с Нилом. Они вели себя довольно мило. И рассуждали о сегодняшнем злоключении совсем по-взрослому — маленькая неприятность, даже забавно, если вспомнить, — хотя мне казалось, что в душе Эдвард до сих пор боится, как бы прилив не поднялся по улице Гранд, не сорвал входную дверь с петель и не унес нас с ковра со всей своей неукротимой мощью. А Мелисса (как я подозреваю) втайне надеялась, что опасения Эдварда оправдаются. Сразу после девяти часов Maman снова явилась, бледная, точно привидение, и позвала всех спать. Завтра, сказала она, нам рано в дорогу.

Когда Мелисса заснула, я вышла из гостиницы и прошла до церкви. Горели уличные фонари, узкая дорога, вившаяся крутой спиралью вокруг холма и обрывавшаяся далеко на вершине, была пустынна. Кое- где в домах горел свет, олицетворяя семейный уют, который лично я едва помню. Я остановилась у крепостного вала за церковью и вгляделась в темное гладкое море, которое сейчас, казалось, окружало гору со всех сторон, превратив ее в островок посреди волшебного, залитого лунным светом озера. Сверху на меня глядели миллионы звезд. Я стояла там и размышляла о Ричарде Форсайте.

Что он за человек, думала я, если говорит о своих любовницах с маленьким кузеном? Говорит, что одной колет героин? А братцу обещает подарить кокаин?

Дети, играющие во взрослых, очаровательны. (Во всяком случае, Мелисса и Эдвард иногда кажутся такими.) Мне так хочется, чтобы Нил перестал играть и притворяться. Взрослые, играющие во взрослых, куда менее привлекательны.

Я прихожу к выводу, что мне этот человек не нравится.

Не волнуйся, Ева, я выполню все свои обязательства. Если его убили, хотя полицию вполне устраивает версия самоубийства, я сделаю все возможное, чтобы найти истинного виновника его смерти. Но я почему-то начинаю думать, что преступник вызовет у меня больше сочувствия, чем жертва.

Ну да ладно. Пора спать.